УДК 341.4

БЫЛ ЛИ ТЕРРОРИЗМ В ДРЕВНЕМ МИРЕ? К ВОПРОСУ О ПРЕДПОСЫЛКАХ И ФАКТОРАХ СТАНОВЛЕНИЯ СОВРЕМЕННОГО ТЕРРОРИЗМА

Н.А. Чернядьева

Кандидат юридических наук, доцент кафедры международного и европейского права
Пермский государственный национальный исследовательский университет
614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Статья посвящена вопросу исторических корняей современного международного терроризма. Автор анализирует эволюцию политического, преимущественно международного, насилия в Древнем мире. Показано, что насильственные методы политического воздействия активно использовались в то время. Терроризм, как способ управления обществом, был известен государствам Древнего Египта, античным полисам, Римской империи; террор носил государственный, легальный характер. Именно тогда складывались предпосылки и формировались элементы терроризма как социально-политического явления.

Ключевые слова: международный терроризм; насилие; террор; античность; сикарии

История человеческой цивилизации свидетельствует о том, что насилие всегда было объективным фактором развития. В течение тысячелетий с помощью насильственных методов разрешались политические, социальные и экономические противоречия между народами. Нередко силовое принуждение становилось лидирующей внешней, формальной стороной международного общения.

Во времена Древнего Востока, Греции и Рима складывались матрицы европейских культурных моделей, которые в Средние века и в Новое время получили статус образцов. Именно тогда зарождались и развивались формы власти, сохранявшиеся потом тысячелетиями. Политическая и военная история нашей цивилизации представляет собой непрерывную цепь событий, связанных с применением насилия и даже, по мнению ряда исследователей, террористических актов. В частности, такой точки зрения придерживается Дж. Арас. [9, с. 11] Данные факты также нашли свое отражение во многих письменных хрониках древности.

Обычно происхождение термина «террор» (terror) принято связывать с событиями Великой Французской революции. Данная точка зрения нашла свое отражение не только в научной литературе, но и документах, подготовленных Секретариатом ООН [4, p. 6; 15, т. 33, с. 237; 20, с. 7; 25, с. 51]. Такая позиция нуждается в уточнении. Понятие «terror» впервые появляется в литературных произведениях Древнего Рима как эмоциональное восклицание («Страх и ужас!»), общеупотребительное выражение для передачи драматики описываемой ситуации [25, с. 62]. В период Ренессанса, когда римское литературное наследие получило общеевропейскую известность, выражение «Страх и ужас!» стало устойчивым словосочетанием и употреблялось как политическое обозначение в эмоциональной оценке кровавых событий [27, с. 58]. Именно в это время «terror» стал самостоятельным, беспереводным термином. Современное его значение – политическое насилие, имеющее целью вызвать страх в обществе, – действительно закрепилось только в связи с французскими событиями конца ХVIII века. Таким образом, история термина «terror» на тысячелетия старше того явления, которое мы привыкли понимать, когда слышим о нем сейчас.

Можно согласиться с Ю.С. Горбуновым, который пишет, что террор, в современном понимании этого термина, в Древнем мире служил фоном, играл второстепенную роль [16, с. 21]. Однако, вызывает сомнение вывод ученого, что террор в античные времена имел узкую сферу применения: лишь как подсобное средство в физическом устранении политических оппонентов. Действительно, террористические методы применялись для устранения политических противников.

Платон в «Законах», рассуждая о власти, объявлял законным уничтожение тирана любыми средствами, включая и хитрость [27, с. 619]. Убийство Юлия Цезаря в 44 г. до н.э., например, может рассматриваться как один из классических актов политического насилия, в котором реализовалась античная идея Платона. Дж. Аррас прямо называет данное убийство террористическим актом. Хотя, думается, в этом случае мы имеем дело с удачной попыткой государственного переворота [9]. Значительная часть римских императоров стали жертвами политических убийств (Калигула, Домициан, первый солдатский император Максимин и многие другие).

Яд и кинжал как средство смены неугодного правителя известны и в истории Древнего Востока. Так, в XII в. до н. э. высокопоставленные придворные организовали заговор с целью убийства Рамсеса III и возведения на престол сына одной из его супруг [33, с. 410]. Еще Геродот писал, что египтяне сведущи в отравлении, а в песне IV «Одиссеи» утверждается, что они научили этому искусству греков. Царь Понта Митридат VI Евпатор обожал яды и слыл сторонником их применения в политических целях [1, р. 4].

Сведения о политических убийствах древнем мире содержатся и в Библии. В Ветхом Завете, в Книге Пророка Иеремии описывается убийство Годалия (Гедалии), вавилонского наместника Иудеи, совершенное в 586 г. до н.э. [12], которое, по мнению Л.В. Маневича, представляет собой первый задокументированный пример политического убийства в нашей истории [24, с. 7, 12].

Но применение политического насилия в древнем мире не ограничивалось актами индивидуального характера. Вся политическая материя того времени была пронизана идеей жестокости, агрессии и страха. Так, фараон Тутмос III (1525-1473 гг. до н.э.) в своем «Поучении» рекомендовал придерживаться законов и применять насилие по отношению к своим подданным: «Вызывай у людей страх перед собой, ибо только тот является действительным властелином, кого люди боятся» (цит. по [14, с. 233]).

Политическое насилие применялось древним государством по отношению как к внутренним, так и к внешним противникам.Также оно использовалось как противозаконное средство для разрешения противоречий между политическими силами, применялось оппозицией для достижения своих политических целей. О. Шпенглер писал, что античное государство, хотя и декларировало высокие ценности, поддерживало свое существование постоянными мерами насилия, ограблением своих и чужих [34, с. 202–203].

Одна из первых классических работ, посвященная насильственному конфликту между государствами, это описание Фукидидом Пелопонесской войны (431–404 гг. до н.э.) между Делосским и Пелопонесским союзами. Древнегреческий историк описывал события военных действий между двумя самыми могущественными городами-полисами: Афинами и Спартой. Причиной войны послужил неизменный спутник насилия – страх перед могуществом другой стороны. Описание Фукидида насыщено примерами жестокости обеих сторон: уничтожение должностных лиц покоренных городов по жребию, массовая бессмысленная гибель людей, рассуждения о праве сильного решать судьбу побежденного. По мнению Фукидида, все это обнаруживает политический и нравственный упадок Греции [30, с. 150–151].

Эллинистическая империя Александра Македонского и Римская империя, мировые державы своего времени, – предшественники европейской цивилизации вошли в историю как редкие примеры центров однополярного социума, диктующих свои условия и не считающихся, в современной терминологии, с правами и интересами остального мира. Имперское сознание во многом основывалось на законности применения к покоренным неограниченных и изощренных форм насильственного поведения. Спецификой того периода стало то, что политическое насилие, как метод политической и правовой активности, не имело самостоятельного статуса. Оно применялось несистемно и без явных сформулированных целей.

В 330 г. до н.э. войско Александра Македонского захватило столицу Персидского царства Персеполь. Через несколько месяцев город был сожжен завоевателями. Данное действие не имело реальной практической значимости – город уже не сопротивлялся, был присоединен к македонской державе. Сожжение, очевидно, должно было демонстрировать мощь армии Александра, стать символом участи побежденного, создать ауру всевластия победителей и беспомощности, унижения покоренных.

Римская империя во взаимоотношениях с другими народами также преимущественно пользовалась «колониально-принудительными» методами войны и насилия. Достаточно рано в Риме сформировалась идея провиденциальной миссии – предназначенного ему господства над другими народами. Во многих случаях римляне были безжалостны и жестоки в достижении поставленных целей. Так, во время Третьей Пунической войны (2 в. до н.э.) один из богатейших городов Ойкумены – Карфаген, имеющий полумиллионное население, был полностью разрушен, а оставшиеся в живых жители проданы в рабство. Место, где располагался город, было засыпано солью. Именно данному событию посвящена крылатая фраза римского полководца и государственного деятеля Катона Старшего – непримиримого врага Карфагена, который, под впечатлением величия и богатства города, был ярым сторонником идеи его уничтожения. Катон Старший заканчивал все свои речи в Сенате (вне зависимости от их тематики) фразой: «Кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен» (Ceterum censeo Carthaginem esse delendam) [32, с. 504].

В те времена среди внешнеполитического инструментария лидировал прием «защищаясь, угрожай своей силой». Лучшим способом обеспечения мира считалось создание собственного образа непобедимого жестокого завоевателя. Об этом писал, например, Аристотель в шестой книге «Политики» [20, с. 48]. Аристотель считал, что общество подчиняется естественному закону природы: делению людей на тех, кто властвует, и на тех, кто подчиняется, что ведет к конфликту как естественному состоянию общества. В связи с тем, что противостояние в обществе неизбежно, насилие является необходимым элементом в политической деятельности [10, с. 592–594].

Таким образом, уже в Древнем мире зародился и нашел свое воплощение актуальный и сегодня принцип мирового правового пространства – «дилемма безопасности». Его суть состоит в том, что государства следуют принципу «угроза насилием» в противовес другим государствам. Цель подобного поведения – повышение уровня своей безопасности. Однако подобного не случается, так как соседи и соперники используют такие же средства внешнеполитического воздействия. В результате эта тенденция делает государства менее защищенными, общий уровень потенциальной угрозы повышается. Насилие становится общим правилом политического поведения [21]. Этот вывод имеет существенное значение для исследуемой темы. Возведение применения насилия в статус приемлемой и даже поощряемой формы политического поведения обусловило закономерность его эволюции в дальнейшем и распространение за рамки отношений «государство-государство» в среду негосударственных политических субъектов.

В научной литературе высказана точка зрения, что в недрах Римской империи впервые появляется негосударственный субъект, осуществлявший террористическую деятельность. Речь идет о радикальном крыле религиозно-политической секты зелотов (в переводе с древнегреческого – «ревнители») – сикариях, которые действовали в римской провинции Иудея (Южная Палестина) в I в. н.э. Они выступали непримиримыми борцами с римским господством. Свое название они получили от латинского слова «sica», что означало один из видов короткого кривого кинжала, которым в соответствии с ритуалом убивали противника [15, т. 29, с. 855–856]. Сикарии не только вели борьбу с римлянами, но и уничтожали представителей иудейской знати, сотрудничавших с завоевателями. Сикарии, смешавшись с толпой, во время праздников убивали неугодных, во время паники им удавалось скрыться. Римляне назвали сикариев палачами. От рук сикариев погиб первосвященник Ионафан. Они под видом паломников проникли в храм, обступили первосвященника и поразили его кинжалами, а затем, смешавшись с толпой, скрылись. Иосиф Флавий обвиняет в убийстве первосвященника прокуратора Феликса, якобы подославшего убийц – сикариев: «Деяния убийц преисполняли весь город ужасом» [22, с. 203]. К ним, возможно, согласно библейским текстам, одно время принадлежали Симон Кананит и Иуда Искариот (Сикариот), входящие в число двенадцати апостолов [13]. Исторические сведения о сикариях содержатся в труде Иосифа Флавия «Иудейская война», в котором описываются события войны между иудеями и Римом в 66–70 гг. н.э. Результатом этой войны стало печальное знаковое событие для еврейского народа – разрушение Иерусалима и начало еврейской иммиграции по всему миру [22].

Насколько обоснованно идентифицировать сикариев как террористическую организацию? Впервые такую характеристику им дал американский исследователь Дэвид Рапопорт еще в 1984 г. [5, р. 167–194; 6, р. 658–677; 7, р. 195–213]. Вслед за этим констатация факта террористического характера деятельности сикариев появилась во многих зарубежных и российских работах (см., напр., [11, с. 74; 3, р. 105; 9, с. 17; 32; 16, с. 12–14; 30]). Англо-американская политико-правовая традиция достаточно широко трактует терроризм, включая в него многочисленные варианты действий политического насилия, в том числе внутренние политические протесты и бунты, выступления национальных меньшинств, диверсии и даже забастовки (labor violence) [3, р. 30–49; 8, р. 13–29]. Поэтому точка зрения о террористической природе движения сикариев имеет логику и обоснованность в рамках научной концепции английского, американского права. Насколько корректно так ставить вопрос в рамках континентальной правовой традиции?

Анализ текста работы Иосифа Флавия позволяет говорить о сикариях скорее как о группе, ведущей национально-освободительную борьбу. Иосиф Флавий писал: «И теперь сикарии восставали против тех, которые хотели подчиниться римлянам и обращались с ними во всех отношениях, как с врагами, грабя их имущество, угоняя их скот и сжигая их дома. “Ведь нет никакой разницы, говорили сикарии, между ними и чужими, так как они постыдно продали свободу, за которую так много было войн, и сами облюбовали римское рабство”» [22, с. 306–307]. Несомненно, сикарии использовали экстремистские методы: убийства, уничтожение имущества. Однако эти действия имели под собой четкую цель: освобождение Иудеи от римского господства, создание самостоятельного государства евреев. Таким образом, в действиях сикариев отсутствовала цель – воздействие на государственную власть путем создания обстановки страха в обществе. Еще менее правдоподобным представляется взгляд на сикариев как на организацию международного террористического толка. За исключением элемента национальной принадлежности (сикарии – евреи, их противники – латиняне), мы не найдем ни одного признака международной деятельности данной группы: все боевые действия осуществлялись на территории римской провинции Палестина, отсутствовало иностранное влияние и участие иностранцев в конфликте, цели деятельности носили локальный, а не международный характер.

Представляется, что сикарии явились историческими предшественниками современного терроризма. Они создали определенные предпосылки для развития в дальнейшем разных экстремистских форм политического участия, на практике апробировали методику, которую впоследствии с успехом применяли в том числе и террористы.

Таким образом, отметим, что в исследуемый период времени главными субъектами политического насилия могут считаться государства. Именно насилие было основным политическим инструментом государственного управления. До эпохи Просвещения отсутствовали, даже на уровне теории, идеи ограниченного государственного правления. Считалось, что государство вправе применять по отношению к своим подданным любые меры в силу своей властно-публичной природы. Поэтому уже изначально, на этапах раннего становления государства, цивилизационно сформировалось отношение к государственному насилию, в последующем трансформировавшемуся в том числе и в государственный терроризм, как к законному средству, а к оппозиционному – как противоправному, нарушающему интересы государства, влекущему суровое наказание.

Ю.С. Горбунов находит в насильственной деятельности древних государств признаки террористической деятельности: «Проявления терроризма и истоки его современных течений можно найти на Древнем Востоке, в греческих и римских республиках» [18, с. 24–27]. Данная точка зрения не бесспорна. В древности политическое насилие существовало как достаточно аморфное, лишенное внутренней структуры, целевого характера явление. Несомненно, что существующая с момента возникновения политическая борьба сопровождалась насильственными акциями, но говорить о самостоятельном характере терроризма в том времени означает искусственно вычленять его, придавать ему завышенную политико-правовую оценку. Древние государства были знакомы с бунтами, властными переворотами, освободительными выступлениями, криминальными убийствами, иными насильственными актами, в которых присутствовали отдельные признаки террористических актов. Однако все они были лишены стержневого признака терроризма – не были направлены на реализацию главной террористической цели: воздействие на политическую власть через создание обстановки страха в обществе. Социум был объективно не готов к восприятию террористического информационного посыла. Отсутствовали необходимые предпосылки: наличие крупных социальных групп, соответствующего социального и этнического самосознания, сформированных внутри- и межсоциальных связей. Карл Ясперс, характеризуя это время, говорил: «… В это время произошло открытие того, что позже стало называться разумом и личностью. Но то, что достигается отдельным человеком, отнюдь не становится общим достоянием. Высшие возможности мышления и практики, получившие свое осуществление в отдельных личностях, не стали общим достоянием, ибо большинство людей не могло следовать по этому пути. То, что вначале было в этом движении свободой, стало в конечном итоге анархией» [34, с. 34–36]. Освальд Шпенглер считал, что у людей античности не было внутренне приобретенной истории и потому никакого понимания политических нужд настоящего и будущего [33, с. 203]. Таким образом, представляется, что относительно Древнего мира логично говорить лишь об элементах терроризма в политико-правовой практике, о процессе становления терроризма как самостоятельного явления.

Библиографический список

1. CollardF. Pouvoir ет poison. Histoire d'un crime politiqlje de l'Antiqljite а nos jours editions du seuil. Paris. Seul., 2007. 356 р.

2. KaplanJ. History and Terrorism //The Journal of American History. 2011. June. Р. 101–107.

3. Kaplan J. Interpreting the Interpretive Approach: A Friendly Reply to Thomas Robbins // Nova Religio. 1 (Oct. 1997). Р. 30–49.

4. Measures to prevent international terrorism which endangers the lives of innocent people, or leads to their death, or threatens fundamental freedoms, and study of the underlying causes of those forms of terrorism and acts of violence stemming from poverty, frustration, grievance and despair and encourage some people to sacrifice human lives, including their own, in an effort to achieve a radical change // Doc А/С. 6/418. 19 р.

5. Rapoport D.C. Before the Bombs There Were the Mobs: American Experiences with Terror // Terrorism and Political Violence. №20. (April 2008). Р. 167–194.

6. RapoportDavid C. Fear and Trembling: Terrorism in Three Religious Traditions.// American Political Science Review. №78. (Sept. 1984). Р. 658–770.

7. Rapoport David C. Messianic Sanctions for Terror // Comparative Politics. №20. (Jan. 1988). Р. 195–213.

8. Robbins T. Religious Movements and Violence: A Friendly Critique of the Interpretive Approach // Nova Religio. 1. (Oct. 1997). Р. 13–29.

9. Арас Дж. Терроризм вчера, сегодня и навеки. Баку, 2003. 298 с.

10. Аристотель. Политика // Аристотель. Сочинения: в 4 т. М., 1983. Т. 4. 644 с.

11. Бекбосынова С. Международный терроризм в современном мире // Observer. 2007. №12. С. 74–80

12. Библия. Ветхий Завет. Иер. 42-1 гл.

13. Библия. Новый Завет. Деяния Святых Апостолов 21,38.

14. БрестедД., Тураев Б. История Древнего Египта. Мн. Харвест, 2003. 380 с.

15. БрокгаузФ.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. СПб., 1900–1901.

16. Гельман М. Русский способ. Терроризм и масс-медиа в третьем тысячелетии. М., 2003. 196 с.

17. Горбунов Ю.С. Зарождение терроризма // История государства и права. 2007. №17. С. 7–23.

18. Горбунов Ю.С. Терроризм и правовое регулирование противодействия ему. М.: Молодая гвардия, 2008. 467 с.

19. ДиспоЛ. Машина террора. Париж, 1978. 350 с.

20. Доватур А.И. «Политика» Аристотеля // Аристотель. Сочинения: в 4 т. М., 1983. Т. 4. С. 38–52.

21. История мировой политики. URL: http://rudocs.exdat.com/docs/index-171133.html (дата обращения: 15.03.2011).

22. ИосифФлавий. Иудейская война. СПб., 2004. 458 с.

23. Камю А. Бунтующий человек. М., 1991. 415 с.

24. МаневичЛ.В. О Книге Пророка Иеремии [Вступ. ст.] // Ветхий Завет / пер. с древнеевр. М.: Рос. библейское о-во, 2001. 187 с.

25. ОдесскийМ., Фельдман Д. Поэтика террора. М., 1997. 205 с.

26. Орел В.Э. Еще раз о Страхе и Ужасе // Палеобалканистика и античность. М., 1989. С. 58-60.

27. Платон. Законы // Платон. Собр. соч: в 4 т. М., 1998. Т. 3, 4, кн. 10.

28. Терроризм // Универсальная научно-популярная онлайн-энциклопедия «Кругосвет». URL: http://www.krugosvet.ru-/enc/istoriya/TERRORIZM.html. (дата обращения: 04.05.2011).

29. Терроризм как глобальная проблема современности // Всемир. антикримин. и антитеррорист. форум. URL: http://www.waaf.ru/index_ru.php?-Section=6¶graph=37&article =42 (дата обращения 10.09.2012).

30. Фукидид. О Пелопонесской войне. СПб.: Воен. б-ка, 1837. 464 с.

31. Церен Э. Библейские холмы. М.: Правда, 1986. 438 с.

32. Шифман И.Ш. Карфаген. СПб., 2006. 502 с.

33. Шпенглер О. Закат Европы. Образ и действительность. М., 1993. 597 с.

34. ЯсперсК. Смысл и назначение истории. М., 1991. 527 с.