УДК 340.153
Правосознание, язык, знаковая система Средневековья являются унифицированной системой, отражающей целостность общества. Однако границы с необходимостью существуют и определяют бытие общества. Граница представляет собой условие для существования общества, а также конкретного индивида. В статье рассматривается сочетание целостности и пограничности в средневековом правосознании на примере Испании.
Ключевые слова: средневековое правосознание; граница; средневековая Испания
В данной статье предполагается вести речь о таком феномене, как пограничное символичное мышление в средневековой Испании, в частности о правовом мышлении. Формирование такого типа правосознания имело место на Иберийском полуострове уже в античную эпоху, когда на развитие иберийской цивилизации оказывали влияние иные высокоразвитые культуры Античности: финикийцы, греки, римляне. Именно это влияние, которое было разнообразным по содержанию, создало особый тип правовой культуры, который был свойственен средневековой Испании.
Право в Средневековье, в отличие от современной эпохи, не являлось отдельной сферой социальных взаимоотношений. Оно было неотделимо от культуры в целом, являлось важной частью религии, политики, экономических отношений. Следовательно, язык права, его основные понятия неотделимы от своего рода «метаязыка» культуры Средневековья. Это определяет то, что речь здесь пойдет не только и не столько о праве в том виде, как мы привыкли в нашей повседневной юридической практике.
Средневековая культура в целом отличается символичностью. Правовая культура символична в особенности. Формирование средневекового правового мышления в Испании происходит в период Античности. Это подготовило почву для последующего развития испанской культуры в эпоху Средневековья, когда складывается национальная государственность. Одновременно в этот период происходит тесное общение между представителями наций и этносов, влекущее за собой культурный обмен, принятие ряда новых компонентов культуры (в искусстве, политике, экономике, юриспруденции и других сферах общественной практики). Часто это происходит насильственно, когда во время завоеваний или колонизации победившие народы навязывают свои культурные ценности, при этом нередко уничтожая ценности покоренных народов. Подобная форма влияния была свойственна, например, римлянам. Они поступали таким образом с народами, находящимися на более высоких ступенях развития (греки), примерно на том же уровне (финикийцы) и на низших ступенях развития (иберы). С другой стороны, побежденные народы часто сами принимают те формы общественной жизни, которые им кажутся более приемлемыми. При этом, вопреки распространенному мнению, завоеванные народы, которые находятся на примерно равном культурном уровне, более охотно воспринимают чужую культуру, тогда как народы, признаваемые «отсталыми», сопротивляются наиболее ожесточенно, оберегая свою идентичность. В Испании это особенно заметно на примере жителей юга полуострова, которые на тот момент времени считались принадлежащими высокоразвитой культуре, и кельтиберов. Кельтиберам удалось отстоять свою идентичность, что повлекло за собой последующее формирование в рамках единой испанской нации разных национальностей, отличающихся как языком, так и другими социально-культурными компонентами.
Вместе с тем нередко победители признают, что ряд культурных форм завоеванных народов более отвечает их потребностям, и в этом случае перенимают определенные формы культуры: быт, политическое и правовое устройство. Например, так нередко поступали финикийцы. Вестготы (визигоды) же пытались оказать сопротивление засилью римской культуры, но были вынуждены принять римское право в целом, хотя и с отдельными оговорками.
Этот пример показывает, что для более развитых форм цивилизации как в Античности, так и в эпоху Средневековья свойственно большее размывание границ, а для менее развитых цивилизаций идентичность является наиболее важным компонентом, цементирующим культуру. С одной стороны, это способствует формированию нации, этноса. С другой стороны, это показывает, что понятие «граница» в их сознании более оформлено и «граница» эта имеет более четкие очертания.
Однако это утверждение требует дополнительного комментария. Одно из основных заблуждений, когда мы сравниваем уровень цивилизационного развития, − это оценочная характеристика. В данном случае она недопустима. Речь идет о «времени жизни» рассматриваемой цивилизации, а также об обстоятельствах этой «жизни» (например, был ли народ завоеван или сам стал завоевателем, в какие отношения и с какими народами вступал и т.п.). Стало быть, под более развитыми цивилизациями мы будем понимать цивилизации, прошедшие более длительный путь развития. С другой стороны, не обойдемся мы и без того, чтобы рассматривать степень развития материальной культуры, развитие экономики и политики, социальной сферы.
Символичность, как одно из основных определяющих качеств средневековой культуры, в том числе правовой культуры, по мнению многих исследователей, служит основой для «отделения» от других эпох. Это же обстоятельство позволяет считать средневековую культуру иррациональной. Такая картина мира средневекового человека свидетельствует о целостности мировоззрения, что, в свою очередь, подразумевает отсутствие членения мышления, а значит, культуры, на отдельные сферы. Следовательно, понимание границы совершенно иное, нежели в настоящее время или, по крайней мере, в другие эпохи. Граница не представляет собой непреодолимое или труднопреодолимое препятствие, она расплывчата, и те грани бытия, которые разделены этой границей, в определенных обстоятельствах могут перетекать одно в другое, встречаться на границе и обмениваться содержательными компонентами. Не разделяются также целое и его часть: так часть воспринимается обладающей всеми свойствами целого; так и язык, знаковая система средневековья, является унифицированной системой, отражающей целостность общества. По словам А.Я. Гуревича, «есть только один язык, одна всеобъемлющая знаковая система, всякий раз особым образом расшифровываемая в зависимости от той сферы человеческой деятельности, к которой она применяется»[2, с. 24].
Следовательно, право, правовое мышление, правовая культура в целом неотделимы от иных форм культуры, мышления. Тогда, объясняя особенности других сфер культуры, мы может познать особенности правового бытия. Первое, что можно отметить: право средневековой Испании символично и ритуально. Римляне глубоко религиозны, а потому судебные действия, а также гражданско-правовые сделки неразрывно связаны с религиозным ритуалом. Уже греков, как представителей более развитой цивилизации, «искренне удивляла крайняя и искренняя религиозность римлян, подчинявших свои действия, в том числе и военные, знамениям ауспиций, жертвоприношениям, совершаемым самими консулами», «Полибий отмечает, что римская богобоязнь и следование ритуалам и обетам представляется грекам нелепой, а у римлян она составляет основу государства» [7, с. 287–288]. Эти принципы распространялись и на завоеванные территории, формируя в ментальности проживающих на них народов сходные принципы. Как уже отмечалось, автохтонное население Иберии, проживающее на восточном и южном побережьях полуострова, а также в юго-восточной части полуострова по своему уровню развития, как считается, приближалось к уровню завоевателей: карфагенян и римлян; и это послужило одной из причин восприятия ряда культурных форм. Другой важной причиной является наличие общих экономических и торговых интересов. Как отмечал, в частности, И.А. Покровский, «необходимо было новое право, которое было бы свободно от всяких местных и национальных особенностей, которое могло бы одинаково удовлетворить римляна и грека, египтянина и галла. Нужно было….. право всемирное, универсальное» [5, с. 14]. Так в средневековом испанском правосознании сформировались две уникальные черты: ритуальность, связанная с религиозностью, и универсальность (целостность) мышления.
Вместе с тем все сказанное вовсе не означает, что для средневекового человека нет различия между «своим» и «чужим». Инаковость сознается довольно остро уже в силу психофизиологических особенностей индивидов. В этом смысле нельзя сказать, что люди в рассматриваемый период кардинально отличаются от современного человека. Эти два, казалось бы, противоположные свойства личности и общества в совокупности составляют базис для формирования правовой культуры: единство и многообразие, центробежность и центростремительность, уникальность и стереотипность. Уже само римское право укрепило в правосознании иберийских народов такое свойство, как пограничность. Как отмечают исследователи римского права, в частности Г.Ф. Пухта, «римляне не имели обыкновения стеснять различные национальности, подчиненные их владычеству, одними и теми же специальными формами управления, в противном случае им пришлось бы вести бесцельную борьбу с упорными элементами, обладавшими большою силою» [6, с. 131]. Принуждение к следованию нормам римского права происходит позже, когда римская администрация утверждается на полуострове. Вместе с тем «принятие римского основного закона, написанного на латыни, давало местному населению в Испании серьезные привилегии, особенно в вопрос налогообложения, что, в частности, и обеспечивало распространенность права» [3, с. 290]. В результате происходило преодоление общинной замкнутости и складывались основы для формирования единого правосознания, которое стало базисом для появления единой испанской нации. Таким образом, граница в иберийском правосознании осознавалась, однако не была непроницаемой.
Сходная ситуация сложилась, когда в Испанию пришли варвары-вестготы (визигоды). На завоеванной территории проживало большое количество римских граждан, а также местное население, воспринявшее римские нормы. Для них была установлена система «личной подсудности», позволявшая им судиться по частноправовым спорам в соответствии с нормами римского права. «В силу этого принципа подсудность определялась не местонахождением лица, но принадлежностью его к тому или иному племени» [4, с. 2]. Впоследствии вестготы восприняли нормы римского права. Многие авторы XIX в., как в России, так и за рубежом, объясняют это тем почтением, которое питали германцы к римскому праву, когда осознали его превосходство над своими, разрозненными, установлениями. Однако скорее в римском праве варваров могла привлекать эта универсальность, целостность, которая позволяла учесть интересы разнородных племен и общин и создать единую систему государственного управления. На этой основе именно вестготы начали создание единой государственности в Испании, процесс которого был прерван арабским вторжением.
Процесс формирования универсального (целостного) и в то же время пограничного правосознания в средневековой Испании продолжился во время арабской конкисты (завоевания) полуострова. С одной стороны, была продолжена традиция формирования единой государственности на основе установления неких единых правил общежития, с другой стороны, резче обозначились границы, в том числе в связи с нарастанием процесса преодоления границ в рамках необходимости трансграничной коммуникации. В это же время в качестве особого интегрирующего фактора начинает выступать христианская религия. Она становится важным инструментом, формирующим как обыденное сознание, так и правосознание населения. В то же время она становится фактором объединения страны и начала реконкисты (отвоевания). Это происходит, поскольку религия включает некоторый концентрированный текст, понятный определенной группе людей, даже если это и происходит на уровне коллективного бессознательного, общественной памяти, как бы мы ни назвали это явление. В любом случае религия через ритуал служит транслятором в символической форме определенного набора ценностей, свойственных представителям той или иной культуры, а также их иерархии. Религия также несет в себе информацию об основах построения общества, государства и права, а следовательно, способствует формированию правосознания.
Когда Испания оказалась разделена на мусульманскую и христианскую, образовалось множество «пограничных» групп, которые не подпадали фактически под определение «исламский» или «христианский» в чистом значении. Например, можно выделить мувалладов (христиан из состава местного населения, захваченного маврами и принявшего ислам), мудехаров (мусульман, оказавшихся на территориях, отвоеванных христианами и вынужденных приспосабливать нормы ислама к требованиям королевской власти), ренегатов (христиан, самостоятельно принявших решение о смене религии на ислам и переходе на сторону мавров), марранов (евреев, принявших христианство), мосарабов (христиан, оказавшихся на территории, завоеванной мусульманами, и вынужденных приспосабливаться к условиям, определяемым властями Аль-Андалуса). Многие крестьяне (и этот феномен действительно особенно ярко проявлялся в сельской местности) к моменту начала арабского завоевания, по сути, еще оставались язычниками, поскольку не так давно произошло вестготское завоевание, которое привело государство к христианству, но не смогло укоренить веру в простом народе. Именно это население либо перешло в ислам, либо значительно арабизировалось, что привело к принятию народом новых правил существования в государстве, управляемом арабами. Вопрос об идентичности каждой из этих групп достоин стать предметом отдельного исследования.
Как отмечает в своем исследовании о социальных группах Аль-Андалуса профессор университета Мохаммедия (Mohammedia) Марокко Ахмед Тахири (Ahmed Tahiri) [9, р. 11], в течение долгого времени как в арабской, так и испанской научной традиции было принято изучать социальную жизнь, например, мусульманской территории Испании либо по «расовому» критерию (население таким образом делится на автохтонов и «пришлых», среди которых особенно выделялись арабы, берберы и славяне, также речь иногда идет о «черных людях»), либо по религиозному критерию (христиане, мусульмане, иудеи). В результате мы получаем учение статическое, которое не дает никакого представления о «живом» историческом процессе, о том, как жили и взаимодействовали эти люди в одном городе, селении. Несмотря на то, что нам известно о ряде правовых актов, которые запрещают тесное общение между представителями разных религий и наций, также мы знаем, что общение на бытовом и иных уровнях происходило довольно интенсивно. В результате смешанных браков рождались дети, которых невозможно было отнести ни к какой категории. В результате торговых и иных экономических контактов появлялись общности людей, которые также «выпадали» из своей социальной группы. Эти люди начинали говорить на другом языке, совершать иные социальные ритуалы, переходить в другую религию, заключать гражданско-правовые сделки и судиться по иным правовым нормам.
Это обстоятельство влияло и на политико-правовые процессы, поскольку возникала настоятельная необходимость не только регулировать правовое и общесоциальное положение таких групп, но и отношения, возникающие между ними, не допускать конфликтов, а следовательно, создавать законодательство, учитывающее разнообразные интересы. Впоследствии это приводит к тому, что в политико-правовой культуре Испании формируется такое свойство, как стремление к компромиссу. Компромисс этот может показаться уникальным. В результате могли меняться многие социальные нормы, которые и сегодня представляются незыблемыми для представителей традиционной культуры. Поэтому применительно к Средним векам это может показаться выходящим за все возможные социальные рамки. Это происходит из ошибочного убеждения о «косности» и мракобесии, которые «царили» в Средние века. Так, например, люди, проживая на определенной территории и принадлежа к определенной социальной группе, могли поменять религию. Особенно интересен этот момент по отношению к мусульманам, поскольку известно, что за отказ от религии отступника ждала смерть. Примерно такая же судьба (в зависимости от ситуации и географического положения) могла ожидать и европейского христианина. Это соответствовало не только религиозным и моральным убеждениям, но и политическим и правовым. Правовой аспект здесь заключается в том, что смена религии носила не столько моральный характер, сколько считалась уголовным преступлением. Впрочем, четкую границу провести при этом практически невозможно, поскольку в Средние века право было неотделимо от морали. В «пограничной зоне» эти запреты не снимались полностью, что свидетельствовало бы о ломке традиционных религиозно-правовых институтов, но допускались определенные вариации, зафиксированные в нормативно-правовых актах. Как отмечает И.И. Варьяш, «переход мусульман в христианство фигурирует в грамотах как обыденное явление», что на практике не гарантировало защиты «от гнева своих бывших единоверцев, которые иногда пускались на различные козни и судебные разбирательства, дабы отравить существование новоиспеченному или будущему христианину» [1, с. 108−109]. Естественно, что в восприятии современников подобные нормы права и морали зависели от времени, места, позиции правителя и прочих факторов. Однако то, что в правосознании жителей средневековой Испании закрепилось подобная возможность, свидетельствует о том, что универсальность является отличительной чертой иберийского правосознания. С другой стороны, как мусульманские, так и христианские правители, несмотря на попытку дистанцироваться от инконфессиональных общин на своих территориях (например, принимая нормативно-правовые акты о различиях), вынуждены были оговаривать отдельно «смешанные казусы», способы решения проблем между представителями различных групп, что, в свою очередь, закрепляло такую черту средневекового иберийского правосознания, как пограничность (подробнее об этом см., напр., [1]).
Результатом неизбежно должен был стать политико-правовой компромисс. Это свойство стало одним из коренных в политической и правовой культуре и правосознании населения Испании. Это свойство в полной мере проявляется и в современной политической жизни: несмотря на то, что Испания сегодня является унитарным государством, это единство – лишь форма. Внутри же политическая жизнь представляет собой совокупность разноплановых интересов, которые необходимо свести к единому знаменателю. Универсальность уникальным образом сочетается с пограничностью в общей и правовой культуре, в частности. Испания – одно из немногих унитарных государств, где регионы обладают широкими полномочиями, зафиксированными прежде всего в Конституции. Перечень этих полномочий позволяет говорить о создании компромиссной формы государственного устройства − между унитарным и федеративным. Это отражается в гражданском правосознании и правовой культуре Испании.
Стремление к целостности, компромиссу, но также пограничности создает на Иберийском полуострове особый тип правовой культуры и правосознания, который позволяет говорить о таком феномене, как пограничная правовая культура. Граница с необходимостью существует и, более того, определяет само бытие общества. Это происходит потому, что граница представляет собой условие для существования самого общества, а также конкретного индивида. Граница – способ оформления вещи. За пределами границы вещь прекращает свое существование и начинается существование «не-вещи». Для социального бытия это определяющее качество. Поэтому мы наблюдаем не только размывание границы, но и прежде всего возникновение на этой основе нового типа правовой культуры.
Интересно также отметить: и в самих мусульманской или христианской частях Испании в обществе постоянно происходит взаимодействие, в том числе и конфликтное, без участия «пришлых» социальных групп. Об этом свидетельствуют прежде всего конфликты и восстания, жестоко подавляемые властью, вне зависимости от национальной или религиозной принадлежности их участников. Это, например, граница между родовой и служилой знатью как в Аль-Андалусе, так и в Кастилии, Леоне и других частях христианской Испании. Это граница между горожанами и крестьянами – очень важная для развития государственности и определяющая в социальной жизни. Это граница между аристократией и «простыми» людьми. В Аль-Андалусе это также граница между арабами и берберами; и не менее важные племенные границы, разделяющие социальные группы.
Еще одной характерной, почти парадоксальной, чертой разделения на социальные группы и формирования социальных, политических и правовых границ между ними было определяющее значение приближенности к аппарату управления. В результате складывалась ситуация, когда привычная нам иерархия социальных групп не вполне соответствовала нашим представлениям. Так, придворные рабы Аль-Андалуса или королевские рабы, например, в Кастилии занимали в социальной иерархии гораздо более высокое место, чем разбогатевшие представители городов или тем более землевладельцы. Вторые и третьи в течение долгого времени вообще не принимали участия в политической жизни. И на территории Испании формируется так называемый средний класс, который не имел никаких политических и очень мало экономических прав, что со временем не могло не повлиять на развитие государственности (подробнее об этом см., напр., [8, р. 83−86]).
Таким образом, можно отметить основные компоненты, которые оказали влияние на формирование пограничной символичной правовой культуры в Испании в эпоху Средневековья. В результате сформировались правовая культура и правосознание, характеризующиеся, казалось бы, противостоящими друг другу качествами. С одной стороны, это целостность, универсальность, стремление к объединению, взаимовосприятию. С другой стороны, это пограничность, которая была необходима для формирования идентичности, отделения себя от «другого». В целом эти два компонента сформировали такой тип правовой культуры и правосознания, который можно называть пограничным в том смысле, что он сложился на границе влияния различных типов цивилизаций. Произошел процесс идентификации и становления единой нации на основе принятия тех качеств и свойств разных культур, которые оказались наиболее успешными в процессе становления государственности в Испании. Это как интегрирующие компоненты, которые способствовали формированию идентичности на Иберийском полуострове (например: единая религия как метаязык; римское право как нормативный способ оформления общества; компоненты, привнесенные другими народами), так и разграничивающие, устанавливающие социальные границы (сословность, религия, племенные признаки, формирующаяся национальная идентичность). Базисом для формирования специфического испанского средневекового правосознания послужило прежде всего римское право, а также христианская религия, которые и придали ему свойство универсальности, целостности. Однако несомненное влияние оказали и другие культурные компоненты, вошедшие как составные части в испанскую правовую культуру.
Библиографический список
Варьяш И.И. Правовое пространство ислама в христианской Испании XIII–XV вв. М.: УРСС, 2001. 188 с.
Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. 350 с.
Кофанов Л.Л. Восприятие сущностных элементов римского права в Испании I в. н.э. На материале lex Coloniae genetivae juliae, LXV и lex municipii malacitani, LXIIII: к проблеме эволюции legis actio sacramento in rem //Античная цивилизация и варвары / отв. ред. Л.II. Маринович; Ин-т всеобщей истории РАН. М.: Наука, 2006. С. 290−304.
Муромцев С.А. Рецепция римского права на Западе. М., 1886. 153 с.
Покровский И.А. История римского права. СПб.: Изд.-торг. дом «Летний сад», 1998. 211 с.
Пухта Г.Ф. История римского права. М., 1864. 400 с.
Токмаков В.Н. Рим и Македония в споре за Элладу: варвары покоряют греков // Античная цивилизация и варвары / отв. ред. Л.П. Маринович; Ин-т всеобщей истории РАН. М.: Наука, 2006. С. 243−290.
García de Cortázar J.A. Historía de España. La época medieval. Madrid: Alianza Editoral, 1988. 425 р.
Tahiri A. Las clases populares en al-Andalus-Málaga: Editoral SARRIA, 2003. 139 р.