УДК 341.231.14

Культурный релятивизм как проблема взаимодействия международного и внутригосударственного права в области защиты прав человека

М.Ю. Ижиков

Аспирант кафедры международного права

Московская государственная юридическая академия им. О.Е. Кутафина

123995, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, 9

E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

В статье рассматривается феномен культурного релятивизма как попытка государств уклониться от выполнения международных стандартов защиты прав человека. Речь идет о теоретических конструкциях, оспаривающих универсальный характер прав человека и обосновывающих идею о том, что перечень прав личности, их содержание и способы реализации в каждом обществе различны: они зависят от исторических, культурных, экономических и других факторов. В статье раскрываются взгляды и аргументы как релятивистов, так и универсалистов, предлагается обзор соответствующих международно-правовых источников, а также представлена авторская классификация видов культурного релятивизма и их анализ.

 Ключевые слова: международное право; внутригосударственное право; права человека; проблемы взаимодействия; культурный релятивизм

Международное и внутригосударственное право постоянно развиваются, изменяются их принципы и нормы, объекты и методы правового регулирования, сфера действия и субъекты. Все это оказывает влияние на характер взаимодействия международного и внутригосударственного права как правовых систем, превращает вопрос об их соотношении в целом и в области прав человека в частности в острейшую теоретическую и практическую проблему [2, с. 5].

Актуальность данной темы подтверждается словами Валерия Дмитриевича Зорькина, который, как профессиональный юрист и как председатель Конституционного суда Российской Федерации, назвал приоритетными вопросы соотношения наднациональных и национальных юридических институтов [1, с. 11].

Необходимо отметить, что взаимодействие международного и внутригосударственного права представляет собой наиболее глубокую форму соотношения данных правовых систем. Отечественная правовая доктрина исходит из позиций дуализма: международное и внутригосударственное право – это две самостоятельные, обособленные, не подчиненные друг другу правовые системы, предметы регулирования которых не пересекаются, однако сами системы находятся в состоянии тесной взаимосвязи и взаимодействия. Одним из важнейших направлений взаимодействия указанных систем является согласование национального права с соответствующими международными нормами. Так, государство, ратифицировавшее Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 года, обязано принять все меры, в том числе законодательные, чтобы выполнить принятые на себя обязательства.

Процесс взаимодействия международного и внутригосударственного права осложнен рядом серьезных проблем, которые особенно ярко проявляются в области защиты прав человека. Нежелание государств соблюдать международные стандарты защиты личности и выполнять свои обязательства находит выражение в попытках ограничить регулятивный эффект норм международного права прав человека, изменить их содержание, ввести дополнительные условия реализации.

Нередко такие попытки предпринимаются в форме обоснования культурного релятивизма.

Релятивистские концепции утверждают: универсальных ценностей вообще нет (постмодернизм); права человека представляют собой западные ценности (культурный релятивизм) [9, с. 247]. Идеи культурного релятивизма особенно популярны в бывших колониальных странах, которые восприняли универсальные права человека как новую форму империализма со стороны Запада.

Релятивисты считают, что природа человека и его права определяются историческими, традиционными и культурными факторами, поэтому они отрицают универсальность прав человека. У каждой культуры, полагают они, есть свое видение мира, природы и жизни. Релятивизм рассматривает человека как часть сообщества, а последнее видится им в качестве основной и приоритетной социальной единицы. Концепции индивидуализма, свободы выбора и равенства отсутствуют в релятивизме [11, с. 26].

Культурный релятивизм особенно ярко проявился в системе «азиатских ценностей», которая обычно характеризуется идеей об относительности прав человека, признанием семьи ядром общества, повышенной значимостью экономических, социальных и культурных факторов, взаимосвязью между правами и обязанностями, сильным акцентом на национальный суверенитет. Приверженцами этих ценностей являются такие государства, как Китай, Япония, Южная Корея, Тайвань, Сингапур.

В ходе подготовки к Всемирной конференции по правам человека (Вена, 1993 г.) универсальная природа прав человека, содержащихся во Всеобщей декларации 1948 г., была поставлена под вопрос рядом азиатских государств. Они признали универсальный характер некоторых прав, но отметили, что другие права основаны на западном идеале индивидуальной автономии и не сочетаются с азиатскими ценностями. Более того, они заявили, что Всеобщая декларация готовилась без их участия, поэтому не является действительно универсальной. По их мнению, в отсутствие экономического развития и социальной стабильности в азиатских государствах акцент на гражданских и политических правах, как в развитых государствах, будет неуместным [8, с. 119]. Китай указал, что попытки навязать критерии прав человека, принятые одними странами или регионами, ведут к вмешательству в суверенные дела Китая. Иран заявил, что в этой стране не имеют силы международные документы, нарушающие принципы ислама. Тезисы релятивистов получили частичное выражение в Бангкокской декларации 1993 г. В статье 8 Декларации говорится о том, что права человека должны рассматриваться в контексте динамичного и развивающегося процесса международного нормообразования, с учетом значимости национальных и региональных особенностей, а также различного исторического, культурного и религиозного фона. Статья 16 того же документа демонстрирует политически предвзятый подход и называет израильские земли, включая Иерусалим, оккупированными арабскими территориями.

Исследованию Бангкокской декларации 1993 г. посвящена специальная работа Андреаса Фоллесдала, норвежского юриста и философа, профессора университета Осло. Анализируя этот документ, Фоллесдал видит в нем вызов существующей системе международных прав человека. Этот вызов, по его мнению, выражен в том, что Бангкокская декларация 1993 г. воспринимает международные стандарты в области прав человека как систему, которая: 1) основана на эгоистичной автономии личности – западной концепции индивида, заинтересованного только в себе самом); 2) игнорирует обязанности человека (существующие международные правила не уделяют должного внимания обязанности каждого подчиняться приказам главы семьи и государства); 3) игнорирует общественные связи человека, которые порождают обязательства перед обществом; 4) игнорирует экономические и социальные потребности индивида (акцент Запада на гражданских и политических правах выглядит несимметрично. Не западные концепции уделяют много внимания экономическим, социальным и культурным правам. Их развитие требует уступок в области гражданских и политических свобод); 5) нарушает принцип уважения к молчаливому согласию индивида; 6) нарушает принцип уважения к другим культурам (существующая система позиционирует себя как образец, но она не соответствует нормам, принятым в других обществах); 7) игнорирует угрозы, исходящие не от государства (обязательства в области прав человека отменяются в разных нестандартных ситуациях: гражданская война или нарушения международных обязательств другими государствами); 8) нарушает принцип государственного суверенитета (протесты и критика иностранных государств в любой форме нарушают принцип равноправия и самоопределения народов); 9) угрожает мировой стабильности (вмешательство государств во внутренние дела других членов международного сообщества дестабилизирует обстановку в мире и угрожает безопасности) [10, с. 265–266].

Внимательное рассмотрение культурного релятивизма позволяет прийти к выводу, что это внутренне неоднородное явление. В иностранной юридической литературе выделяют как минимум две формы культурного релятивизма. Первой формой является «вербальный» релятивизм. Это направление релятивизма исходит из того, что у каждой культуры есть свой специфический культурный «словарь», поэтому идея прав человека может оказаться неподходящей и функционально ограниченной концепцией для защиты человеческого достоинства в конкретном обществе. Сторонники вербального релятивизма утверждают, что альтернативные теории и механизмы защиты достоинства личности, основанные на понимании особенностей данной культурной группы, предлагают наиболее легитимные способы для оценки существующей социальной практики. Вторая форма культурного релятивизма – это «грубый» релятивизм. Представители данной юридической школы полагают, что, поскольку концепции основных ценностей отличаются друг от друга в разных обществах, навязывание предполагаемых универсальных норм поведения какой-либо группе лиц, старающейся их отвергнуть, приводит к нелегитимному культурному империализму [15, с. 560].

Идеи, близкие к грубому культурному релятивизму, высказывает шведский профессор Торбен Спаак. Он считает, что спор между релятивистами и универсалистами должен быть разрешен с позиции мета-этического релятивизма, который исходит из того, что моральная истина или обоснованность какого-либо явления всегда оцениваются определенной моральной системой. Поскольку существующие в мире моральные системы различны, профессор Спаак считает, что ни одна из них не является более истинной или правильной, чем другие [16, с. 5].

С учетом релятивистских концепций некоторые западные ученые пишут, что говорить с определенностью об универсальном принятии норм о правах человека можно лишь применительно к небольшой категории прав. Под такими правами понимаются те немногие права, которые получили абсолютную защиту и которые содержат перечень неотчуждаемых норм международного права. Остальные права, согласно этому мнению, получили квазиабсолютную защиту (они защищаются без исключений или ограничений, кроме военного времени) либо относительную защиту (к ним применяются исключения или постоянные ограничения – касается большинства прав) [7, с. 209].

Релятивистские взгляды представлены и в отечественной правовой литературе. И.Л. Честнов считает: «"Всеобщая декларация прав человека" – это именно декларация, и отношение к ней должно быть соответствующее. Общие принципы, закрепленные в ней, наполняются различным конкретным содержанием в контексте отдельной цивилизации. Нельзя пытаться навязать силой свои стандарты прав человека иной культурной общности. Западу необходимо относиться уважительно к иным цивилизациям и вместо монолога… следует научиться вести диалог» [5, с. 82].

Сторонники универсального характера прав человека, в отличие от релятивистов, считают, что природа человека определяется биологическими, а не культурными факторами, и поскольку у всех эта природа общая, права человека присущи каждому в равной мере. Универсалисты убеждены, что человек – это социальная единица, обладающая неотчуждаемыми правами [11, с. 26].

Вьетнамский правовед и доктор философии Нгиа Хоанг, доказывая универсальность прав человека, утверждает, что чувство собственного достоинства и свобода делают человека разумным и моральным существом, поэтому данные качества универсальны и свойственны всем культурам. Она подчеркивает, что лицо является свободным только тогда, когда его достоинство уважается и гарантируется. Именно чувство собственного достоинства она видит в качестве универсальной основы прав человека [11, с. 2–3].

С релятивистами не согласен и другой ученый – профессор университета г. Тарту (Эстония) Эрик Энгл. Он считает, что права человека станут стабильным структурным элементом современного международного права, только если они будут действительно универсальны. Он также пишет, что аргументы релятивистов следует рассматривать либо как результат путаных доказательств, либо как продукт культуры, настолько ослепленной своим благополучием, что она не видит голода и смерти, которые повсеместны в «третьем мире». В то же время Энгл признает, что аргумент релятивистов о культурном империализме не лишен оснований. Скептицизм «третьего мира» в отношении западной идеи прав человека объясняется исторически: Запад, внося цивилизацию в эти страны, лишь обосновывал эксплуатацию труда. Однако, несмотря на исторический опыт народов, каждый здоровый человек рационален и хочет наслаждаться хорошей жизнью в обществе. Эта рациональность составляет фундамент основных прав личности [9, с. 249–250].

Справедливую критику культурного релятивизма высказал бывший Верховный комиссар ООН по правам человека Б.Г. Рамчаран, который напомнил, что было бы фальсификацией истории говорить о том, что Всеобщая декларация прав человека 1948 г. и перечисленные в ней права – продукт западной мысли. Это значило бы осквернить память африканцев, азиатов и латиноамериканцев, внесших существенный вклад в подготовку этого документа. Данный ученый обращает внимание исследователей на то, что история прав человека, опыт Лиги Наций, философия и практика ООН свидетельствуют об универсальности прав человека [13, с. 105–106].

Когда восточные государства пытаются отстоять на глобальном уровне «азиатские» ценности, они точно так же, в свою очередь, не учитывают западных, африканских и иных региональных ценностей [10, с. 266]. То есть, релятивисты «тянут одеяло на себя» вместо улучшения международной системы защиты прав человека и внесения конструктивных предложений по ее совершенствованию.

Спор между универсалистами и релятивистами – одна из постоянных проблем международного права прав человека. Анализируя аргументы универсалистов и релятивистов, можно прийти к выводу, что они ведут спор в такой плоскости: если существующая система международного права прав человека не основана на универсальных ценностях, то она империалистическая. Из этого следует, что если права человека – это культурно относительное (релятивное) творение человечества, то они обязательно империалистичны. Это стирает различие между культурным релятивизмом и империализмом, ставит их на одну ступень [6, с. 211–218].

Марк Кильсгард, доцент Гонконгского университета, полагает, что универсальный характер прав человека можно доказать, прибегая к нескольким логическим схемам. Исторически анализируя интеллектуальные традиции западной и иных культур, несложно заметить, что и те и другие привержены одинаковому набору ценностей, что культурные различия проявляются только в процессе имплементации, который зависит от природных и иных временных условий, а не от природы человека. Эти ценности постоянно наследуются философскими школами разных культур и вместе составляют общую интеллектуальную традицию. Другой способ установления универсальности прав человека связан с изучением жизнеспособности режима прав человека, сложившегося после Второй мировой войны. Этот режим не проявляет никаких признаков ослабления, а, напротив, продолжает уверенно развиваться и расти. Наконец, в пользу универсального характера прав человека говорит тот факт, что различные культуры, представители которых отстаивают релятивизм, согласились с обязательной силой положений международного права прав человека [12, с. 32]. Указанный ученый также считает, что глобальной тенденцией в области прав человека является переход к концепции универсализма. Эту тенденцию он называет необратимой и связывает ее с рядом факторов: 1) ростом благосостояния народов (чем больше нация процветает, тем больше она проявляет интереса к правам человека; 2) глобализацией (этот процесс стирает культурные различия между народами и выдвигает на первое место их схожие черты); 3) отступлением от прежних позиций в отношении государственного суверенитета и правового позитивизма, что подтверждается влиянием международных организаций и возросшей ответственностью за несоблюдение норм международного права. Эти факторы лишают релятивизм прежней философской подоплеки [12, с. 33].

Парадоксальным является тот факт, что нередко вызов универсальному характеру прав человека бросает правящая элита государств, участвующих в разработке норм о правах человека и ратифицирующих эти положения [14, с. 29].

Характеризуя российскую юридическую доктрину и государственную политику в целом, можно сказать, что они придерживаются универсального подхода к правам человека [4, с. 8; 3, с. 97–99].

Не только универсальные, но и региональные источники международного права прав человека преимущественно исходят из принципа универсальности прав человека. Подтверждения этому можно обнаружить в Африканской хартии прав человека и народов 1981 г. (преамбула), Американской конвенции по правам человека 1969 г. (преамбула), Арабской хартии прав человека 2004 г. (п. 2, 4 ст. 1), Арабской хартии прав человека 2008 г. (п. 2, 4 ст. 1), Каирской декларации прав человека в исламе 1990 г. (преамбула, ст. 1).

Тем не менее девиации от общего правила периодически происходят. Большей частью стремление к релятивизму проявляется в политических заявлениях, в трудах юристов. Бангкокская декларация 1993 г., упомянутая ранее, представляет собой мягкую попытку закрепления релятивистского подхода на международном уровне. Эта попытка была эффективно пресечена Венской декларацией и программой действий 1993 г., принятой Всемирной конференцией по правам человека. Венская декларация многократно подтверждает неоспоримость универсального характера прав человека (в преамбуле, а также в ст. 1, 5, 32). Об универсальности Венской декларации 1993 г. говорит тот факт, что в работе конференции, выработавшей этот документ, приняли участие 171 государство из всех регионов земного шара.

Релятивизм в праве встречается не только на международном, но и на внутригосударственном уровне. Например, согласно пункту 2 статьи 11 Конституции Тувалу, «права человека могут применяться только в соответствии с тувалскими ценностями и культурой и с уважением к ним».

С учетом изложенного культурный релятивизм в области прав человека предстает в виде сложного политико-правового феномена. Одни релятивисты полностью отрицают универсальный характер прав человека, что, безусловно, представляет собой наиболее маргинальное течение мысли, другие признают универсальность прав личности, но требуют учета исторических, культурных, религиозных и других особенностей при реализации международных стандартов в конкретном обществе и государстве. Полагаем, что в связи с этим культурный релятивизм можно классифицировать по уровню закрепления на: 1) международный и 2) внутригосударственный; по преследуемой цели на: 1) деструктивный и 2) конструктивный.

На международном уровне релятивизм может проявляться в содержании международных документов (договоров, деклараций, резолюций и т.д.), оговорок к ним либо может быть использован как договорное основание для ограничения универсальных прав человека. Так, культурный релятивизм может подойти под формулировку ст. 4 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах 1966 г., ограничивающей применение прав человека.

Деструктивный культурный релятивизм направлен на упразднение универсального статуса международных прав человека, поэтому противоречит международному праву вне зависимости от формы своего закрепления. Принцип уважения прав и свобод человека является нормой jus cogens. Составной частью этого принципа выступает понимание прав человека как универсальных. Следовательно, любой международный договор (в том числе его условия об ограничениях прав человека), предусматривающий деструктивный релятивизм, будет недействительным в силу ст. 53 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. Это же касается релятивистских оговорок к международным соглашениям: их недействительность обусловлена пунктом С ст. 19 той же конвенции: государство не вправе формулировать оговорку, когда она несовместима с объектом и целями договора. При этом логично предположить следующее: если оговорка релятивистского содержания не противоречит объекту и целям договора, то весь договор следует признать ничтожным как нарушающий нормы jus cogens.

Положения национального права, предусматривающие деструктивный культурный релятивизм, не освободят данное государство от обязанности соблюдать международные права человека (ст. 26, 27 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г.).

Что касается конструктивного релятивизма, то, по нашему мнению, эта концепция не только не противоречит международному праву прав человека, но и способствует наилучшей защите прав и свобод личности. Суть данной концепции видится в том, что она не отрицает универсального характера прав человека, но в процессе их реализации предлагает учитывать культурные, исторические, экономические и другие особенности конкретного общества. Это представляется вполне логичным, поскольку права человека – продукт культуры и при разнообразии мировых культур неизбежны специфические условия осуществления прав личности в разных регионах. Учет этих особенностей необходим, так как позволяет выявить наиболее эффективные способы внедрения и защиты международных стандартов прав человека. Культурная индифферентность в этом вопросе ослабит регулятивную способность международного права и приведет к росту межгосударственной и межнациональной напряженности.

Библиографический список

1. Зорькин В.Д. Пределы уступчивости // Рос. газета. 2010. 29 окт.

2. Карташкин В.А. Права человека в международном и внутригосударственном праве. М.: Изд-во ИГиП РАН, 1995. 135 с.

3. Мингазов Л.Х. Проблемы эффективности защиты прав человека в международном и российском праве // Всеобщая декларация прав человека и актуальные вопросы ее применения в российском и международном праве: сб. материалов междунар. науч.-практ. конф., 24–25 октября 2008 г., посвященной 60-летию принятия ООН Всеобщей декларации прав человека. Казань, 2009. С. 89-104.

4. Торкунов А.В. Всеобщая декларация прав человека и культура мира // Моск. журнал междунар. права. 1999. №1. С. 8-11.

5. Честнов И.Л. Универсальны ли права человека? (Полемические размышления о Всеобщей декларации прав человека) // Изв. высш. учеб. заведений. Сер.: Правоведение. 1999. №1. С. 73-82.

6. Binder Guyora. Cultural Relativism and Cultural Imperialism in Human Rights Law // Buffalo Human Rights Law Review. 1999. Vol. 5. P. 211-221.

7. Cerna Christina. [Recensio] // American Journal of International Law. 1994. Vol. 88, №1. P. 206-209.

8. Cumaraswamy D.P. The Universal Declaration of Human Rights – Is it Universal? // International Commission of Jurists Review. 1997. №58-59. P. 118-123.

9. Engle Eric. Universal human rights: a generational history // Annual Survey of International and Comparative Law. 2006. №12. P. 219-268.

10. Follesdal Andreas. Human Rights and Relativism // SSRN.COM: Social Science Research Network. 2005. URL: http:// www.ssrn.com/abstract=1682111 (дата обращения: 09.02.2012).

11. Hoang Nghia. Human Dignity and Fundamental Freedoms – Global Values of Human Rights: A Response to Cultural Relativism // SSRN.COM: Social Science Research Network. 2008. URL: http:// www.ssrn.com/abstract=1314288 (дата обращения: 09.02.2012).

12. Kielsgard M.D. Universal Human Rights and Cultural Relativism: A Fresh View From the New Haven School of Jurisprudence // SSRN.COM: Social Science Research Network. 2011. URL: http:// www.ssrn.com/abstract=1778124 (дата обращения: 09.02.2012).

13. Ramcharan B.G. The Universality of Human Rights // International Commission of Jurists Review. 1997. №5859. P. 105-117.

14. Shelton Dinah. An introduction to the History of International human rights law // SSRN.COM: Social Science Research Network. 2007. URL: http:// www.ssrn.com/abstract=1010489 (дата обращения: 09.02.2012).

15. Sloane R.D. Outrelativizing Relativism: A Liberal Defense of the Universality of International Human Rights // Vanderbilt Journal of Transnational Law. 2001. Vol. 34, №1. P. 527-595.

16. Spaak Torben. Moral Relativism and Human Rights // SSRN.COM: Social Science Research Network. 2007. URL: http:// www.ssrn.com/abstract=923445 (дата обращения: 09.02.2012).