УДК 343.231
В статье рассматриваются проблемы построения и классификации единичных сложных преступлений. Сделана попытка определения юридической конструкции преступления. Анализируя существующие точки зрения, автор приходит к выводу, что юридической конструкцией преступления является некий симбиоз состава преступления и уголовно-правовой нормы. Сформулированы определения понятий простого и сложного преступлений с использованием содержания законодательных конструкций в качестве видовых отличий родового понятия «деяние». Проведена классификация сложных преступлений, основанием которой является их законодательная конструкция.
Ключевые слова: юридическая конструкция; законодательная конструкция преступления; состав преступления; сложное преступление; классификация сложных преступлений
Проблемы определения, классификации и квалификации сложных преступлений зачастую вызваны тем, что в юридической литературе к решению этого вопроса существуют разные подходы, подчас диаметрально противоположные. На наш взгляд, для унификации понимания обозначенного правового явления целесообразно рассматривать сложное преступление сквозь призму его юридической конструкции.
Термин «юридическая конструкция» часто используется как в юридической литературе, так и в правоприменительной практике, но иногда его наполняют разным содержанием и придают ему разное значение. Так, А.А. Ушаков отождествлял юридическую конструкцию с логической дедукцией, не придавая ей самостоятельного значения [29, с. 73], с чем вряд ли можно согласиться. Юридическая конструкция хотя и «является методом догматического изучения права, имеющим целью обратить последнее в связную систему понятий и точных определений» [33, с. 88–89], также «служит формой отражения действительности, является упрощенным, огрубленным образом общественных отношений, урегулированных правом» [20, с. 113].
В современной литературе можно выделить несколько аспектов понимания юридической конструкции: во-первых, как метода правового познания; во-вторых, как специфического построения нормативного материала [2, с. 275]; в-третьих, как средства, продукта и даже приема юридической техники [17, с. 193]; в-четвертых, как средства толкования и установления значимых фактов в процессе реализации норм права [31, с. 131]. В любом случаенельзя не согласиться с мнением А.И. Овчинникова, что с помощью юридических конструкций достигается оптимальное соотношение общего и частного, абстрактного и конкретного, нормы и реальности [19, с. 181].
Каждая юридическая конструкциядолжна обладать некоторым набором признаков. Эти признаки еще в 1898 г. сформулировал видный российский ученый Н.М. Коркунов [10, с. 353–354], а в 1906 г. Р. Иеринг разработал законы построения юридических конструкций [6, с. 95]. Однако какие бы термины применительно к требованиям построения юридических конструкций мы не использовали (законы, правила, признаки, условия, особенности и т.д.), все они сводятся к следующим:
1) юридическая конструкция должна быть универсальной, т.е. обладать полнотой, цельностью отражения признаков и отвечать всему множеству частных проявлений правоотношений;
2) юридическая конструкция должна быть последовательной, т.е. быть непротиворечивой, соответствовать общим положениям юриспруденции;
3) юридическая конструкция должна быть простой и естественной.
В зависимости от основания деления в правовой науке существует немало классификаций рассматриваемой юридической категории. Тем не менее ставшую уже традиционной дифференциацию юридических конструкций на теоретические и нормативные (законодательные) проводит большинство авторов.
Нормативные (законодательные) юридические конструкции всегда имеют свое выражение в определенной норме или наборе норм права. Теоретические юридические конструкции необходимы для познания того или иного правового явления сквозь призму его существенных признаков и поэтому используются в правовой науке. Тем не менее грань между этими двумя видами юридических конструкций весьма тонкая, поскольку ученые анализируют конструкции, закрепленные в нормативно-правовых актах, корректируют их, а также вырабатывают качественно новые, более совершенные юридические конструкции. Иногда теоретические и нормативные (законодательные) конструкции по своему содержанию совпадают, однако это тождество имеет временный характер, что обусловлено процессом усложнения общественных отношений, реакция на изменение которых со стороны законодателя и научного сообщества может быть совершенно иной. В случае если отношение еще не было урегулировано нормами права, возможны два варианта взаимодействия законодателя и научного сообщества: первый – создается законодательная конструкция того или иного отношения и уже после этого, анализируя ее положения, представители юриспруденции разрабатывают ее теоретическую юридическую конструкцию; второй – научное сообщество, изучив общественные отношения, приходит к выводуо необходимости их правового регулирования и рекомендует законодателю использовать конкретную юридическую конструкцию, законодатель же либо соглашается и создает ее, либо нет. Исходя из этого вывод В.В Чевычелова о том, что юридическая конструкция сначала моделируется учеными, а уже затем вводится в законодательство [30, с. 15], на наш взгляд, не столь однозначен. В этом свете бесспорно утверждение С.С. Алексеева, что именно юридические конструкции, их отработанность, есть показатель совершенства законодательства [1, с. 15].
Тем не менее стоит согласиться с определением понятия юридической конструкции, данным именно В.В. Чевычеловым, и рассматривать ее как «средство правотворческой техники, заключающееся в моделировании, определенном логическом построении нормативного материала, одновременно выступающее методом познания и толкования нормы права»[30, с.12].
В каждой отрасли права используются как общеправовые конструкции, так и отраслевые. По мнению М.В. Лушниковой и А.М. Лушникова, для уголовного права – это преступление и наказание [12, с. 194]. Данное утверждение нуждается в некотором уточнении: в уголовном праве юридическая конструкция наказания действительно имеет достаточно высокую теоретическую разработанность, однако вопрос о юридической конструкции преступления практически не ставится, вместо него авторы в большинстве случаев анализируют конструкцию состава преступления, по сути, отождествляя их.
Законодатель, криминализируя то или иное деяние, формулирует его юридическую конструкцию посредством описания отличительных признаков в Уголовном кодексе. Хотя криминализация деяния происходит путем внесения соответствующей статьи или части статьи в Особенную часть Уголовного кодекса, т.е. его описания непосредственно в диспозиции статьи или части статьи Особенной части, признать ее юридической конструкцией преступления мы не имеем права. В диспозиции, как правило, содержится лишь описание объективной стороны состава преступления, иногда в ней указываются признаки других элементов состава преступления, но никогда ее содержание не охватывает полного перечня существенных признаков состава преступления, и для их уяснения нам необходимо обращаться к положениям Общей части Уголовного кодекса. Связующим звеном между положениями Общей и Особенной частей Уголовного кодекса и выступает состав преступления.
Основываясь на указанной выше цепочке рассуждений, большинство авторов заняли позицию, что если преступление – это реальный акт человеческого поведения, то состав преступления – его законодательная конструкция [22, с. 7]. Того же мнения придерживаются М.И. Ковалев [7, с. 195], А.И. Марцев [15, с. 109], Н.К. Семернева [25, с. 14], С.Н. Болдырев и К.В. Казарян [4, с. 194] и др.
Однако нормы об определении или содержании понятия состава преступления в законе отсутствуют, все это выработано наукой уголовного права. Более того, существуют преступления, которые содержат несколько составов преступлений, и если следовать логике рассуждений, то в таких случаях мы должны говорить о преступлении, содержащем несколько законодательных конструкций, что абсурдно, ведь в уголовном праве одному правовому явлению соответствует одна законодательная конструкция. Потому признать состав преступления законодательной конструкцией преступления нельзя, мы можем говорить о нем лишь как о его теоретической (научной) конструкции.
Не является также юридической конструкцией преступления диспозиция уголовно-правовой нормы, поскольку она содержит лишь элементарное правило поведения, запрещенное уголовным законом, а значит, в ней отсутствуют остальные существенные признаки состава преступления. Свое описание, по мнению Ю.В. Есакова, они находят в гипотезе уголовно-правовой нормы, которая «может быть выведена из ст. 8 УК, где указывается, что основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления» [28, с. 12]. Однако это возвращает нас к неверному утверждению, как мы уже выяснили, что состав преступления является юридической конструкцией преступления.
Признать уголовно-правовую норму в качестве юридической конструкции мы также не можем, причина тому – несоответствие содержательной характеристики уголовно-правовой нормы и статьи Уголовного кодекса. Как справедливо отмечает З.А. Незнамова, существуют следующие варианты соотношения нормы и статьи закона:
1) уголовно-правовая норма содержится в одной статье закона или одна статья Уголовного кодекса содержит одну норму права;
2) уголовно-правовая норма формулируется в нескольких статьях Уголовного кодекса;
3) одна статья Уголовного кодекса может содержать две или более уголовно-правовые нормы [27, с. 70–71].
В результате, на наш взгляд, необходимо признать юридической конструкцией преступления некий симбиоз состава преступления и уголовно-правовой нормы. За наличие существенных признаков отвечает состав преступления, уголовно-правовая норма Особенной части отвечает за случаи наличия нескольких составов преступления в одном деянии (составное преступление). Между тем состав преступления – категория научная и признать ее законодательной до тех пор, пока не будет законодательно закреплено его определение, мы не имеем права. В этой связи предлагаем ввести ч. 2 в ст. 8 Уголовного кодекса Российской Федерации в следующей редакции:
«2. Составом преступления признается предусмотренная настоящим Кодексом достаточная и необходимая совокупность объективных и субъективных признаков, характеризующих общественно опасное деяние в качестве преступления».
Во-первых, при таком определении и понимании состава преступления он полностью будет соответствовать положениям Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов РФ, а также актам судебного толкования, которые рассматривают состав как нечто содержащееся в деянии. Во-вторых, состав преступления будет отражать реальные признаки деяния. В-третьих, в состав преступления входят не абсолютно все признаки, присущие отдельному преступлению, а лишь необходимые и достаточные для признания деяния преступлением, т.е. для наличия основания уголовной ответственности и его квалификации.
Конструкция простого преступления споров не вызывает: каждый из элементов состава преступления выражен одномерно, присутствуют исключительно обязательные признаки каждого из элементов, т.е. имеются один общий субъект (физическое, вменяемое, достигшее возраста уголовной ответственности лицо), один объект, объективная и субъективная стороны ничем не осложнены. Другими словами, необходимо лишь наличие каждого из них в структуре состава преступления.
С точки зрения логики построения понятий определение понятия – это логическая операция, в процессе которой раскрывается содержание понятия, т.е. совокупность признаков, отличающих его от других понятий [9, с. 409]. С точки зрения юридической техники определение понятия должно быть юридически точным, обладать простотой, полнотой и лаконичностью изложения.
Принимая во внимание все вышесказанное, определение понятия простого преступления может выглядеть, на наш взгляд, следующим образом: простое преступление – деяние, содержащее минимально необходимые признаки состава преступления, предусмотренного Уголовным кодексом РФ. Отсутствие указания на общественную опасность обусловлено тем, что данный признак характеризуется объективной стороной и объектом посягательства, виновность же охватывается субъективной стороной состава преступления.
Минимально необходимые признаки состава преступления – это наличие обязательных признаков каждого из его элементов, не более и не менее. В случае наличия хотя бы одногофакультативного признака состава преступления, имеющего уголовно-правовое значение, преступление становится сложным, поскольку происходит усложнение его юридической конструкции. Также преступление признается сложным, если хотя бы один из элементов его состава многомерен. Тем не менее каким бы образом ни была осложнена конструкция состава преступления, она всегда единично выражена. Исходя из этого, определение сложного преступления можно сформулировать как деяние, содержащее все признаки состава преступления, предусмотренного Уголовным кодексом Российской Федерации.
Придерживаясь обозначенных определений, стоит, с нашей точки зрения, согласиться с мнением А.В. Иванчина об отнесении кражи к сложным преступлениям: «…кража предполагает удвоенное деяние (изъятие, обращение). Налицо к тому же альтернативность «выгодоприобретателей» этих деяний вкупе с альтернативностью потерпевших (собственник, иной законный владелец). Все это позволяет оценить конструкцию основного состава кражи (как и состава любого иного хищения) в качестве сложной» [5, с. 75].
Классификаций сложного преступления существует много; это обусловлено тем, что их дифференциацию проводят по различным основаниям: по времени, по способу совершения, по последствиям, по количеству объектов, деяний, по направленности умысла и т.д. Безусловно, все они имеют важное теоретическое значение, позволяя нам намного глубже изучить сущность и особенности построения различных видов сложных преступлений. Однако все они имеют некоторый изъян, так как лишены единого основания деления. Необходимо также отметить, что основания классификации сложных преступлений содержатся в составе преступления, будучи либо его элементом, либо признаком элемента состава преступления.Поэтому выделение классификационных групп сложного преступления, основанием которых выступают их юридические конструкции, кажутся нам наиболее приемлемыми. Для простоты изложения материала далее теоретическую юридическую конструкцию мы будем сокращенно называть юридической конструкцией, законодательную юридическую конструкцию – законодательной конструкцией преступления. Итак, классификационными группами сложного преступления выступают:
преступления, характеризующиеся сложностью выполнения объективной стороны;
преступления, характеризующиеся сложностью законодательной конструкции.
К первой разновидности сложного преступления относятся длящиеся и продолжаемые преступления, которые осложнены именно особенностью посягательства и с особенностями законодательной конструкции не связаны.
Ко второй группе преступлений С.Н. Романюк, поддерживающий такую классификацию, относит преступления с несколькими объектами, составные преступления с двумя и более тождественными действиями, преступления с альтернативными признаками, преступления с дополнительными тяжкими последствиями, преступления с двойной формой вины [24, с. 10].
Не вызывает возражений выделение преступлений с несколькими объектами. Выделение же составных преступлений в качестве подвида сложного не совсем верно, поскольку сам автор, анализируя понятие сложного преступления, указывает, что такое деяние содержит признаки одного состава преступления [там же, с. 5], в то время как в составном преступлении их может быть несколько, но всегда не менее двух. Так и А.П. Козлов, выступающий за полное исключение составных преступлений, пишет о невозможности отнесения составного преступления к единичным сложным [8, с. 360].
Не совсем точно выделение преступлений с двумя и более тождественными действиями, так как в некоторых случаях обязательным должно быть совершение нескольких действий, при этом не являющихся тождественными. Это отчетливо видно в приведенном примере с кражей, где обязательно должно быть изъятие и перемещение. Поэтому с точки зрения формальной логики необходимо говорить о преступлениях с несколькими действиями, подвидами которых выступают преступления с тождественными или нетождественными действиями.
Вопрос законодательных конструкций сложных преступлений с несколькими нетождественными действиями затрагивает С.Н. Романюк, но делает это в рамках исследования преступлений с альтернативными признаками. Между тем небезосновательным выглядит его предложение уточнить подобные законодательные конструкции, заменив простые диспозиции статей Особенной части УК РФ описательными. На наш взгляд, такое предложение заслуживает внимания не только с теоретической точки зрения, но и с практической, ибо это может существенно облегчить работу судебно-следственных органов, особенно в части установления стадии совершения преступления.
Так, ч. 1 ст. 126 УК РФ «Похищение человека» необходимо изложить в следующей редакции:
«1. Похищение человека, т.е. его противоправное изъятие, перемещение и удержание, …».
Традиционно выделяемым видом сложного преступления является альтернативное преступление, или «преступление, в основе которого лежат альтернативные действия» [26, с. 9]. Характеризуется оно особенностью объективной стороны состава преступления, изложенной в диспозиции уголовно-правовой нормы Особенной части УК РФ. В ней перечислены различные действия, выполнение любого из которых влечет уголовную ответственность, в то же время выполнение всех перечисленных действий квалификации не меняет. Как правило, данные действия в реальной действительности тесно взаимосвязаны между собой и зачастую выступают последовательными этапами совершения одного преступления (например, ч. 1 ст. 228 УК РФ). Между тем есть альтернативные преступления, действия которых имеют связь лишь опосредованную, например, приводящие к одному и тому же результату: «загрязнение, засорение, истощение поверхностных или подземных вод, источников питьевого снабжения либо иное изменение их природных свойств…» (ч. 1 ст. 250 УК РФ).
Положение о существовании альтернативных преступлений является устоявшимся, однако среди специалистов уголовного права существует и противоположная точка зрения. Так, В.С. Прохоров пишет: «Всякий раз, когда в диспозиции описан ряд действий (или других признаков, характеризующих преступление) и установление любого из них достаточно для признания в действиях лица состава преступления, по существу речь должна идти об альтернативной диспозиции, содержащей несколько различных составов преступлений» [13, с. 269]. Его мнение поддерживает А.П. Козлов, который утверждает, что проблемы так называемых альтернативных преступлений – это проблемы построения и классификации диспозиции [8, с. 361].
Конечно, говоря о диспозициях, можно выделить среди них различные виды: простые, описательные, ссылочные, бланкетные, альтернативные, составные и т.д., но все это классификация диспозиций и к понятию преступления если и имеет отношение, то только косвенное. Отождествление указанных понятий недопустимо, и уж тем более недопустима замена одного понятия другим. Совершенно верно указывает Ю.Е. Пудовочкин на то, что в диспозиции располагаются наиболее специфические признаки, свойственные преступлениям отдельных видов, на основании которых эти преступления отличаются друг от друга [22, с. 7]. Диспозиция уголовно-правовой нормы Особенной части характеризует, как правило, только объективную сторону состава преступления, и она действительно может содержать признаки нескольких составов преступлений, но исключительно в части касаемо объективной стороны (иногда субъективной и субъекта), и исключительно в составных преступлениях. Потому утверждение В.С. Прохорова о том, что диспозиция альтернативного преступления содержит несколько составов преступлений [13, с. 269], также не имеет под собой достаточных оснований.
Помимо преступлений с альтернативными действиями существуют также конструкции, в которых альтернативно перечислены и другие признаки состава преступления. Среди них выделены преступления с альтернативными предметами, потерпевшими, мотивами и целями, способами совершения преступления и субъектами. Спорно, на наш взгляд, выделение преступлений с альтернативными объектами, проводимое С.Н. Романюком: автор ссылается на факультативный объект преступления, которому, в отличие от дополнительного, вред причиняется не всегда. Однако к особенностям законодательных конструкций сложных преступлений это не имеет прямого отношения, поскольку наличие второго объекта обусловлено не законодательной конструкцией, а обстоятельствами совершения преступного деяния. С другой стороны, если факультативному объекту причиняется вред, то мы говорим уже не о преступлении с альтернативными объектами, а о преступлении с двумя объектами, поскольку факультативный объект возводится в ранг обязательного дополнительного объекта, но это относится к особенностям выполнения объективной стороны, а не к особенностям законодательной конструкции.
В некотором уточнении нуждаются и преступления с дополнительными тяжкими последствиями, которые по своим признакам тесно соприкасаются с составными преступлениями и преступлениями с двумя формами вины. Так, по мнению С.Н. Романюка, законодательная конструкция таких преступлений характеризуется одним действием, одной формой вины и причинением дополнительных тяжких последствий [24, с. 16]. Между тем для многих составных преступлений достаточно одного действия (бездействия), совершенного с одной формой вины и повлекшего дополнительные тяжкие последствия, например разбой с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего (п. «в» ч. 4. ст. 162 УК РФ). Полярную позицию заняла Н.Н. Куличенко, которая считает, что в качестве подвида сложных преступлений их вообще выделять нельзя, «поскольку эти преступления по своей правовой природе являются составными преступлениями…» [11, с. 75], что также не совсем точно.
О преступлениях с дополнительными тяжкими последствиями можно вести речь лишь в случаях наличия в законодательной конструкции преступления неопределенных последствий. Данные последствия формулируются законодателем по-разному, например, «повлекшее тяжкие последствия» (ч. 2 ст. 201 УК РФ) либо «повлекло существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства» (ч. 1 ст. 285 УК РФ). Если в наступивших последствиях будут содержаться признаки еще одного или нескольких составов преступлений, то содеянное должно квалифицироваться по совокупности преступлений. В тех же случаях, когда тяжкие последствия четко определены, т.е. имеют признаки самостоятельного состава преступления, перед нами типичное составное преступление, квалифицируемое по соответствующей части статьи Особенной части Уголовного кодекса.
Преступление с двойной формой вины, получившее закрепление в ст. 27 УК РФ, на наш взгляд, нельзя относить к сложным преступлениям. Однако некоторые ученые, полагая, что в таких преступлениях деяние одно, придерживаются иного мнения. Так, В.А. Ширяев пишет: «Данного рода деликты не относятся к составным, т.е. не состоят из двух деяний: действие является общим признаком» [32, с. 14]. Такой же позиции придерживается и С.Н. Романюк [24, c. 16]. С точки зрения А.И. Рарога, законодательная юридическая конструкция имеет некоторую особенность, которая заключается в том, что «законодатель как бы сливает в один состав, т.е. юридически объединяет, два самостоятельных преступления, одно из которых является умышленным, а другое – неосторожным» [23, с. 101]. Такого же мнения придерживается большинство специалистов в области уголовного права [14, с. 49; 16, с. 50; 3, с. 9; 18, с. 15]. Тем не менее с точки зрения общей теории права указанное умозаключение выстроено не совсем верно.
Как мы уже выяснили, юридической конструкцией преступления является его состав вкупе с уголовно-правовой нормой. Несколько составов преступлений может содержаться в одном преступлении, но не может состав преступления содержать в себе преступление, тем более несколько самостоятельных преступлений. Законодательная конструкция преступлений с двумя формами вины характеризуется не только наличием двух форм вины в субъективной стороне, но и наличием двух последствий в объективной стороне, а также удвоением объекта. Другими словами, происходит удвоение всех элементов состава преступления, кроме одного – субъекта преступления, который и выступает тем связующим звеном, объединяющим различные составы преступлений в одном преступлении. Другими словами, законодательная конструкция таких преступлений содержит в себе два самостоятельных состава преступления, а это характерно только для составных преступлений.
Преступление с несколькими субъектами обычно рассматривают в рамках института соучастия, не оценивая его в качестве разновидности сложного. Однако в данном случае прежде всего осложнены такие элементы состава преступления, как субъект и объективная сторона. Субъект преступления обладает признаком многомерности, объективная сторона осложнена той ролью, которую играет каждый из субъектов, совершающих преступление. Как подвиды данного сложного преступления, исходя из характера участия и роли соучастников, можно выделить преступления, совершенные группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой, преступным сообществом.
Думается, что представленные нами рассуждения о юридической конструкции преступления дают возможность глубже познать сущность и юридическую природу этого центрального понятия в уголовном праве, а также наметить вопросы, требующие дальнейшего исследования. Предлагаемые определения понятий простого и сложного преступлений, сформулированные на основе их законодательных конструкций, позволяют: во-первых, точно определить их содержание, во-вторых, четко разграничить их между собой, в-третьих, обеспечить их единообразное понимание. Классификация сложного преступления, основанием которой выступает его законодательная конструкция, на наш взгляд, является универсальной, поскольку обеспечивает возможность выделять множество видов сложного преступления, не меняя основания. Классификация, предложенная нами, безусловно, не является исчерпывающей, однако она отражает наиболее распространенные в Уголовном кодексе РФ виды сложных преступлений. Все это, в свою очередь, поможет судебно-следственным органам избежать разночтения уголовно-правовых норм о преступлениях, благодаря чему гарантируется соблюдение принципов справедливости и равенства граждан перед законом.
Библиографический список
Алексеев С.С. Право. Азбука. Теория. Философия. Опыт комплексного исследования. М.: Изд. группа НОРМА – ИНФРА-М, 1998. 823 с.
Алексеев С.С. Общая теория права. М., 1982. Т. 2. 360 с.
Безбородов Д. Общая характеристика вины соучастников преступления // Уголовное право. 2004. №2. С. 9–11.
Болдырев С.Н., Казарян К.В. Технико-юридические конструкции в праве // Право. 2010. №1. С. 193–198.
Иванчин А.В. Сложные составы преступлений и проблемы их построения // Вестн. ЯрГУ. Сер. гуманит. науки. 2011. №2(16). С. 75–80.
Иеринг Р. Юридическая техника / пер. с нем. СПб., 1906. 105 с.
Ковалев М.И. Понятие «преступление» в советском уголовном праве. Свердловск, 1987. 208 с.
Козлов А.П. Юридическая природа составных и альтернативных «преступлений» // Вестн. КрасГАУ. 2006. №10. С. 358–362.
Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М.: Наука. 1976. 720 с.
Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1898. 354 с.
Куличенко Н.Н. Уголовно-правовая оценка единичного сложного преступления: дис. … канд. юрид. наук. Омск, 2006. 22с.
Курс права социального обеспечения / 2-е изд., доп. / М.В. Лушникова, А.М. Лушников. СПб.: Юстицинформ, 2009. 656 с.
Курс советского уголовного права. Часть Общая / отв. ред. Н.А. Беляев, М.Д. Шаргородский. Л., 1968. Т. 1. 224 с.
Ляпунов Ю.И. Квалификация составных (сложных) преступлений // Соц. законность. 1982. №1. С. 48–51.
Марцев А.И. Общие вопросы учения о преступлении. Омск, 2000. 136 с.
Назаренко Г.В. Вина в уголовном праве. Орел, 1996. 196 с.
Нашиц А. Правотворчество. Теория и законодательная техника / под ред. Д.А. Керимова. М., 1974. 256 с.
Никитина Н.А. Преступления с двумя формами вины: автореф. дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2011. 23 с.
Овчинников А.И. Правовое мышление: теоретико-методологический анализ. Ростов н/Д, 2003. 335 с.
Переверзев В.В. Юридическая конструкция как научная проблема: теоретико-правовой аспект // Философия права. 2009. №3. С. 113–116.
Питецкий В.В. Составные нормы в уголовном праве России: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Красноярск, 2004. 22 с.
Пудовочкин Ю.Е. Учение о составе преступления: учеб. пособие. М.: Юрлитинформ, 2009. 224 с.
Рарог А.И. Настольная книга судьи по квалификации преступлений. М., 2008. 224 с.
Романюк С.Н. Сложные единичные преступления: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Тюмень, 2008. 22 с.
Семернева Н.К. Квалификация преступлений (части Общая и Особенная): науч.-практ. пособие. [Проспект] / Урал. гос. юрид. акад. Екатеринбург, 2010. 185 с.
Семернева Н.К. Множественность преступлений: квалификация и назначение наказания / Н.К. Семернева, Г.П. Новоселов, З.А. Николаева. Свердловск, 1990. 84 с.
Уголовное право. Общая часть: учебник / отв. ред. И.Я. Козаченко. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Норма, 2008. 720 с.
Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: учебник / под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, А.И. Рарога, А.И. Чучаева. 2-е изд., испр. и доп. М.: КОНТАКТ, ИНФРА-М, 2008. 559 с.
Ушаков А.А. Очерки советской законодательной стилистики. Пермь, 1967. 206 с.
Чевычелов В.В. Юридическая конструкция (проблемы теории и практики): автореф. дис. … канд. юрид. наук. Н.Новгород, 2005. 26 с.
Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. Екатеринбург, 1993. 192 с.
Ширяев В.А. «Раздвоенная» форма вины как уголовно-правовая категория: дис. … канд. юрид. наук. М., 1998. 183 с.
Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. СПб., 1890. Т. 31. [Электронный ресурс]. URL: http://ru.wikisource.org(дата обращения: 10.09.2011).