УДК 347.1

МЕСТО ЖИЛИЩНЫХ ОТНОШЕНИЙ В КЛАССИФИКАЦИЯХ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ

С.И. Суслова

Кандидат юридических наук, зав. кафедрой гражданского права и процесса
Иркутский юридический институт (филиал) Российской правовой академии Министерства юстиции Российской Федерации
664011, г. Иркутск, ул. Некрасова, 4
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Анализируя известные в науке классификации общественных отношений, автор приходит к выводу о необходимости выделения свободных (добровольных), несвободных (принудительных) и вынужденных отношений. К последней группе отношений, являющихся относительно добровольными и относительно принудительными, и следует относить отношения жилищные. Автор не считает возможным рассматривать жилищные отношения как вид отношений имущественных, традиционно относимых к предмету гражданского права.

Ключевые слова: общественные отношения; имущественные отношения; жилищные отношения

Никто не сомневается, что жилищные отношения являются разновидностью отношений общественных. Однако анализ юридической литературы показал, что характеристика жилищных отношений с подобных позиций ограничивается только указанием на то, что они являются материальными, экономическими отношениями [3, с. 16–17], а также тем, что жилищные отношения складываются в основном в сфере общественного распределения и потребления (пользования) [18, с. 44]. Подобная лаконичность высказываний цивилистов по столь принципиальному вопросу не может не озадачить. Обосновать позицию о месте жилищного права в системе российского права можно только после четкого определения его предмета – тех общественных отношений, которые подлежат правовому воздействию. 

Несмотря на то обстоятельство, что само обращение к понятию «жилищные отношения» нельзя признать редким, тем не менее существующие по этому вопросу позиции и высказывания не позволяют ответить на многие принципиальные вопросы. Ставя во главу угла объект отношений, исследователи не дают ответа на вопрос, уже обозначенный нами ранее: где должна проходить та грань, за которой подобное «комбинирование» отношений вокруг объекта является достаточным, эффективным, целесообразным и необходимым? [20, с. 15]. Добавить к этому можно еще лишь следующее. Жилое помещение является только одним из элементов в системе «жилищные отношения», а потому игнорирование иных элементов таких отношений (субъектов, содержания, условий их возникновения) является ошибочным. Учитывая вышеизложенное, полагаем, что основой для исследования жилищных отношений и выявления их особенностей должно стать четкое определение места жилищных отношений в классификациях общественных отношений.

Видовая характеристика общественных отношений в трудах философов представлена тремя базовыми классификациями. Первой выступает деление отношений на отношения с участием людей и отношения в природе. Ознакомившись с их анализом, можно констатировать, что все отношения делятся на общественные (с участием людей) и необщественные (без участия людей). Очень многие исследования в сфере общественных отношений как раз и направлены на установление подобных отличий [2, с. 7–22]. Очевидно, что жилищные отношения должны быть отнесены к первой из названных групп.

Второй классификацией, которую можно отнести к основополагающей и имеющей важное значение для правовых наук, является деление общественных отношений на материальные и идеологические. Анализ данной классификации необходим для определения соотношений между понятиями «общественные отношения» и «правовые отношения». Важность данного деления, тем не менее, не позволяет обратиться к его анализу в рамках данной работы, поскольку сама постановка вопроса выходит за рамки обсуждения места жилищных отношений в классификациях общественных отношений.

В этой связи наибольший интерес представляет третья группа классификаций, направленных на подразделение общественных отношений и использующая критерий видов деятельности.

Так, О.В. Лармин подразделяет общественные отношения на материальные отношения по непосредственному обмену веществ между обществом и природой; технико-производственные отношения или отношения по техническому обмену деятельностью в результате разделения труда; экономические отношения или отношения собственности в сфере непосредственного производства, обмена, потребления, надстроечные отношения (политические, правовые, нравственные, эстетические и религиозные), духовные отношения [5, с. 57, 60, 80].

Традиционным для философской литературы советского периода является деление общественных отношений на материальные (собственности, производства, обмена, потребления), социальные как отношения между общественно-историческими общностями и людьми, к ним принадлежащими; политические (по поводу власти); духовные или идеологические – по поводу производства, обмена или потребления духовных благ [6, с. 115].

В ряде случаев авторы не обосновывают выделение тех или иных групп общественных отношений, об этом свидетельствует лишь архетоника научной работы. Так, А.В. Дроздов выделяет материальные, идеологические, духовные [2, с. 65–97]. В.Н. Кудрявцев, со ссылкой на М.Н. Перфильева, указывает на три основных группы общественных отношений: экономические, социальные, политические – и лишь констатирует, что «существуют и иные классификации» [4, с. 61].

Ю.Г. Ткаченко делит все общественные отношения на производственные, социальные, политические и духовные [21, с. 89]. Причем истоком такого деления, во многих философских работах называемой методологической (!) основой для существования подобных классификаций выступает положение, сформулированное в одной из работ К. Маркса о том, что способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процесс жизни вообще [19, с. 95]. Другими словами, ученый не трактовал это как классификацию сфер общественной жизни, за него это сделали советские исследователи, использующие его фразу как основу для научной классификации. На это обращал внимание А.В. Дроздов, отмечая, что «в указанном положении Маркса вообще не говорится об отношениях и тем более об их классификации» [2, с. 114].

Серьезное значение для права имеет так называемая «общностная» классификация, подразделяющая все общественные отношения в зависимости от того, в качестве членов какого общественного объединения субъект осуществляет свою деятельность (семья, организация, коллектив и т.д.). При этом очевидно, что существование такой классификации ставит под сомнение допустимость выделения социальных отношений, поскольку последние определяются именно как отношения, складывающиеся между классами, нациями, т.е. между общественно-историческими общностями. Социальные отношения трактуют и как экономические, но не включаемые в процесс производства, а касающиеся стадии обмена, распределения, потребления [21, с. 91].

На огромное значение подобной трактовки общественных отношений обращали внимание еще дореволюционные правоведы. Так, С.А. Муромцев, рассматривая подобные союзы в качестве элемента той среды, в которой могут возникать соответствующие отношения, подмечал: «Все эти и другие подобные им союзы рассчитаны на многие отношения, в которых выступают субъектами попеременно или одновременно все члены союза; но в каждом отдельном случае один член является субъектом, а прочие члены союза образуют благоприятствующий элемент среды. Помогая мне при установлении обладания каким-либо предметом, защищая меня от какого-либо нападения, мои семейные, сотоварищи, сограждане представляют собой элемент среды, благоприятствующий установлению или сохранению какого-либо моего отношения, защищая, может быть, в то же время и свои собственные отношения»[7, с. 69].

Классификация общественных отношений в зависимости от тех сфер деятельности, в которых эти отношения возникают, представляется на первый взгляд наиболее значимой именно для юриспруденции. Связано это с тем, что разграничение сфер общественных отношений (предметов) должно лечь в основу системы права. Попытки провести такую систематизацию учеными предпринимались неоднократно. Однако часто исследователи приходили к выводу, что система права никогда не совпадет с системой общественных отношений, хотя «можно сказать, что многие отрасли права и отрасли законодательства “тяготеют” к определенным сферам общественных отношений» [4, с. 62].

В качестве иллюстрации подобных исследований нельзя не привести позицию С.С. Алексеева, который в контексте анализа проблем системы права выделил девять групп общественных отношений, являющихся предметом правового регулирования [1, с. 25–31]. Он справедливо обращает внимание на то, что подобное деление общественных отношений имеет значение только для права, а выделение подобных групп предопределено спецификой самих общественных отношений, которые в силу своих особенностей предопределяют применение особого метода регулирования. Вместе с тем с итоговым выводом автора о выделении именно таких групп общественных отношений согласиться сложно. Одни из них выделены исключительно по признаку субъекта этих отношений (отношения государственных органов, имущественно-распорядительная самостоятельность субъектов), в основу обоснования самостоятельности других заложены факты, порождающие эти отношения (факт родства или состояния в браке), третьи выделяются по виду деятельности (исполнительно-распорядительная, в сфере расследования уголовных дел, в сфере принудительного осуществления прав и др.).

В современной юридической литературе классификация общественных отношений на определенные группы продолжается. Наиболее детальное исследование данного вопроса представлено в работе В.Ф. Попондопуло. Автор, исследуя общественные отношения и оценку их влияния на систему права, приходит к нескольким основным выводам.

Во-первых, все общественные отношения могут быть подразделены, в зависимости от типа (характера) социальной деятельности, на свободные (частные) и несвободные (публичные).

Во-вторых, система права может быть представлена только двумя отраслями права – частной и публичной. Вся иная систематизация может касаться только сферы законодательства, а соответственно, классифицированы могут быть только нормативно-правовые акты.

В-третьих, систематизация нормативно-правовых актов, также не может быть произведена по сферам деятельности, так как «не является содержательной и вряд ли эффективна, поскольку абсолютное большинство актов фигурировало бы в таком случае одновременно в нескольких или даже во всех классификационных группах».

Наиболее приемлема, по мнению исследователя, та классификация, в которой используются оба подхода: и деятельностный, и правовой. Каждый отдельный подход (сугубо научный или практический; построенный на критериях только сферы деятельности или только отрасли права) является неэффективным.

Подход, предложенный В.Ф. Попондопуло [17, с. 78–101], отличается логичностью и последовательностью. Деятельность, действительно, является содержанием для общественных отношений, выступающих в таком аспекте исследования их формой. Зависимость содержания от формы и формы от содержания, соответственно позволяют согласиться с тем, что свободная деятельность приобретает форму свободных отношений, а, соответственно, несвободная деятельность форму несвободных отношений. Однако ограничиться исключительно подобной дихотомией нельзя. Во-первых, нужны четкие критерии для разграничения свободной и несвободной деятельности. Нам представляется, что центральной характеристикой свободной деятельности должна стать добровольность участия в ней, а для несвободной деятельности таким ядром должно стать указание на принудительность или обязательность ее возникновения и существования. Одновременно с этим, во-вторых, добровольность и принудительность могут быть разной степени. Добровольность, как проявление свободы и принудительность, как проявление несвободы могут быть абсолютными и относительными.

Абсолютность добровольности проявляется в отсутствии каких либо довлеющих над субъектом факторов, кроме его потребности, удовлетворить которую или отказаться от ее удовлетворения, избрать соответствующий способ удовлетворения потребности он вправе по собственному желанию и усмотрению. Абсолютность принудительности означает, что субъекты не имеют права выбора, не могут отказаться от вступления в такие отношения, не могут предопределять их содержание.

Относительность добровольности проявляется в том, что внешне добровольная деятельность внутренне таковой не является. Принадлежность к социальным группам и их изначальное неравенство требуют соответствующего правового регулирования; потребности, порождающие вступление в соответствующие отношения могут быть жизненно важными в биологическом плане и достижимыми только одним способом. В последнем случае вступление в такие отношения – это единственно возможный способ продолжения существования субъекта, а соответственно, являются для него вынужденными.

В то же время государство, признав себя социальным, предопределило необходимость формирования целого блока отношений, в которых принудительность для граждан носит не абсолютный, а относительный характер. Это выражается в том, что они сами решают, вступать или не вступать в подобного рода отношения (по оказанию социальной помощи, в том числе и по предоставлению жилых помещений), но в дальнейшем принятие соответствующих решений происходит исключительно велением публичных органов. Для органов же власти такие отношения по своей природе также являются вынужденными.

Соответственно, наряду со свободными (добровольными) и несвободными (принудительными) отношениями следует выделить группу вынужденных отношений, которые обладают относительной степенью добровольности и принудительности. Эта черта деятельности и их формы – отношений во многом специфична, что предопределяет особенность и тех правовых форм, в которые они облекаются.

Гражданские отношения с подобных позиций являются отношениями свободными, тогда как жилищные отношения должны относиться к отношениям вынужденным. Относительность их свободы и добровольности предопределена отсутствием выбора при возникновении отношений. Относительность обязательности отчетливо наблюдается в отношениях по решению жилищных проблем с участием органов публичной власти.

Можно заключить, что вид человеческой деятельности, как основа для деления общественных отношений, не может быть в полной мере применим для правовых наук в целом и цивилистики в частности. Важным для права становится не столько то, что составляет содержание общественного отношения, а то, что становится причиной его возникновения и существования. Само содержание общественных отношений имеет значение только с позиции возможности права в той или иной степени вмешиваться в процесс зарождения, существования (в т.ч. изменения) и прекращения данных отношений. На уровне общего право способно предписывать, разрешать или запрещать соответствующее поведение, которое, в свою очередь, есть описание отношения права к тому или иному виду деятельности в целом через отношение к конкретным поведенческим актам.

В заключение следует заметить, что представители правовых наук, наверное, более других стали родоначальниками выделения огромного числа общественных отношений. Не так часто, но и в текстах нормативно-правовых актов встречается упоминание о соответствующих группах общественных отношений: социально-трудовых [12], межнациональных [13], лесных [15], водных [16], межбюджетных [9], платежно-расчетных [10] и денежно-кредитных [11], хозяйственных [8], собственности [14]. В юридической литературе данные примеры значительно более многочисленны. Так, ученые исследуют специфику гражданских, личных, имущественных, публичных, частных, административных, земельных, трудовых, служебных, социальных, экономических, семейных, жилищных, корпоративных, экологических, арендных, этноконфессионных, финансовых, алиментных, научно-технических, федеративных, межэтнических, миграционных, договорных, налоговых, обязательственных, вещных, социально-политических, организационных, энергетических, кредитных, социально-обеспечительных, правозащитных, наследственных, церковно-государственных, лизинговых, информационных, потребительских, военно-служебных, оффшорных, предпринимательских, валютных, преддоговорных, рыночных, военно-религиозных, инвестиционных, конкурсных и многих других отношений.

Систематизация данных отношений может быть проведена по различным направлениям. Часть групп общественных отношений выделяются по критерию объекта (имущественные, личные, земельные, жилищные, валютные, информационные и т.д.), часть групп обособлены по тем субъектам, между которыми отношения возникают (церковно-государственные, военно-служебные, предпринимательские и т.д.). Также можно говорить о выделении групп отношений от сферы деятельности (информационные, научно-технические и т.д.). Однако значение такого деления минимально. По сути, выделение той или иной группы общественных отношений в качестве объекта исследования предопределено постановкой исследовательской задачи и критерий, по которому формулируется название той или иной группы отношений, подлежащей изучению, может быть любой. Другое дело, что анализ соответствующей группы общественных отношений должен производиться в зависимости от заданного критерия классификации.

Здесь важно заметить другое. Большинство названий общественных отношений при их исследовании уже заданы «правовыми рамками», т.е. их появление предопределено соответствующим законодательным закреплением и фактически отражает элементы системы права: отраслей (гражданские, частные, публичные, административные и т.д.); подотраслей (наследственные, вещные, обязательственные, международные); институтов (договорные, арендные и т.д.). Таким образом, данные отношения сами по себе не могут быть положены в основу любой систематизации права, поскольку сами являются результатом законодательного закрепления. Некоторые из терминологических решений появились благодаря нормам законодательства и вне рамок такого закрепления вообще не мыслятся (например, вещные, обязательственные), другие имеют экономические корни (например, арендные) и существовали также и при отсутствии описания в норме права. Однако последние представляют длящные, обязательственные, ы системы права: отраслей (гражданские, частные, публичные, административные и т.д.); подотраслей (на правоведов интерес исключительно с позиции их правового регулирования.

Жилищные отношения в таком срезе трактуются исключительно как имущественные, поскольку жилое помещение считается имуществом, а потому отношения, возникающие по поводу него, безапелляционно считаются таковыми. Это дает основание для выводов либо о комплексности жилищного права, либо о характеристике его в качестве подотрасли права гражданского. Вместе с тем указанный вопрос не может быть разрешен столь поверхностным выводом, что требует более детального его изучения. Как представляется, большинство из признаков имущественных отношений, ставшими аксиоматичными в юридической литературе, не могут быть использованы для характеристики отношений жилищных.

Библиографический список

1. Алексеев С.С. Общие теоретические проблемы системы советского права. М.: Гос. изд-во юрид. лит, 1961. 187 с.

2. Дроздов А.В. Человек и общественные отношения. Л.: Изд-во ЛГУ, 1966. 124 с.

3. Красавчиков О.А. Основы жилищного законодательства: предмет регулирования и юридическая природа // Основы сов. жилищ. законодательства: межвуз. сб. науч. тр. Свердловск: Изд-во УрГУ, 1981. С. 9–25.

4. Кудрявцев В.Н.Право и поведение. М.: Юрид. лит., 1978. 192 c.

5. Лармин О.В. О структуре общественных отношений // Очерки методологии познания соц. явлений. М.: Мысль, 1970. 344 с.

6. Машков А.П. Развитие общественных отношений в период перехода от социализма к коммунизму. Л., 1965. 240 с.

7. Муромцев С.А.Определение и основное разделение права / вступ. ст., коммент. д-ра юрид. наук, проф. Ю.И. Гревцова. 2-е изд., доп. СПб.: ИД СПбГУ, Изд-во юрид. фак. СПбГУ, 2004. 224 с.

8. О Концепции взаимного правового регулирования хозяйственных отношений и выравнивания условий хозяйственной деятельности государств – членов Экономического союза: решение стран СНГ от 10 февраля 1995 г. // Рос. газ. 1995. №60.

9. О Концепции межбюджетных отношений и организации бюджетного процесса в субъектах Российской Федерации и муниципальных образованиях до 2013 года: распоряжение Правительства Рос. Федерации от 8 авг. 2009 г. №1123-р // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2009. №33, ст. 4129.

10. О платежно-расчетных отношениях во внешнеэкономических связях Российской Федерации в 1992 году: указ Президента Рос. Федерации от 12 июня 1992 г. №621 // Рос. газ. 1992. №137.

11. О платежно-расчетных и денежно-кредитных отношениях с государствами – бывшими республиками Союза ССР: постановление Правительства Рос. Федерации от 3 сентября 1992 г. №658 // Рос. газ. 1992. №208.

12. О Российской трехсторонней комиссии по регулированию социально – трудовых отношений: Федеральный закон Рос. Федерации от 1 мая 1999 г. №92-ФЗ // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1999. №18, ст. 2218.

13. О Совете при Президенте Российской Федерации по межнациональным отношениям: указ Президента Рос. Федерации РФ от 5 июня 2012 г. №776 // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2012. №24, ст. 3135.

14. Об отмене статьи 16 Соглашения о взаимном признании прав и регулировании отношений собственности: решение стран СНГ от 24 декабря 1993 г. // Вестник ВАС РФ. 1994. №3.

15. Об утверждении Правил отмены правовых актов органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации, осуществляющих переданные полномочия Российской Федерации в области лесных отношений: постановление Правительства Рос. Федерации от 29 июня 2011 г. №524 // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2011. №28, ст. 4217.

16. Об утверждении Правил расходования и учета средств, предоставляемых в виде субвенций из федерального бюджета бюджетам субъектов Российской Федерации на осуществление отдельных полномочий Российской Федерации в области водных отношений: постановление Правительства Рос. Федерации от 27 окт. 2006 г. №629 (ред. от 28 дек. 2010 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2006. №45, ст. 4707.

17. Попондопуло В.Ф.Система общественных отношений и их правовые формы (к вопросу о системе права) // Правоведение. 2002. №4. С. 78–101.

18. Седугин П.И. Право на жилище в СССР. М.: Юрид. лит., 1983. 224 с.

19. Семилет Т.А. Проблема регуляции деятельности общественными отношениями: дис. … канд. филос. наук. Л., 1984. 176 с.

20. Суслова С.И. Жилищные права: понятие и система. М.: Юриспруденция, 2011. 234 с.

21. Ткаченко Ю.Г. Методологические вопросы теории правоотношений. М.: Юрид. лит., 1980. 176 с.