УДК 347.2

СОСЕДСКОЕ ПРАВО И ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ:
ВОПРОС ВЗАИМОСВЯЗИ (ИСТОРИКО-ПРАВОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ)

Ю.В. Виниченко

Кандидат юридических наук, доцент, докторант

Байкальский государственный университет экономики и права

664003, г. Иркутск, ул. Ленина, 11

E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

На основе анализа источников российского права и положений доктрины доказывается, что нормы, касающиеся соседских отношений, существовали в отечественном праве и в те периоды, в которые институт частной собственности на землю в России отсутствовал (до XVIII в., в «советский» период). Исходя из этого делается вывод об отсутствии онтологической связи между соседским правом и правом собственности и, как следствие, критически оценивается планируемое закрепление в Гражданском кодексе РФ соседских прав как ограничений права собственности.

 Ключевые слова: соседские отношения; соседское право; право собственности; ограничения права собственности; права участия

В результате модернизации отечественного гражданского законодательства в Гражданском кодексе Российской Федерации (далее – ГК РФ) должны получить прямое закрепление нормы, устанавливающие так называемые соседские права, сформулированные в проекте федерального закона о внесении изменений в ГК РФ [20] (далее – Проект) как ограничения права собственности в пользу соседей.^

Можно отметить, что указанное понимание соседского права не является новым для отечественного правопорядка: в виде ограничений права собственности «права» соседей закреплялись в Своде законов Российской империи (далее – Свод законов, Свод), который содержал специальный раздел, именуемый «право участия частного» и непосредственно посвященный регулированию соседских отношений (ч. II. отд. 1 гл. 2 «О праве собственности неполном» разд. 2 кн. 2 ч. 1 т. X). При этом право участия частного определялось как право постороннего участия в выгодах чужого имущества, «когда участие установляется единственно и исключительно в пользу какого либо из частных владельцев» (ст. 433 ч. 1 т. X Свода), а в ст. 432 ч. 1 т. X говорилось, что «право собственности бывает неполным, когда оно ограничивается в пользовании, владении или распоряжении другими посторонними, также неполными на то же самое имущество правами», и в числе последних называлось право участия в пользовании и выгодах чужого имущества [30].

Вследствие подобного оформления нормы соседского права, являясь положениями об ограничении права собственности, оказываются не более чем «логическим продолжением» института права собственности. Однако о возникновении последнего, на наш взгляд, можно говорить не ранее закрепления на законодательном уровне самого понятия «право собственности», что в России происходит только в конце XVIII в., в указах Екатерины II. Исходя из этого, как представляется, должен последовать вывод об отсутствии до этого времени в отечественном праве и соседского права, поскольку ограничение чего-либо возможно лишь при условии существования этого ограничиваемого.

Анализ источников русского права свидетельствует об обратном.

Правила, так или иначе касающиеся соседских отношений как взаимодействия лиц в связи с эксплуатацией ими соседствующего (смежного или близко расположенного) недвижимого имущества, содержались и в таком древнем памятнике права, как Русская Правда, и в Псковской Судной грамоте, и в Судебниках 1497 и 1550 гг., и в Соборном уложении 1649 г. (далее – Соборное уложение, Уложение). В их числе можно указать, например: правила об ответственности за уничтожение или повреждение межевых знаков (ст. 34 Краткой редакции по Академическому списку, ст. 71–73 Пространной редакции Русской Правды [27, с. 48, 69], ст. 62 Судебника 1497 г., ст. 87 Судебника 1550 г. [28, с. 61, 118], ст. 231–233 гл. X Соборного уложения [29, с. 141]); норму о необходимости установления изгородей между граничившими землями во избежание потравы посева скотом (ст. 61 Судебника 1497 г., ст. 86 Судебника 1550 г. [28, с. 61, 117–118], ст. 230 гл. X Соборного уложения [29, с. 141]); запрет «чинить какую пакость» соседям (ст. 279 гл. X Соборного уложения [29, с. 149]).

В контексте настоящей работы следует заметить, что появлению данных положений (сначала в виде норм обычного права) и их последующему закреплению в дошедших до нас письменных источниках предшествовало возникновение соответствующих – соседских – отношений, поскольку, как справедливо отмечал Д.Д. Гримм, нормы и правила, которыми люди руководствуются в своих взаимных отношениях, «уже предполагают наличность известных реальных отношений между людьми и являются – непосредственно или косвенно – отражением этих отношений, а следовательно сами по себе представляют не первичное, а производное явление, – один из продуктов совместной жизни людей, вне которой самое появление их было бы немыслимо» [8, с. 2]. Появление соседских отношений, в свою очередь, было связано с переходом славян, как и других древних племен, от первобытной (родовой) к крестьянской (соседской) общине, отличительной особенностью которой, по мнению специалистов, является сочетание индивидуальной собственности «на дом, приусадебный участок, а затем и на пашню, иногда – луг, и общинной собственности на пустующие земли и остальные угодья» [32, стб. 418, 420; 31, с. 8–9, 37–38]. До указанного перехода, в период родоплеменной организации общества, «соседями» скорее считались племена, а позднее – государства, занимавшие смежные территории (венеды, сарматы, скифы, гирры, пеквины, фены, анты и др.). Так, и Н.М. Карамзин, повествуя «о славянах и других народах, составивших государство Российское», использует термин «соседи» применительно либо к иноплеменным народам, являющимся «жителями или соседями древней России», либо к «соседственным с империею» землям [12, с. 21, 24, 25, 29 и др.].

В условиях коллективного ведения хозяйства, совместного потребления или уравнительного распределения получаемых продуктов (свойственных первобытному обществу) соседские отношения, предполагающие индивидуализацию недвижимого имущества, были невозможны. Соответственно, появление индивидуальной собственности объективно повлекло возникновение отношений, связанных с использованием вещей, теперь принадлежавших не общине в целом, а ее отдельным членам. Как следствие, необходимым стало формирование правил, направленных на разрешение или предупреждение конфликтов, связанных с таким соседским взаимодействием. Исходя из этого именно характерную для соседской общины индивидуализацию недвижимого имущества, т. е. присвоение последнего отдельными членами коллектива, следует признать одним из основных начал, онтологически определивших появление норм соседского права(подробнее об этом см. [3, с. 26–29]).

Однако при этом необходимо подчеркнуть, что индивидуализацию недвижимого имущества, обусловившую появление соседских отношений и соседского права, не следует отождествлять с правом частной собственности.

С одной стороны, индивидуальная собственность была известна на Руси еще «в Олегово время», о чем свидетельствуют договоры «с греками» (911, 945 гг.), содержащие нормы о наследстве: «ибо ежели бы имущество принадлежало роду, то не было бы места для завещания: член рода не мог бы распоряжаться и отдавать в собственность после своей смерти то, на что и сам не имел права собственности при жизни» [2, c. 71].

С другой стороны, под «имением», которое переходило по наследству, в этот период понимались только движимые вещи, в качестве которых вплоть до XVII в. в России юридически рассматривался и такой объект, как дом [4, c. 587–588]. Учитывая, что соседские отношения складываются в связи с эксплуатацией соседствующего недвижимого имущества, вопрос о генезисе соседского права, таким образом, следует рассматривать через призму истории поземельной собственности, относительно которой Г.Ф. Шершеневич писал: «При редком населении, обширных пространствах земли, занимаемых им, громадных лесах, покрывавших почти всю Россию, существование частной собственности на землю представляется невероятным, потому что из-за земли не возникало никаких споров, которые в первобытном обществе составляют начало юридических определений. Отношение к земле было фактическое, а не юридическое (курсив наш. – Ю.В.)» [33,c. 225].

О юридическом отношении к земле, т.е. о праве собственности в России, можно говорить, как уже отмечалось, лишь с конца XVIII в. Однако это не означает, что фактические отношения по присвоению, использованию и переходу земельных участков до этого времени отсутствовали. Они существовали, но для их участников эти отношения были именно фактическими, на уровне материально-вещественного отграничения «своего», полученного в результате собственного завладения, и «чужого» как уже занятого кем-то другим. Об очевидности и бесспорности данного положения свидетельствует суждение С.В. Пахмана, предварившего тезис о том, что свойственное человеку стремление к исключительному и независимому обладанию определенными ценностями «первоначально проявляется в одном физическом господстве над вещами, основанном на индивидуальной силе, и всякое обладание носит характер чисто-физический» словами «как известно» [25, с. 1]. Поэтому даже если такие отношения по присвоению вещей и именовать собственностью, то именно собственностью, а не правом собственности. По сути эти отношения являлись владением.

Отмеченное фактическое отношение к земле и вещам вообще сохраняется в России, по крайней мере, до XVII в., о чем явно свидетельствуют нормы действовавшего в тот период Соборного уложения 1649 г. Так, в ст. 211 Уложения было указано: «А будет кто похочет чюжею землею завладети насильством, и для того ту чюжую землю хлебом посеет, и учнет ту землю называти своею землею и в том на него будут челобитчики… (здесь и далее курсив наш. – Ю.В.)». В статье 218 говорилось о «чюжом угодье»; в статье 224 встречаем выражения «на нивах своих» и «чюжие нивы или огороды». Норма статьи 233 предусматривала: «А будет кто у кого насильством отымет землю или межи или грани переделает, а сыщется про то допряма, и у того, кто так учинит, та чюжая земля взяв отдати тому, у кого отнял, да на нем же доправити владенье по государеву указу, а за насильство учинити наказание, что государь укажет». Примечательна и статья 242, содержавшая норму на случай, если «будет кто в своем лесу чюжия озера выловит, или сенныя покосы покосит насильством…». В статье 239 заключалось указание «на чюжей земле лесу не росчищати, и сенных покосов не прибавливати», равно как «в чюжой лес не вступатися, и своим лесом не называти», а также чужими угодьями «насильством не владети» [29, c. 138, 139, 140, 141, 143]. И эти примеры можно продолжить.

Не о праве собственности, а о присвоении «впрок», «навеки» говорилось и в заключаемых в то время договорах, типичным примером которых может быть следующий: «С аз Иван Степанов сын Урусов с сыном своим Иваном продали есми впрок... в дом преч. Богородицы... вотчину свою купленную... селцо Степановское... А взяли мы я Иван Урусов с сыном своим Иваном за ту свою вотчину... две тысячи рублев денег» [4, с. 759, 527, 641, 696, 758].

Но если права собственности не существовало, а была только собственность как фактическое (экономическое) завладение, то чем можно объяснить наличие в Соборном уложении норм соседского права, в том числе частично воспроизведенных впоследствии в разделе Свода законов о праве участия частного (ср., в частности: ст. 238, 278, 279 гл. X Уложения и ст. 442, 445 ч. 1 т. X Свода [29, с. 142, 149; 30])? Единственно возможным в таком случае представляется вывод об отсутствии связи между соседскими отношениями и их правовой регламентацией, с одной стороны, и правом собственности – с другой; о том, что соседские отношения есть по своей сути фактические отношения, складывающиеся независимо от права собственности на объект, в связи с эксплуатацией которого они существуют.

При этом нельзя не указать также на сохранявшийся в России еще долгое время (до конца XIX в.) общинный характер землевладения [9, с. 13], суть которого укладывается в формулу: «то земля Божия, да государева, а наше владение» [4, c. 769]. Земли, когда-то захваченные князьями, после стали «дароваться» и «жаловаться» боярам, помещикам, которые покупали-продавали, меняли их. Причем это были не только пустующие, но и населенные государственные земли. В связи с этим неверно полагать, что соседские отношения складывались только между указанными «собственниками». Их участниками гораздо чаще становились проживающие на этих землях и пользующиеся ими крестьяне, составлявшие наиболее многочисленную часть населения государства. Нормы дошедших до нас письменных источников русского права касались и отношений «христиан промежу себя» (например, ст. 62 Судебника 1497 г.), являвшихся лишь владельцами обрабатываемых земельных участков.

На этом основании можно сделать еще один вывод: ни нормативное закрепление права собственности, ни его последующая детализация не имеют определяющего значения при правовом воздействии на соседские отношения, а следовательно, и развитие соседского права не обусловлено закреплением и развитием права собственности.

Свое подтверждение данный тезис находит и при обращении к отечественному праву так называемого «советского» периода.

С отменой вследствие известных событий 1917 г. права частной собственности на землю и утратой силы Сводом законов Российской империи институт права участия частного формально лишился своего основания. Однако можно утверждать, что отмеченные политико-правовые преобразования в России не оказали существенного влияния на сами соседские отношения как предмет соседского права.

Основание для подобного утверждения дает прежде всего закрепление в Земельном кодексе РСФСР 1922 г. [11] (далее – ЗК РСФСР) нормы о том, что «землепользователь не имеет права совершать на своем земельном наделе действия или устраивать сооружения, нарушающие существенные интересы соседних землепользователей» (ст. 24). Представляется, что данная норма не могла появиться в отсутствие фактических соседских отношений, связанных с пользованием землей, и таким образом позволяет констатировать их наличие (сохранение) в России и после указанных перемен, причем именно в той сфере, которая, казалось бы, претерпела наиболее решительные изменения. Кроме того, та же ст. 24 ЗК РСФСР свидетельствует о том, что соседские отношения по-прежнему возникали в связи с пользованием объектами.

Стоит заметить, что закреплению приведенной нормы предшествовал целый ряд иных актов ВЦИК и СНК РСФСР, содержащих положения, которые отражали имеющиеся в обществе соседские отношения. Так, в ст. 24 разд. III «Порядок предоставления земли в пользование» декрета ВЦИК от 19 февраля 1918 г.«О социализации земли» [23] устанавливалось, что «в городах земля отводится в порядке заявлений в соответствующий местный Совет, поскольку стройка не угрожает нанесением ущерба соседним зданиям и удовлетворяет прочим требованиям строительного устава». В соответствии с п. «д» ст. 53, утвержденной данным декретом Инструкции для установления потребительно-трудовой нормы землепользования на землях сельско-хозяйственного значения одним из оснований прекращения права пользования участком земли, являлся случай, «когда пользование землей со стороны данного лица наносит вред соседнему хозяйству (например, выделка химических веществ)». Норма ст. 83 Положения о социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию [24] предписывала, что каждая сельскохозяйственная производительная коммуна обязана, в числе прочего, оказывать всемерную помощь соседним крестьянам в улучшении их хозяйства. Преамбула к Инструкции СНК РСФСР от 17 марта 1921 г. «О правильном использовании живого и мертвого инвентаря путем трудовой взаимопомощи в целях обработки и обсеменения маломощных и красноармейских хозяйств» [21] гласила, что «пользование чужим инвентарем ни в коем случае не может быть бесплатно и каждый пользующийся чужой лошадью, плугом, сохой, бороной обязан возместить соседу его затраты трудом, участием в починке орудий и в заготовке корма для скота». В примечании к ст. 2 постановления СНК РСФСР от 18 июля 1921 г. [22] указывалось, что «ремонт установок в пределах какой-либо квартиры, если неисправность не отражается на правильности функционирования их в соседних квартирах или домовой сети в целом, производится самими жильцами данной квартиры, без обязательного участия жильцов других квартир или домоуправления».

Еще одним аргументом в пользу наличия в России фактических соседских отношений в рассматриваемый период может служить широкое применение советскими судами ст. 1 Гражданского кодекса РСФСР 1922 г. [6], в соответствии с которой гражданские права охранялись законом, «за исключением тех случаев, когда они осуществляются в противоречии с их социально-хозяйственным назначением». Так, анализируя данную статью, В.П. Грибанов писал: «В первые годы действия ГК 1922 г. ст. 1 была чрезвычайно популярна и применялась судами очень широко» [7, с. 69]. Ученый объяснял это двумя основными, на его взгляд, причинами: тем, что ст. 1 ГК в то время еще не была достаточно четко обоснована теоретически, а также сравнительно невысоким уровнем правовой культуры судов того времени, «которые, как отмечалось Пленумом Верховного суда РСФСР уже в наказе ГКК 1924 г., “не находя иного выхода по сложному вопросу, ограничиваются голословной ссылкой на ст. 4 ГПК или ст.ст. 1 и 4 ГК”» [7, с. 69].

Думается, что отмеченная «популярность» ст. 1 ГК РСФСР была вызвана еще одной причиной – наличием в обществе таких отношений, которые вследствие отмены ранее действовавших и регулировавших их правовых актов, но непринятия взамен новых нормативных установлений оказались вне сферы необходимого правового воздействия. В число таких отношений попали и взаимоотношения между соседствующими субъектами. И если в части землепользования соседи могли сослаться на ст. 24 ЗК РСФСР, то единственным средством государственно-правовой защиты их интересов, например, в области жилищных отношений была как раз ст. 1 ГК РСФСР.

Повторим, с прекращением действия Свода законов Российской империи закрепленные в нем нормы о праве участия частного утратили свое формальное основание, в связи с чем говорить о соседском праве в России в этот период именно как о правовом институте, имеющем свое внутреннее единство и являющемся частью общей системы права, безусловно, не приходится. Однако наличия соответствующих правовых норм настоятельно требовали объективно существовавшие в обществе соседские отношения. Вследствие прихода новой власти и отмены частной собственности на землю люди не стали жить изолированно друг от друга, а предоставленные им на праве пользования земельные наделы по-прежнему оставались частью общей земной поверхности, а потому сохранялось и соседство, неизбежно порождающее конфликты соседствующих лиц.

В условиях практически полного отсутствия специальных норм правовым основанием для разрешения таких «соседских» споров в 20-е гг. в России и стали положения ст. 24 ЗК РСФСР и ст. 1 ГК РСФСР, которые, таким образом, можно рассматривать как нормы соседского права, если понимать последние как правила, регулирующие соседские отношения. Об этом свидетельствует и практика Верховного суда РСФСР того периода. Так, Б.К. Комаров приводит следующий пример из практики ВС РСФСР 1925 г.: «После постройки мельницы гр. Н. и др., мельница Зем. об-ва стала подтапливаться. Определение Г.К.К. говорит, что “на основании ст. 24 З.К. ответчики должны были предварительно, до постройки мельницы, произвести соответствующее обследование и войти в соглашение с вышележащей мельницей, дабы не нарушить соседского права”, и далее: “Суд может отказать в требовании истцов о закрытии вновь построенной мельницы в силу ст. 1 Г.К., однако он должен, если признал, что нарушения соседского права имели место, отказать в полной мере в иске”» [14, с. 16].

Одним из немногих исключений и одновременно наиболее убедительным доказательством наличия в России данного периода норм соседского права является Горный закон РСФСР 1928 г. [5] (действовавший до 1976 г.), в котором прямо говорилось о соседских правах. В частности, в данном законе особо выделялся раздел VI «Взаимоотношения между соседними горнопромышленниками», правила которого очень напоминают положения ч. 1 т. X Свода законов Российской империи и ст. 293, 294 ГК РФ в редакции Проекта. Так, устанавливалось, что горнопромышленник «обязан за соответствующее вознаграждение разрешать соседнему горнопромышленнику, работающему на смежных или перекрывающихся площадях месторождений, пользоваться его канавами, шахтами, штольнями, штреками и машинами, служащими для спуска и отлива воды, при условии, что такое пользование, необходимое для работ на указанных площадях, не сопряжено с опасностью или с серьезными стеснениями для первого» (ст. 175) и «не вправе препятствовать соседнему горнопромышленнику, работающему на смежной площади месторождения, пользоваться водой, протекающей по обеим площадям» (ст. 177). Норма ст. 181 Горного закона предписывала, что «осуществление соседских прав, предусмотренных ст. 169–180, как общее правило, производится в порядке добровольного соглашения между горнопромышленниками, а при отсутствии соглашения – с предварительного каждый раз разрешения управления горного округа, которое и определяет порядок и пределы допустимого стеснения», причем «порядок и условия осуществления соседских прав, установленные как соглашением горнопромышленников, так и постановлениями управления горного округа, сохраняют свою силу в случае перехода прав на разработку соответствующих смежных или перекрывающихся отводов к другим лицам» (ст. 182). Определялся и порядок разрешения споров горнопромышленников, возникающих «в связи с осуществлением соседских прав» – эти вопросы относились к компетенции управления горного округа (ст. 183).

Говоря о нормах соседского права советского периода, следует также отметить, что после 1917 г. еще некоторое время фактически сохраняли свое практическое значение и правила официально не отмененного царского Устава Строительного, регламентировавшего высоту строений, минимально допустимое расстояние между ними и т. п. [19, c. 3]. Кроме того, в своих взаимоотношениях граждане «новой» России продолжали руководствоваться и теми «старыми» обычаями, которые складывались у них на протяжении не одного десятка лет. Это признавали и советские ученые. Например, Л.И. Минаков отмечал, что «некоторые нормы нравственности, обычаи, традиции и обряды перешли к нам из эксплуататорского общества. Общечеловеческие моральные нормы, обычаи и т.д., выработанные угнетенными классами в течение тысячелетий в борьбе против эксплуататоров, влились в правила социалистического общежития» [15, с. 11]. Часть этих обычаев, несомненно, касалась соседских отношений.

Наличие соседского права признавали и ученые данного периода. Более того, в юридической литературе подчеркивалась его необходимость и значимость. Так, Б.К. Комаров указывал: «Смежность земельных участков требует регулирования отношений между соседями <…> актуальность соседского права, особенно в нашу эпоху – эпоху строительства, разумеется, не подлежит сомнению» [14, с. 16]. Идею соседского права последовательно развивал И.Б. Новицкий, отмечавший, что «соседскую проблему следует признать имеющею актуальное значение и в условиях действующего советского права», прежде всего ввиду того, что «отмежевание границ соседского права должно быть основано на единственном признаке – факта соседства, независимо от юридического титула соседей (курсив наш – Ю.В.)» [17, с. 12. См. также: 16; 18; 19]. Позднее, в 70-е гг., о сложности и практической значимости «проблемы соседских отношений», которые «существуют объективно, однако никакого законодательного закрепления… не получили», писал, в частности, Б.В. Ерофеев [10, с. 178–179]. В данной связи нельзя согласиться с О.А. Поротиковой, которая отмечает, что «соседское право было незнакомо нашей советской доктрине, считалось атрибутом западных, буржуазных направлений в праве» [26, с. 90].

Соседское право, действительно, было мало разработано, чего не отрицали и советские ученые [14, с. 15; 10, с. 178], однако это не означает его полного отсутствия. Как можно убедиться, оно было, но в отличие от своих предшественников – дореволюционных цивилистов, ученые данного периода отмечали, что соседское право «вытекает не из права собственности, а из пользования», которое в советском праве рассматривалось не только как элемент содержания права собственности, но и как самостоятельный институт [14, c. 14–15].

В условиях непризнания права частной собственности указанное понимание соседского права, вероятно, было единственно возможным, но именно оно представляется наиболее соответствующим как сущности самих соседских отношений – объективного и вынужденного взаимодействия лиц, связанного с эксплуатацией соседствующего недвижимого имущества и вытекающего из факта владения им [3, с. 9 и др.], так и истории их правовой регламентации в России.

При этом можно отметить, что та или иная характеристика соседского права и направления его развития в отдельные периоды были значительно детерминированы мировоззренческими (гносеологическими, теоретико-познавательными) факторами, т. е. теми или иными взглядами, представлениями [1, с. 33]; в частности, при принятии Свода законов Российской империи – воспринятой отечественным законодателем западноевропейской концепцией соседского права [33, с. 230; 13, с. 161], после 1917 г. – идеологическими воззрениями нового руководства нашей страны. Если же говорить об онтологических (исторических) началах соседского права, т. е. факторах, вызвавших его к жизни, оказавших «существенное воздействие на обретение им бытия» и обусловливающих ту или иную его форму [1, с. 203], то, насколько нам удалось это показать, право собственности к их числу не относится. Именно об этом свидетельствует, на наш взгляд, предпринятый ретроспективный анализ источников российского права.

Учитывая изложенное, в качестве вывода можно указать на отсутствие онтологической (бытийственной) связи между соседским правом и правом собственности и на этом основании критически оценить планируемое закрепление в Гражданском кодексе Российской Федерации норм соседского права в разделе о праве собственности.

Библиографический список

1. Асланян Н.П. Основные начала российского частного права. Иркутск, 2001. 270 с.

2. Беляев И.Д. Лекции по истории русского законодательства. М., 1879. VIII. 728 с.

3. Виниченко Ю.В. Исторические начала соседского права в России. Иркутск, 2012. 84 с.

4. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. М., 2005. 800 с.

5. Горный закон РСФСР: введ. постановлением ВЦИК, СНК РСФСР от 15 окт. 1928 г. // СУ РСФСР. 1928. №133, ст. 871.

6. Гражданский кодекс РСФСР: введ. постановлением ВЦИК от 11 нояб. 1922 г. // Известия ВЦИК. 1922. №256.

7. Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав // Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2001. С. 19–212.

8. Гримм Д. Соотношение между юридическими институтами и конкретными отношениями. М., 1914. 18 с.

9. Евреинова А.М. О значении и пределах обычного права при разработке отдельных институтов Гражданского Уложения. СПб., 1883. 42 с.

10. Ерофеев Б.В. Правовой режим земель городов. М., 1976. 200 с.

11. Земельный кодекс РСФСР: принят постановлением ВЦИК от 30 окт. 1922 г. // СУ РСФСР. 1922. №68, ст. 901.

12. Карамзин М.Н. История государства Российского. М., 2005. 1024 с.

13. Карцов А.С. К вопросу о правотворческой деятельности Правительствующего Сената: проблема «права участия частного» // Цивилистические исследования. Ежегодник гражданского права / под ред. Д.О. Тузова, Б.Л. Хаскельберга. М., 2007. Вып. 3. С. 147–172.

14. Комаров Б.К. Об ограничении права собственности по ГК РСФСР. Иркутск, 1929. 48 с.

15. Минаков Л.И. К вопросу о понятии правил социалистического общежития // Вопросы государства и права. Томск, 1968. Т. 199. С. 9–14.

16. Новицкий И.Б. Право собственности. Субъекты,объекты,содержащиеизащитаправасобственности.Правообщейсобственности. М., 1925. 64 с.

17. Новицкий И.Б. Право соседства. Рамки и значение проблемы // Право и жизнь. 1924. Кн. 5–6. С. 3–12.

18. Новицкий И.Б. Право соседства. Общие пределы пользования смежными участками // Право и жизнь. 1924. Кн. 7–8. С. 10–21.

19. Новицкий И.Б. Строительные правила и право соседства // Право и жизнь. 1924. Кн. 10. С. 3–12.

20. О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации: проект Федер. закона Рос. Федерации от 27 апр. 2012 г. №47538-6 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

21. О правильном использовании живого и мертвого инвентаря путем трудовой взаимопомощи в целях обработки и обсеменения маломощных и красноармейских хозяйств: инструкция; утв. декретом СНК РСФСР от 17 марта 1921 г. // Известия ВЦИК. 1921. №61.

22. О привлечении населения к ремонту водопровода, канализации, газового и центрального отопления в муниципализированных домах: декрет СНК РСФСР от 18 июля 1921 г. // Известия ВЦИК. 1921. №166.

23. О социализации земли: декрет ВЦИК от 19 февр. 1918 г. // Газета Рабочего и Крестьянского Правительства. 1918. 19 февр.

24. О социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию: положение ВЦИК от 14 февр. 1919 г. // Известия ВЦИК. 1919. №34.

25. Пахман С.В. Обычное гражданское право в России. Юридические очерки. Т. 1: Собственность, обязательства и средства судебного охранения. СПб., 1877. 447 с.

26. Поротикова О.А. Проблема злоупотребления субъективным гражданским правом. М., 2007. 256 с.

27. Российское законодательство X–XX веков: в 9 т. Т. 1: Законодательство Древней Руси. М., 1984. 432 с.

28. Российское законодательство X–XX веков: в 9 т. Т. 2: Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. М., 1985. 520 с.

29. Российское законодательство X–XX веков: в 9 т. Т. 3: Акты Земских соборов. М., 1985. 512 с.

30. Свод законов Российской империи. Полный текст всех 16 томов, согласованный с последними продолжениями, изданными в порядке ст. 87 законов основных, и позднейшими узаконениями: неофиц. изд. / сост. Н.П. Балканов, С.С. Войт, В. Герценберг; под ред. И.Д. Мордухай-Болтовского. СПб., 1912. Т. XII [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

31. Семенов Ю.И. Первобытная коммуна и соседская крестьянская община // Становление классов и государства: сб. статей. М., 1976. С. 7–86.

32. Советская историческая энциклопедия / гл. ред. Е.М. Жуков. М., 1967. Т. 10. 1040 стб.

33. Шершеневич Г.Ф. Курс гражданского права. Тула, 2001. 720 с.