УДК 323.1+347.167.2

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ: ОПЫТ ПРОШЛОГО И НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ЕГО СОВРЕМЕННОГО ПОЛИТИКО-ПРАВОВОГО РЕШЕНИЯ

Л.А. Мусаелян

Доктор философских наук, доцент, профессор кафедры философии

Пермский государственный университет. 614 990, г. Пермь, ул. Букирева, 15

Е-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Не только для России, но и для многих других экономически более благополучных стран национальный вопрос – политически важная и болезненная проблема, требующая своего решения. В статье анализируется состояние национальной проблемы в СССР, теоретические просчеты и политические ошибки в национальной политике, которые в значительной степени способствовали развалу Советского Союза. Автор исследует современное состояние теории нации и предлагает некоторые методы решения национальной проблемы в России, которые не только предотвратили бы распад страны, но и укрепили бы ее социально-политическое единство.

Ключевые слова: нация; этнос; легитимность; право наций на самоопределение; государственная целостность; государственнообразующие народы

История СССР и других стран показывает, что для полиэтнических, поликонфессиональных государств национальный вопрос относится к числу экзистенциальных. Для многих исследователей, особенно тех, кто был свидетелем драматических событий, происходивших в нашей стране в конце 80-х – начале 90-х гг., развал СССР начался с сумгаитской трагедии. Многонациональность из официально декларируемого фактора могущества государства оказалась его «ахиллесовой пятой». «Либеральный Запад, – отмечает в этой связи В.А. Тишков, – никогда бы не смог одержать победу над коммунизмом в столь драматической форме, если бы на стороне первого не оказался столь мощный союзник, как советское (более широко восточно-европейское) понимание слова нация…» [32, с. 145]. Осознание смертельной опасности распада России в 90-х гг. вынудила власть принять Концепцию государственной национальной политики Российской Федерации (1996 г.). Сегодня непосредственной реальной угрозы расчленения страны нет, но это не значит, что острые и болезненные для государственной безопасности проблемы уже разрешены. Принять важный политико-правой документ и обеспечить гармоничное, комфортное сосуществование различных национальностей как условие единства и могущества государства – это не одно и то же. Невнятная деятельность государства в сфере миграции и в целом национальной политике способствовала тому, что национальный вопрос был приватизирован преимущественно радикальными (правыми и левыми) политическими силами, превратившими его в эффективное средство манипуляции общественным сознанием. Поэтому, несмотря на относительное улучшение условий жизни населения в последние 8-10 лет, социологи фиксируют в обществе устойчивую тенденцию роста этнофобии, ксенофобии. Лозунг «Россия – для русских!» начинают поддерживать все больше представителей молодежи. Согласно исследованиям, доля сторонников этой идеи во взрослой группе до 25 лет составляет 25% [10, с. 10]. Около 60% опрошенных русских школьников считают необходимым ограничивать проживание в России других народов и лишь 25% не разделяют это мнение [9, с. 9]. По данным Следственного комитета при Прокуратуре РФ количество убийств на почве национальной нетерпимости возросло с 2005 по 2009 г. с 152 до 548 случаев, т.е. в 3,6 раза. В настоящее время более 500 интернет-сайтов разжигают национальную рознь [13, с. 1, 7]. Наибольшую активность экстремистские сообщества проявляют в крупных городах: Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Воронеже, Ульяновске и др. Заметим, что это те мегаполисы, которые играют ведущую роль в экономической, социально-политической, культурной жизни страны. Рост национализма, этнической нетерпимости в обществе сказывается на установках и настроениях молодежи. Так, если среди опрошенных этнически русских школьников более двух трети думают в будущем остаться на Родине, то 40% азербайджанцев и корейцев, 80 % грузин и евреев планируют покинуть Россию [9, с. 9]. Снижение толерантности в обществе приводит к тому, что не только у тех, кого считают инородцами, но и у титульных этнических групп исчезают высокие гражданские чувства к России как к Родине. Исследования показывают, что число патриотов, готовых рисковать жизнью в случае возникновения угрозы существованию Российской Федерации, из года в год сокращается. Лишь 20% респондентов готовы воевать ради сохранения целостности государства (43% не готовы). В случае опасности извне на защиту своего отечества готовы встать 43% опрошенных [11, с. 10]. В новой Отечественной (а тем более гражданской) войне, если это произойдет, нам в нынешних условиях определенно не выстоять. Объективности ради следует заметить, что снижение чувства нравственного долга россиян к своей Родине и их сплоченности как единой нации обусловлено не только ростом ксенофобии, этнофобии, но и радикальными рыночными реформами, приведшими к атомизации общества и внедрению в общественное сознание ригористической этики рыночного фундаментализма, основанной на идеях зоологического индивидуализма и экономического эгоизма. Создание нового среднего класса России было давней мечтой реформаторов и новой российской власти. Согласно исследованиям он в настоящее время составляет 20–22% самодеятельного (и 14% всего) населения страны. Как показывают опросы, средний класс демонстрирует безразличие к политике, но в то же время проявляет высокий уровень лояльности к партии власти, обеспечивающей в стране стабильность и порядок, следовательно, действующей в его интересах [8, с. 9]. При взаимных симпатиях власти и среднего класса парадоксальным является устойчивое нежелание семидесяти процентов этого класса жертвовать своим благополучием ради спасения отечества. Насколько сильно государство, где идеалом и социальной опорой власти является подобный класс? Ответ на этот вопрос очевиден. В свете изложенного уместно вспомнить В. Ключевского, который, перефразируя Гегеля, заметил: история ничему не учит, история наказывает за невыученные уроки. Похоже, крушение СССР ничему нас не научило. Каковы уроки этой трагедии? Условно можно выделить два рода ошибок – теоретических и практических, которые привели к драматическим событиям конца 80-х – начала 90-х гг.

Очевидно, ошибочным следует считать подход основоположников марксизма (Ф. Энгельс), деливших нации на «исторические» и «неисторические». Исторический процесс имеет противоречивый, неравномерный характер. Это означает, что ведущие акторы исторического процесса (находящиеся в сердцевине мир-истории) в разные эпохи могут меняться. В XVIII–XIX вв. Китай и Индия находились на периферии мировой истории. В настоящее время они (особенно КНР) наряду с США и ЕЭС входят в число ведущих игроков мировой политики. Можно ли на основе исторической картины XVIII–XIX вв. назвать китайцев «неисторической нацией»? Вероятно, нет.

Как представляется, национальный вопрос, национальные отношения относятся к числу сложных политических проблем, требующих глубокого, всестороннего теоретического осмысления и деликатной, тонкой политики. По устоявшейся в марксизме традиции в СССР к этой проблеме применялся узкоклассовый подход с позиций интересов пролетариата, что давало основание выделять в одной [буржуазной] нации две нации и увязывать решение национального вопроса с победой пролетарской революции. По мнению В.И. Ленина, социалистическая революция приведет не только к преодолению национальных перегородок, сближению наций, но и к их слиянию [17, с. 256; 15, с. 21–22]. Опираясь на классовый подход в понимании природы национальных проблем, идеологи СССР надеялись, что немецкий пролетариат не поддержит Гитлера и не будет воевать против социалистического государства – родины мирового рабочего класса. Небывалая в мировой истории по своим масштабам и жестокости война показала утопичность этих ожиданий. «Недооценка национализма, – отмечает известный английский социолог Э. Геллнер, – это общая слабость двух традиций – марксистской и либеральной, и в этом заблуждении они единодушны… В двух величайших войнах нашего столетия никому не удалось обнаружить ни буржуазного, ни пролетарского интернационализма» [6, с. 9–10].

Нации, согласно марксизму, – продукт буржуазной формации. Полная и окончательная победа социалистической революции в стране давала основания для вывода о решенности национального вопроса в СССР и формировании новой исторической общности – советский народ. Признание решенности национального вопроса в СССР, как справедливо отмечает Э.А. Баграмов, оказалось методологическим просчетом специалистов, занимающихся теорией наций. Такая методологическая установка «сама по себе исключала принципиальный анализ проблем в этой области» [2, с. 42]. Более того, любые попытки интеллигенции союзных республик будировать обсуждение реально существующих национальных проблем пресекались властью как проявление буржуазного национализма. Среди факторов, обусловивших «величайшую, геополитическую катастрофу XX века» (В.В. Путин), следует также назвать разрыв между теорией и практикой, декларированными принципами и реальной национальной политикой в СССР.

Как известно, при создании СССР после длительных дискуссий среди большевиков победила ленинская точка зрения об образовании федерального государства на основе добровольного союза равноправных народов. Эта идея была результатом теоретического осмысления Лениным негативного опыта национальных отношений в Российской империи, где политика черносотенного национализма помещиков и буржуазии, направленная против большинства народов России, дополнялась национализмом поляков, украинцев, грузин, евреев и других этнических групп [16, с. 140]. В.И. Ленин мечтал о создании рабочим классом нового типа государства, в котором «разные нации свободно и мирно уживались вместе или расходились (когда это им удобно), составляя разные государства… Ни одной привилегии ни одной нации, ни для одного языка! Ни малейшего притеснения, ни малейшей несправедливости! – вот принципы рабочей демократии» [16, с. 150]. Таким образом, право наций на самоопределение и их равенство провозглашались В.И. Ле­ни­ным базовыми принципами формирования социалистического государства. Для автора данной статьи огромные успехи Советского Союза в социально-экономическом, культурном развитии национальных окраин Российской империи не могут быть предметом дискуссий. Многие народы, не имевшие до революции не то что государственности, но и своей письменности, в настоящее время являются полноправными субъектами международной жизни. Это, на наш взгляд, заслуга СССР, о чем сегодня не принято говорить. Но вернемся к урокам. «Советский Союз, – отмечает Э. Геллнер, – унаследовал от царской империи невообразимое множество народов с огромными культурными, религиозными и языковыми различиями. Политическая организация нового государства была попыткой исправить такое положение с помощью расслоенной иерархии из союзных и автономных республик, автономных областей. Но ни одна бюрократически упорядоченная система подобных понятий не может упорядочить всю сложность реальной этнической ситуации; еще в меньшей степени способна она уладить возникшие многочисленные этнические конфликты не обидев одного или обоих их участников» [6, с. 15]. Подобные обиды стали возникать уже в период образования СССР, когда при определении границ республик союзная власть, руководствуясь идеологическими, политическим соображениями, напрочь игнорировала этноисторические, этногеографические, этнокультурные, лингвистические, конфессиональные факторы. Нередко антиправовым, волевым решением перекраивались границы республик, упразднялись одни автономии, другие, напротив, создавались. Так возникли очаги раздора, межэтнических конфликтов, которые дают о себе знать по сегодняшний день.

Массовые депортации национальных меньшинств не является изобретением И.В. Сталина. Государства цивилизованной Европы в XIX-XX вв. не раз прибегали к таким методам решения национального вопроса. Но это вряд ли стало утешением для десятков тысяч советских людей разных национальностей, которых власть оптом перевела в разряд неблагонадежных, обрекая на страдания, голод, болезни, а то и на смерть. Официально декларируемое равенство всех народов фактически не получало должного подтверждения реальной национальной политикой. И эта «нестыковка» давала о себе знать не только в массовых депортациях представителей отдельных народов. Из более чем 130 национальностей, проживающих в СССР, одним было даровано право иметь национальную республику и возможность самоопределения, другие его лишались. Они должны были довольствоваться автономиями различного ранга. Пресловутая «пятая графа», введенная в советские паспорта в 1932 г., не просто свидетельствовала о национальности владельца, а имела прямую связь с его «благонадежностью» и была на практике «индикатором его социальной и личной судьбы» [2, с. 42]. Осознание этого факта вызвало к жизни явление «этнической мимикрии». Представители национальных меньшинств в союзных республиках, имитируя свою принадлежность к титульной нации, частично или полностью меняли свою фамилию. Эта «стыдливая» форма ассимиляции, насколько нам известно, довольно распространена в мире, особенно в тех странах, где в удостоверении личности не указывается национальность владельца.

Власти в СССР на официальном уровне не утруждали себя морально-правовым обоснованием разностатусной национальной политики. Как уже отмечалось, любая попытка публичного обсуждения интеллигенцией легитимности существования «национально-административных» единиц не находила понимания у властей и однозначно пресекалась. Сама политическая установка о решенности национального вопроса в СССР делало излишним обращение власти к научному сообществу при принятии практических решений. Ученые чаще всего привлекались post factum для разъяснения и теоретического обоснования уже принятых решений или выдвинутых на партийных форумах новых идей. К числу таких идей следует отнести и вывод о формировании в СССР «новой исторической общности – советский народ».

Помимо отрыва практики от теории следует отметить и то, что сама национальная политика в Советском Союзе не отличалась последовательностью, что также сказалось на судьбе государства. С одной стороны, как отмечает В.С. Малахов, власть подхлестывала культурную гомогенность страны, а с другой – проводила этническую сегрегацию населения. «Мероприятиям, направленным на формирование новой сверхэтнической исторической общности противостояла политика институационализации этничности и поощрения этнических элит в соответствующих “национальных” территориальных образованиях. Декларируя курс на преодоление национального принципа государственного устройства, коммунистическое руководство на деле способствовало формированию национальной государственности в отдельных точках контролировавшегося им пространства. Противоречия, которые удавалось держать под спудом сильного центра, сразу же дали о себе знать, стоило центру ослабнуть» [2, с. 50–51]. Распад единого государства произошел точно по границам союзных республик, определенных некогда центральной властью.

Необходимо отметить, что экономическая элита «национальных республик» к концу перестройки идеологически дистанцировалась от коммунистического руководства Союза. Но это не мешало ей активно эксплуатировать марксистский принцип о праве наций на самоопределение и отстаивать свое конституционное право на выход из СССР. После развала страны та же элита, теперь уже самостоятельных государств, категорически отказала в этом праве другим народам, которые некогда волевым решением властей оказались в составе республик. Тут и встала со всей остротой не обсуждавшаяся прежде проблема легитимности границ возникших государств, отгородившихся друг от друга шлагбаумами [20, с. 50]. Для преодоления легитимационного кризиса в новых государствах активно занялись поиском этнической идентичности. Это обусловило расцвет национализма практически по всей территории СССР. Одной из значимых причин роста национализма был глубокий легитимационный кризис, порожденный непоследовательной национальной политикой советских руководителей.

Но дело не только в национальной политике. Последняя может быть эффективной, если опирается на глубоко фундированную теорию, адекватно отражающую наличную социальную реальность и ее сущностные тенденции. В конце 80-х гг., когда крайне обострились межнациональные отношения и пролилась первая кровь, стало очевидно, что марксистская теория наций не отвечает этим требованиям. Из-за политического и идеологического давления теория явно отставала в своем развитии и не в состоянии была продуцировать решение актуальных задач эпохи. Объективности ради следует заметить, что и в настоящее время ни у нас в стране, ни за рубежом нет общепринятой научной парадигмы, которая могла бы предложить эффективное решение национального вопроса, с которым сталкивается человечество в эпоху глобализации.

Определенная активизация научных исследований в области теории наций в СССР происходила в годы хрущевской оттепели [11]. В 60-х годах журнал «Вопросы истории» организовал широкую дискуссию, в ходе которой было предложено дополнить известное (сталинское) определение наций признаками самосознания и государственности. Эти идеи оказались особо востребованными в конце перестройки, когда возросли центробежные тенденции. В 70–80-х годах в научных публикациях активно обсуждалась тема формирования новой «исторической общности – советский народ». Некоторые исследователи, руководствуясь марксистским положением о слиянии в исторической тенденции (социалистических) наций, считали, что в СССР идет процесс формирования единой нации. Другие шли еще дальше, делая вывод о возникновении новой этнической общности. Большинство ученых, как помнится, дистанцировалось от такого взгляда. Эти дискуссии нельзя, на наш взгляд, оценивать как бесплодный схоластический спор, ибо речь идет о попытках научной (адекватной) рефлексии тех новых тенденций межнациональных отношений, которые возникали в условиях социально-экономической, культурной интеграции и гомогенезации советского общества.

Достаточно активно учеными страны обсуждалась (и обсуждается до сих пор) проблема соотношения понятий «нация» и «этнос». Широкий резонанс в научном сообществе получила точка зрения Ю.В. Бромлея, а именно: в широком смысле понятие «этнос» отражает связь этнических явлений с социально-экономическими, которыми они в конечном счете обусловлены. Поэтому ключом для разграничения наций от этносов у Ю.В. Бромлея выступает понятие «этно-социальный организм» (ЭСО). Ученый выделяет три типа ЭСО: племя (первобытная эпоха), народность (рабовладение и феодализм) и нация (капитализм и социализм). Устоявшееся в науке понимание этноса Ю.В. Бромлей именует «этникосом», который не существует вне ЭСО [35, с. 6–7]. Нация, таким образом, оказывается исторически возникшим (третьим) типом этноса, обладающим, по мнению академика, помимо собственно этнических признаков (язык, культура, самосознание и т.д.), также территориальной и социально-экономичес­кой общностью [35, с. 6–7]. Подобное понимание нации и этноса в принципе разделялось многими учеными, но не всеми, ибо было очевидно, что в этой концепции отсутствуют строгие критерии, позволяющие отделить нацию от этноса. Так, территориальный и социально-экономический признаки не являются исключительными атрибутами нации, так или иначе они просматриваются и у народности. Но если нет четких границ, отделяющих «нацию» от «этноса» («народа», «народности»), «то в многонациональном государстве, каким был СССР и каким остается Россия, любой народ или народность может объявить (и объявляет!) себя нацией и реализовать свое законное право на государственное самоопределение вплоть до выхода из состава союзного государства или федерации» [11, с. 40]. Иначе говоря, в начале 90-х гг. споры о «нации» и «этносе» вышли за рамки чисто научной дискуссии. Националистические движения, активизировавшиеся по всей стране, активно эксплуатировали в своей пропагандистской риторике идею ЭСО, что фактически вели дело к развалу России. «Этнос и нация, – пишет В.А. Тишков, – стали жестокими синонимами с политическими выводами о “вымирании” или “убийстве наций” (nation Killing) в рамках существующих “многонациональных государств”. Вторым аргументом современных этнонационалистов становится упрощенная картина внешнего мира: в Испании живут самоопределившиеся испанцы, в Англии – англичане, в Китае – китайцы. И в мире осталась только последняя (после распада Югославии) “многонациональная империя” – Россия… Россия есть некая историческая аномалия, нуждающаяся в современной коррекции» [32, с. 146]. Отсюда и вывод: «все, что нахапали русские, теперь надо отдавать» [32, с. 146]. Подобные идеи находили понимание и поддержку среди западных политиков и ученых, применяющих, как правило, двойные стандарты к собственным странам и к России [32, с. 147–151]. По признанию В.А. Тишкова, в ту пору министра по делам национальностей, именно этот политический аспект теоретического дискурса имел решающее значение для него и его единомышленников в определении своей теоретической позиции. «Нация, – отмечает В.А. Тишков, – это политический лозунг и средство мобилизации масс, а не научное понятие. Эта категория не имеет право на существование» [30, с. 34]. Этносы, согласно автору, существуют исключительно в умах историков, социологов, этнографов. «Таксономические конструкции ученых, что есть локальная (этнографическая группа) подгруппа, “субэтнос”, “подразделение этноса”, а что есть настоящий этнос, являются крайне условными и в большинстве случаев зависят от политики и господствующей теории. Причем последняя тоже есть результат политики…» [32, с. 121]. Данный вывод можно отнести и к воззрениям самого ученого.

Теоретическая позиция всемирно известного ученого и его единомышленников не могла не оказать влияния на формирующуюся новую политическую реальность России. Восстановленное после своей смерти при Сталине министерство по делам национальностей было упразднено. В новой Конституции страны исчезла статья о праве наций на самоопределение. В новых российских паспортах не стало «пятой графы», указывающей на национальность. В некоторых солидных учебниках тема «нация» также исчезла [33]. Как принято говорить по такому случаю, Россия шла по пути цивилизованных стран и строила демократическое общество.

Новшества в сфере национальной политики свидетельствовали о том, что их инициаторы видели решение такой сложной социальной проблемы, какой является национальный вопрос, исключительно в плоскости семантики и прагматики. Но ожидать, что с упразднением понятия «нация», устранением статьи (о праве наций на самоопределение) в основном законе и соответствующего пункта в реквизитах паспорта в стране исчезнет национализм, ксенофобия и все люди объявят друг друга братьями, – по меньшей мере наивность. Попытка деполитизации национального вопроса обернулась ростом политической напряженности в «суверенных» национальных республиках и отдельных регионах Российской Федерации. В прежних советских паспортах все данные о гражданине в республиках дублировались на родном языке. В новых паспортах этого не было. Отсутствие указания на национальность владельца и данных о нем на родном языке было расценено этнонационалистами как политика насильственной русификации, проводимая Москвой. Впрочем, отсутствие «пятой графы» было воспринято резко негативно и русскими ультра [31]. Русский традиционалист профессор В.В. Сорокин в изъятии из паспорта пункта о национальности увидел происки глобализаторов. С его точки зрения, «национальность – это устойчивая система (целостная совокупность) накопленных в течение тысяч лет генетических качеств и народных традиций», поэтому безнациональные люди, потеряв свои индивидуальные различия и память о прошлом, превращаются в «однородную биомассу», «в зомбированный биоматериал – идеальный объект для встраивания его в жесткую иерархическую систему. А это и нужно глобализаторам» [26, с. 108]. Но вернемся к национальным республикам. Многотысячные митинги в Казани и других городах Татарстана, публичное сожжение российского флага и новых российских паспортов вынудило власти России приостановить выдачу новых удостоверений. После длительных и сложных переговоров между представителем Президента РФ и национальной элитой республик было принято «соломоново решение»: желающие могут получать паспорта с вкладышем с государственным гербом республики и данными о владельце на родном языке (постановление Правительства РФ от 5.01.2001 г.). Но и это решение некоторыми радикально настроенными представителями этнических элит и гуманитарной интеллигенции было воспринято как дискриминация нерусского населения, ибо в отличие от русских первые наделялись особыми паспортами с вкладышем. Словом, «в условиях России нигилизм в национальном вопросе столь же опасен, как и узколобый национализм» [2, с. 45].

Из вышеизложенного можно сделать два вывода. Во-первых, любая концепция, любая парадигма по национальному вопросу имеет политическую составляющую, от которой невозможно избавиться и которую необходимо обязательно учитывать. Во-вторых, невозможно объективное решение возникших национальных проблем на основе механического переноса опыта так называемых «цивилизованных стран», поскольку каждый такой конфликт представляет «особый случай», обусловленный, как правило, сложными историческими взаимоотношениями носителей различных культур, религий, традиций, менталитета. Простая экстраполяция принципов регулирования межэтнических отношений невозможна и потому, что свидетельств справедливого и успешного решения подобных конфликтов в развитых странах мира немного. Более того, в последние десятилетия даже в экономически благополучных странах Запада наблюдается обострение межэтнических отношений, усиление национализма и сепаратизма [34; 19, с. 8; 5, с. 5]. Представляется, что в перспективе глобализация, протекающая в ее нынешней форме, лишь укрепит эти негативные тенденции. Словом, не только для России, но и для многих стран мира национальный вопрос – это политически важная и болезненная проблема, требующая своего решения. Но как уже отмечалось, успех в разрешении этой проблемы зависит от уровня сформированности теории. Однако не только среди российских, но и западных ученых нет консенсуса в трактовке базовых понятий этой теории. «Отечественное и зарубежное естествознание, – отмечает С.Г. Кагиян, – демонстрирует такой плюрализм подходов и точек зрения, синтезировать которые в одну теоретическую модель эволюции “этносов” и “наций” проблематично» [11, с. 32].

Большинство отечественных и зарубежных ученых едины во мнении, что нации – продукт буржуазной формации. В XVIII–XIX веках складываются две конкурирующие сегодня концепции нации: гражданско-политическая (Франция, США) и этнокультурная (Восточная и Центральная Европа, Российская империя). Для сторонников первой концепции важнее всего разделяемые согражданами политические принципы свободного общества. Приверженцы второй придают определяющее значение единому культурному наследию и общему происхождению [2, с. 40–41]. Марксистское понимание наций близко ко второй концепции. Но для марксизма главным фактором формирования и изменения наций является социально-экономическое развитие общества. Устоявшееся в отечественной учебной литературе определение нации было дано И.В. Сталиным в 1913 г. в небольшой статье «Марксизм и национальный вопрос». «Нация, – писал будущий руководитель СССР, – есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психологического склада, проявляющаяся в общности культуры»[31]. Такая трактовка нации – результат влияния на И.В. Сталина идей австро-немецких марксистов. У К. Каутского Сталин заимствовал историко-экономический критерий, а у О. Бауэра и Р. Шпрингера – психологический склад («национальный характер»). Полемизируя с последними, определявшими нацию по единственному признаку – национальному характеру, Сталин писал: «Только наличие всех признаков взятых вместе дают нам нацию» [29]. По мнению автора, образование нации сопровождается их превращением в государство (Англия, Франция). Отмечая в то же время, что в Восточной Европе существуют государства (Австро-Венгрия, Россия), состоящие из нескольких национальностей, Сталин энергично отстаивал их право на самоопределение и резко критиковал О. Бауэра, выдвигавшего идею культурно-националь­ной автономии в рамках единого государства. Интересно, что, с точки зрения И. Сталина, такая полиэтническая страна, как США, «заслуживает» называться нацией, а Австрия или Россия – нет. У автора не возникало сомнения в универсальности данного им определения нации на основе перечисления четырех его атрибутов. Более того, согласно Сталину, при отсутствии хотя бы одного из четырех признаков нация перестает быть нацией. Подобное жесткое требование, кажется, должно было гарантировать объективный научный подход к решению национальных проблем. В действительности же в условиях полиэтнического Советского Союза это приводило к непреодолимым теоретическим трудностям[1] и «расчищало почву для произвола в теории и практике нациостроительства» [2, с. 42].

В период крушения СССР имело место массовое бегство обществоведов от формационной концепции исторического процесса. Статус и число сторонников марксистской теории наций заметно изменились. При отсутствии общепризнанной теории в настоящее время можно выделить два методологических основания исследования наций – примордиализм и конструктивизм. Примордиализм (или натурализм) онтологизирует этничность, характеризуя ее через объективно существующие признаки. Понятно, что и марксистская концепция наций исходит из того, что нация – это объективно существующая, изменяющаяся общность людей с четко выраженными характеристиками. Конструктивизм же отрицает объективность этничности, нации. «Нации, – пишет видный представитель этого течения Э. Геллнер, – как естественный, данный от Бога способ классификации людей… миф. Национальная принадлежность не врожденное человеческое свойство» [6, с. 114, 34]. Нация, по мнению автора, это конструкт, созданной субъектом (ми). «Два человека принадлежат к одной нации лишь только в том случае, если они признают принадлежность друг друга к этой нации. Иными словами, нации делает человек; нации – это продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей. Именно национализм порождает нации, а не наоборот» [6, с. 35, 127]. Основные идеи своей книги автор считает частью исторического материализма, хотя, как видится, многие его выводы противоречат марксистской теории нации.

С точки зрения другого, более популярного в настоящее время конструктивиста Б. Андерсона, нация есть «воображенное политическое сообщество». Она представляется таковой, поскольку члены даже самой малочисленной нации не знают друг друга, не встречаются друг с другом, тем не менее рассматривают себя как единую общность, с общей судьбой. И эта воображаемая общность становится реальностью как только массы обретают веру в данную идею [1, с. 31]. Иначе, нация – это социальный конструкт.

Из отечественных ученых наиболее последовательным сторонником методологии конструктивизма (в ее андерсоновском варианте) является В.А. Тишков. По его признанию, он использовал данную парадигму при анализе феномена этничности в советский и постсоветский периоды нашей истории. «Именно через эту исследовательскую призму, – отмечает В.А. Тишков, – обнаруживается яркая картина советской этнической инженерии, в том числе и конструирование “социалистических наций”…»[2] Осмысление социально-полити­чес­кой реальности России начала 90-х гг. привело ученого к выводу о том, что нация не есть научная категория и она должна быть устранена из языка науки и политики. Идеи В.А. Тишкова имели среди научного сообщества нашей страны большой и преимущественно негативный резонанс. Сам ученый обрел репутацию наиболее активного и последовательного проводника идеологии конструктивизма и инструментализма.

В.А. Тишков, на наш взгляд, серьезный и оригинальный ученый. И огульная критика в его адрес в научных публикациях была излишне острой. В доводах ученого, как и в аргументах конструктивистов, немало резона. Например, нельзя не учитывать в формировании и консолидации нации значение созидательной деятельности элиты. Тем не менее в позиции исследователя обнаруживаются серьезные изъяны инструментально-конструктивистской методологии, о которых достаточно много уже написано, что избавляет нас от подробного анализа этой проблемы. Хотелось лишь заметить, что никакая активность элиты не может увенчаться успехом, если отсутствует соответствующая социальная реальность, а именно гомогенная (-ые) этническая (-ие) группа (-ы). Нам кажется, что никакими усилиями нельзя убедить живущих сегодня в Турции курдов, что они вместе с турками представляют одну, турецкую, нацию. Но наличие курдского этноса в условиях его существования в Турции позволяют курдской элите без больших усилий консолидировать этот народ и выдвигать политические требования.

Следует также отметить, что в принципе невозможно решать сложные социальные проблемы путем перевода их в семантическую плоскость, т.е. элиминации из языка понятий «нация», «этнос», к чему по существу призывает В.А. Тишков. Да и отказ от понятия «нация», как было показано, далеко не безобидное дело. Это создает упрощенную, иллюзорную картину существующей социальной реальности, препятствует ее эффективному управлению, способствует росту политической напряженности.

Инструментально-конструктивистская методология восходит, с одной стороны, к прагматизму и конвенциализму (конец XIX в.), а с другой – к неопозитивистской семантической философии (общая семантика – первая половина XX в.). В конце XX-начале XXI в. процесс глобализации снова вызвал интерес к этой методологии. В этот период на исторической арене помимо наций-государств появляются новые акторы: ТНК, интернациональные финансовые группы, представляющие экономическую элиту ведущих постиндустриальных стран, международные институты, организации и т.д. С формированием глобальной экономики масштабы и аппетиты ТНК и особенно финансово-спекулятивного капитала делают невозможным их существование в узких границах национальных государств [27]. Понятно, что успех их деятельности зависит от возможности быстрого и беспрепятственного пересечения капиталом национальных границ. В этой связи «нация,– как пишет Р.О'. Брайен, – делается неуместной, хотя она еще существует» [4, с. 132]. Негативное отношение к государству и государственному суверенитету как отжившим институтам в современном мире и отказ от понятия «нация» есть не только одностороннее отражение процесса глобализации, но и выражение позиций транснационального финансово-спекулятивного капитала. В условиях, когда национальные границы становятся все более символическими, востребованной и модной оказывается концепция космополитизма [3].

Инструментально-конструктивистская концепция наций не получила широкого распространения ни на Западе, ни тем более в России. Как было показано ранее, в настоящее время марксистская трактовка наций также не устраивает многих исследователей. Помимо причин, о которых уже говорилось, следует отметить и то, что сталинское определение нации отражало европейскую социальную реальность конца XIX-начала XX вв. Сегодня Австрия, Германия, Франция и другие страны Европы – это полиэтнические общества. Рост иммиграционных потоков свидетельствует о том, что гетерогенность населения в развитых странах мира будет возрастать. Отсюда и поиск исследователями новых критериев для выделения нации. В ходе продолжающихся дискуссий Ю.И. Семенов предложил определить нацию как «совокупность людей, имеющих общее отечество» [25, с. 56]. Солидаризируясь с ним, И.А. Гобозов пишет: «Действительно, все граждане данного государства независимо от их этнического происхождения и этнической принадлежности представляют собой единую нацию, все, имеющие французское гражданство, являются французами, хотя не все из них относятся к французскому народу. Иначе говоря, не все из них этнически являются французами» [7, с. 178]. Заметим, однако, что отечество и гражданство не одно и то же. Человек может быть гражданином той или иной страны, но не считать ее своим отечеством. Согласно И.А. Гобозову, «понятие народа – социально-этническое понятие, а понятие нации – социально-политическое понятие» [7, с. 178]. Д. Краснянский также указывает на политическую составляющую нации. С его точки зрения, нация «есть особого рода политическая сила, которая формируется в борьбе за преобразование существующего или создание нового социального организма, осознаваемой как борьба за интересы отечества…» [14, с. 168]. Э.А. Баграмов предлагает соединить этнический подход к пониманию нации с концепцией «гражданской нации», введенной в науку В.А. Тишковым. Эту методологию он определяет как исторический реализм, который «заключает в себе как признание объективности существования наций и ее атрибутов, так и плодотворную творческую деятельность людей, общественных институтов по ее формированию и развитию» [2, с. 47]. Подход Э.А. Баграмова близок к точке зрения И.А. Гобозова, хотя и не тождествен ей. Из названных точек зрения позиция Э.А. Баграмова представляется нам более предпочтительной. Во-первых, она учитывает и сохраняет положительные моменты как примордиализма (натурализма), так и конструктивизма и в этом плане является неплохой основой для дальнейшей разработки и принятия общеприемлемой современной концепции нации. Во-вторых, учитывая политическую составляющую теории нации, реализация именно этой концепции могла бы содействовать консолидации нашего общества и успешному решению стоящих перед ним задач. Этот вывод напрашивается из анализа мирового опыта национальных отношений.

В XX веке были реализованы три модели национальных отношений: этнонационалистическая, ассимиляционная и мультикультурная. Первая существовала в СССР. Ее результат известен. Вторая была апробирована в США. Так называемая концепция «плавильного тигля» была направлена на ассимиляцию гетерогенного по расовому и этническому составу населения Америки и на «создание» «типичного американца». В представлении идеологов этой программы «типичный американец» оказался обладателем вполне конкретных признаков: он белый, англосакс, протестант и т.д. Проект провалился. США перешли к реализации другой модели – мультикультурализма. В условиях США с чрезвычайно сложным по расовому, цивилизационному, этническому составу населением (при отсутствии доминантной этнической группы) ассимиляция вряд ли была возможна, да и политика мультикультурализма тоже может столкнуться с трудностями. Здесь уместно вспомнить известный афоризм Р. Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток и вместе им не сойтись». Близкие идеи высказывал К. Юнг, указывая на принципиально различные типы мышления у представителей западной и восточной цивилизаций. Современные научные исследования действительно подтверждают это [23, с. 83].

Глобализация, усилившая интегративные процессы в мире, дала основание некоторым исследователям сделать вывод о возникновении в недалеком будущем качественно нового человека, представляющего мегаобщество (суперэтнос). Опираясь на результаты работ российских и зарубежных ученых, Ф.Х. Кессиди пишет: «…Образова­ние единой (мировой) культуры и даже “слияние” в обозримом будущем этносов (наций и народов) в некий планетарный суперэтнос или мегаобщество, представляется весьма проблематичным» [12, с. 79]. Автор считает уместным говорить о взаимодействии (созидательном или разрушительном) культур, но не об их взаимопроникновении, интеграции.

Россия является полиэтнической, поликонфессиональной евразийской страной со значительными иммиграционными потоками из Азии и Востока. В этой связи учет вышеизложенных фактов важен как для этнокультурного прогнозирования будущего нашей страны, так и особенно для осуществления эффективной национальной политики. Создание атмосферы взаимопонимания, толерантности, единства в отношениях различных этнических групп, существующих в России, – условие ее политической стабильности и социально-экономического процветания. Но реализация какой концепции может обеспечить беспроблемное будущее России? Как уже отмечалось, такой парадигмой, на наш взгляд, является концепция «гражданской нации», учитывающая объективность искомой исторической общности и ее этнический состав. Нации могут быть моноэтническими и полиэтническими. Моноэтнические государства – большая редкость. Сегодня это Армения (93–96% населения – армяне), Исландия (96–99% – исландцы) и некоторые другие страны. Поскольку нация основывается на этнических группах, следует отличать национальность от нации. Национальность выражает этническое происхождение или этническую идентификацию человека. Национальность – феномен, объективно обусловленный фактом рождения человека в конкретной семье, относящейся к определенной этнической группе. Но это не значит, что «не во власти человека стать существом иной национальности», как пишет А.Г. Спиркин [28, с. 579]. Писатель С. Довлатов, по его признанию, до выезда за границу несколько раз менял национальность. Современная Конституция РФ (ст. 26) гарантирует право каждому «определять и указывать свою национальную принадлежность». Как свидетельствуют результаты переписи населения (2002, 2010 гг.), молодые россияне нередко злоупотребляют этим правом, называя себя эльфами, гоблинами, спартанцами и т.д. Что касается нации, то в принципе для ее определения можно использовать известную сталинскую формулировку с добавлением двух признаков – государственности и самосознания. Взаимосвязь нации и государства – бесспорный факт, подтвержденный как зарубежными, так и отечественными учеными. В конституционном праве англосаксонских и романо-германских правовых семей понятие «нация» используется в значении государства. Поэтому международные организации, возникшие в XX в. для регулирования межгосударственных отношений, были названы – Лига Наций, Организация Объединенных Наций. Учитывая корреляцию между государством и нацией, эту последнюю можно определить как политически самоорганизованный народ, объединенный общей территорией (признак, обусловленный наличием национального государства), экономической жизнью (экономическим укладом), языком, культурой и самосознанием. Нация, безусловно, реальность объективная, но она состоит из людей, для которых самоидентификация, как способ и условие социальной ориентации, невозможна без самосознания, т.е. осознания единства, общности со всеми другими гражданами данной страны. Мы еще вернемся к этому вопросу. Но прежде необходимо выяснить, применима ли концепция гражданской нации к современной России. Если подходить формально, то, можно сказать, да.

В основном законе страны, как нам представляется, присутствует эта идея. «Мы, многонациональный народ Российской Федерации, соединенные общей судьбой на своей земле…», – говорится в преамбуле Конституции РФ. Многие статьи этого документа также можно интерпретировать в духе названной концепции. Если многонациональный народ России и есть российская нация, то вполне логично то, что в одном из своих обращений к этой нации в середине 90-х гг. Б.Н. Ельцин использовал понятие «россияне». Тогда такое обращение было встречено в обществе неоднозначно. Но и сегодня, похоже, немалая часть нашей интеллигенции категорически не приемлет это слово. В беседе с Н. Нарочинской известный кинорежиссер и актер В.В. Меньшов говорит: «Меня слово “россиянин”, ну, корежит, что ли, с тех пор как оно появилось у нас в обиходе. Это, видимо, на каком-то чисто биологическом уровне» [21, с. 49]. Ученый и политик Н. Нарочинская фактически солидаризируется с собеседником, для которого слово «русский» предпочтительнее слова «россиянин». Эти субъективные предпочтения, на наш взгляд, свидетельствуют о том, что реально российская нация пока еще не существует. Ее формирование – это вопрос перспективы.

Нация – это историческая общность людей, объединенных общностью экономической жизни. Речь идет об обществе с развитым общественным разделением труда, обусловливающим высокий уровень взаимосвязанности и взаимозависимости населения разных регионов, превращающего всю эту массу людей в сложный коллектив, в единый социальный организм. В этом случае интересы людей выходят за узкие границы близкого окружения (семьи, родственников, друзей) и простирается на граждан всей страны. Ущемление их интересов рассматривается как попрание собственных, что вызывает не просто сочувствие, но и активные формы протеста. Словом, возникновение сложного единого социального организма – важнейшее условие формирования нации. Единый социальный организм предполагает существование в стране более или менее гомогенной развитой экономической среды. Есть ли это в современной России? Судите сами.

Согласно академику Д.С. Львову, «разрыв между наиболее и наименее экономически обеспеченными регионами по показателю подушевого регионального продукта составляет 60-кратную величину, по объему инвестиций на душу населения – 150 раз, по уровню потребления – 30 раз, по уровню безработицы – 24 раза и т.д.» [18, с. 6]. Аналогичные различия между отдельными странами Евросоюза ниже в 10 и более раз. Отсюда и вывод российского ученого: «по-видимому, европейские страны имеют сегодня гораздо больше оснований считаться единой страной, чем отдельные регионы в границах единой России» [18, с. 6]. Различия по доходам между экономической и политической элитой и остальной частью населения еще более разительны, что позволяет академику Д.С. Львову говорить о существовании в одной стране двух совершенно разных Россий. У них, на наш взгляд, не только разные образ жизни, интересы, но и формы бытия. Для представителей первой России – это, по Д.С. Львову, 15% населения, аккумулирующего в своих руках 85% всех сбережений, 92% доходов от собственности, 96% всех средств, расходуемых на покупку иностранной валюты [18, с. 6], – имеет значимость, ценность время. Они безразличны к социальному пространству, которое фактически для них не существует. Работает российская элита в одном месте, отдыхает в другом, досуг проводит в третьем, семья находится в четвертом. Будущее своих детей они, как правило, не связывают с Россией. Что касается второй России, а это большинство населения, для них значимо пространство, которое имеет ограниченный, локализованный характер, не выходит за границы населенного пункта, предприятия, семьи. Время для них малозначимо в силу его монотонного однообразия или вовсе не существует, поскольку оно остановилось много лет назад. Не имея средств к перемещениям, они лишены возможности полноценной содержательной жизни. Многолетняя социально-экономическая необустроенность сформировала у немалой части россиян апатию, безразличие к окружающему миру и прежде всего к государству. Отчужденное отношение к государству этой «второй России» обусловлено длительным безразличием государства к ней. Роднит «вторую Россию» с первой отсутствие чувства общности, единства с остальной Россией. Отсюда и нежелание немалой части россиян жертвовать своей жизнью ради спасения отечества.

В полиэтнической, поликонфессиональной стране затянувшееся экономическое неблагополучие таит в себе опасность обострения этнических конфликтов и фрагментации страны. «Этнические конфликты, – отмечает Э. Геллнер, – бывают более острыми, когда культурные различия, определяющие и порождающие современные нации, являются также знаками, подтверждающими либо экономическое благополучие, либо отсталость. Всеобщее преуспевание, по крайней мере, ведет к большой степени терпимости, разумеется, не гарантируя ее» [7, с. 19]. По мысли ученого, процветающими нациями являются не те, кто владеет большими территориями, а те, кто имеет эффективную промышленность [7, с. 19]. Из изложенного следует, что окончательное преодоление партикуляризма и создание сплоченной, процветающей российской нации зависит прежде всего от государства, его эффективной экономической политики. Социально-экономическое благополучие, политическая стабильность, предсказуемость, равенство всех перед законом усиливают веру людей в свою принадлежность данной общности (нации) и необходимость дальнейшего пребывания в ее составе и наоборот. Этот вывод вытекает и из драматического опыта СССР. С точки зрения многих ученых (В.А. Тишков, Э.А. Баграмов и др.), в СССР понятие «советский народ» выполняло ту же функцию, что понятие «гражданская нация» в других странах. В 60-70-х годах в Советском Союзе шел процесс формирования такой нации. Но кризис конца 70-х и 80-х гг. привел к резкому снижению темпов экономического роста, причем в разных республиках по-разному. Диспропорции в экономическом развитии республик и уровне жизни населения в них обнажились и существенно возросли в эпоху перестройки. Кричащие различия в социально-экономическом развитии регионов приобрели межнациональный характер и получали соответствующую интерпретацию в союзных республиках. Автору этих строк в конце 80-х – начале 90-х удалось побывать в различных регионах страны (Армения, Дальний Восток, Украина, Казахстан, Москва) и везде слышалась критика в адрес центра (Москвы), который чаще всего ассоциировался с Россией. Последняя тоже была недовольна своим положением и той «обузой», которая висит на ее шее в виде этих самых союзных республик.

В этих условиях возникновение центробежных тенденций стало неизбежным. С ухудшением экономической ситуации в стране они усилились и вскоре приобрели необратимый характер. Не успев окончательно сформироваться, гражданская нация – советский народ – ушла в небытие.

Необходимо отметить, что существенным фактором, способствующим развалу Советского Союза, стало принятие 12 июня 1990 г. Первым съездом народных депутатов РСФСР Декларации о государственном суверенитете. Помнится, эта весть повергла в шок многих. Учитывая, что несущим хребтом СССР была Россия, стало очевидно, что катастрофа неизбежна. С 1992 года 12 июня отмечается как национальный праздник – День независимости и свободы России. У многих людей вызывает недоумение: независимость от кого – шведов, немцев? Или, может быть, 150-миллионная Россия наконец получила свободу от 1,5-миллионной Эстонии? Нам отвечают – от тоталитаризма. Но ведь многие из тех, кто принимал названную Декларацию, и особенно те, кто утверждал этот праздник, были не рядовыми коммунистами, а входили в состав политического руководства того самого тоталитарного государства. Следовательно, они провозглашали независимость России от самих себя[3]. Да, «умом Россию не понять»!

Принятие Декларации о суверенитете, которая в конечном счете обернулась «величайшей геополитической катастрофой XX века», свидетельствует, на наш взгляд, не просто о политическом легкомыслии тогдашней российской элиты, но и о ее тяжелом недуге, от которого она до сих пор полностью не избавилась. Антикоммунизм и национализм – симптомы этой социальной болезни, которые время от времени дают о себе знать в нашем обществе и сегодня.

Как отмечалось, признаком нации являются общая культура и язык. Проблем в этой области для формирования единой российской нации значительно меньше, чем в экономике. Уже в СССР на основе культуры и языка доминантного (государственнообразующего) этноса формируется единая культура. Упомянутый нами В.В. Меньшов, рассуждая о великих достижениях советского кинематографа, отмечает: «Да тот советский кинематограф и был русским кинематографом, несмотря на то, что на восемьдесят процентов сделан людьми еврейской национальности. Но ведь на русской почве» [21, с. 51]. В Советском Союзе и особенно в современной России многие люди являются носителями бикультуры. Она позволяет легко адаптироваться в иноэтнической социальной среде, без проблем участвовать в межэтнических взаимодействиях. Иначе, бикультура является условием комфортного проживания человека в полиэтнической стране. Очевидно, что с возникновением единого социального организма и развитой гомогенной экономической среды произойдет дальнейшее развитие единой культуры. В перспективе ее роль в межэтнической культурной коммуникации и духовном развитии народов России будет возрастать.

Глобализация вызвала рост иммиграционных потоков в развитые страны мира. Этой участи не избежала и Россия. Учитывая, что в ближайшей перспективе России не обойтись без иммигрантов, думается, в стране необходимо проведение единой продуманной политики по адаптации иностранцев, особенно тех, кто желает принять российское гражданство. Речь может идти о создании определенных институтов, где приезжим дают временное пристанище и оказывают необходимую в таких случаях правовую помощь по оформлению документов. Эту функцию сегодня выполняют различные, нередко нечистоплотные на руки люди. В этих же центрах иммигранты могли бы изучать язык, культуру, традиции, обычаи страны и получать элементарные знания по праву, после чего сдавать экзамены. Кое-что в этом направлении делается в некоторых субъектах Федерации общественными организациями. Однако нужна единая системная работа на государственном уровне. Это облегчит адаптацию приезжих в новой социальной среде и уменьшит количество эксцессов, возникающих в межэтнических отношениях. Насколько нам известно, подобные учреждения абсорбции давно существуют в Израиле, ФРГ. В Израиле активная иммиграционная политика позволяет решать не только экономическую, но и военно-политическую задачу. Нам не кажется, что Россия, находящаяся в демографической яме с обезлюдевшими огромными территориями, меньше нуждается в приезде иммигрантов, особенно соотечественников, чем Израиль с высоким уровнем рождаемости.

Бикультура, с одной стороны, облегчает адаптацию в иноэтнической социальной среде, но, с другой, формируя у человека бинарное сознание, создает определенные трудности в самоидентификации. Нам представляется, что с формированием полноценной гражданской нации для человека определяющим в его самоидентификации будет прежде всего его принадлежность к этому сообществу, т.е. то, что он россиянин, а уж потом, что он русский, татарин, грузин и т.д. Сегодня ситуация в стране иная. По мнению доктора юридических наук профессора В.В. Сорокина, по решению компрадорских и инородческих элит Россию дважды, в 1922 и 1993 гг., лишали самоназвания. «Термин “Российская Федерация”, – пишет В.В. Сорокин, – провоцирует сознание и подсознание планеты на восприятие аморфного образования с зыбкими границами и неопределенным этническим составом. Так, внедряется беспочвенность и нигилизм в национальный характер российских народов и, прежде всего, государствообразующего и государствосохраняющего русского народа» [26, с. 34]. Автор почему-то исключает «инородцев», кто принимал название государства, из числа российских народов, очевидно, понимая под последним исключительно русский этнос. «Мы, – пишет А. Ципко, – часто подменяем русское национальное сознание этническим русским национализмом. Не понимая, что это разрушительная сила, и она в России никогда не приветствовалась. На этой основе невозможно сохранить Россию» [22, с. 12]. Заведующему кафедрой теории государства и права В.В. Сорокину невдомек, что с самого начала возникновения русского государства в него входило более двадцати народностей. «Мы, – подчеркивает А. Ципко, – не государство русских уже со времен Ивана Грозного. Наши великие писатели – Тургенев, Карамзин, Булгаковы – потомки татарских родов» [22, с. 12].

Формирование и развитие общенациональной (российской) культуры и самосознания невозможны без поддержки и развития всех народов России и их культуры, без создания условий, при которых даже самые малочисленные этнические группы чувствовали бы себя как дома. Это единственный способ сохранения современной России как целостного государства, «иначе, – как совершенно справедливо отмечает А. Ципко, – все рассыплется. Останется Московское княжество, даже без Рязани, потому что там 30 процентов населения касимовские татары» [22, с. 12].

Самоидентификация людей по общенациональному признаку свидетельствует о степени консолидированности общества и степени лояльности граждан к своему государству [32, с. 163]. И это не случайно. Поскольку государству принадлежит определяющая роль в формировании нации. Речь идет не только о проведении государством эффективной экономической, культурной, идеологической политики, но и об осуществлении определенных преобразований в политико-правовой сфере. Нам представляется, что важным фактором консолидации населения страны и формирования единой российской нации было бы провозглашение всех этнических групп, проживающих в России, государственнообразующими. Это, конечно, вызовет гневную реакцию среди определенной части русского населения и будет расценено ими как ущемление интересов русского народа. Но можно ли ущемить этим 80% населения страны? У кого больше шансов быть избранным во властные структуры – у русского или татарина, казаха, немца, чукчи и т.д.? Признание всех этнических групп России как государственнообразующих вытекает из Конституции РФ (ст. 3, ч. 1–4; ст. 6, ч. 2; ст. 9, ч. 1 и др.). Акт признания всех этнических групп страны как государствообразующих есть лишь юридическое выражение доверия государства всем жителям России. И это равное право всех на природные ресурсы, на власть и т.д., гарантируемое (а не декларируемое) государством, предполагает и равные государственносохраняющие обязательства всех перед своим отечеством.

Сложившаяся в настоящее время политическая система нашего государства в определенной степени похожа на систему Советского Союза и требует реформирования, ибо допускает неравенство между субъектами РФ. Одни субъекты с численностью несколько сот тысяч человек, организованные по национальному признаку, являются республиками, имеют свои конституции, законодательства и избираемого президента. Другие субъекты с многомиллионным населением руководствуются уставом, а их главы назначаются президентом, что означает фактическое ущемление прав большинства граждан России (большей частью русских). Образование республик по национальному признаку дало основание этнической элите для педалирования на свою национальную самобытность и протаскивания законов, противоречащих Конституции РФ. Чего стоит, например, провозглашение некоторыми республиками суверенитета, зафиксированного в их конституциях и противоречащего духу единого российского государства. Наличие подобных правовых коллизий дает основание некоторым юристам отрицать существование в России федерального государства [26, с. 102]. Учитывая численность населения в республиках, их экономическую несостоятельность (многие из них являются дотационными), не говоря о том, что некоторые из них превратились в плохо контролируемые криминальные анклавы, можно сказать, что это квазигосударства или, если быть точнее, политические симулякры, где знаки, символы имеют значение того, что в действительности отсутствует. Это означает, что от российского государства фактически «отпали такие куски, без которых… утрачивается управляемость делами общества, а сам институт государства обессмысливается» [26, с. 102].

Как уже отмечалось в начале настоящей статьи, австрийские марксисты выдвинули идею национальной культурной автономии и отвергли право наций на самоопределение, потому что хотели сохранить единое государство. Нам представляется в перспективе неизбежным реорганизация субъектов РФ по территориальному принципу и переход к политике национально-культурной автономии.

В последние годы не без влияния конструктивистов у нас в стране получила распространение нейтральная, а то и позитивная трактовка понятия «национализм», который трактуется не как проявление национального эгоизма, высокомерия, превосходства над другими народами, а как привязанность, любовь к своей нации. С этой точки зрения национализм несет в себе позитивный потенциал, поскольку выполняет интегративную, консолидирующую функцию [24]. Но такая позитивная роль национализма возможна лишь в моноэтнических странах, которых в мире единицы. В полиэтнических странах интеграция одних означает, как правило, разъединение с другими. Потому национализм даже в том варианте, который описывает Э. Геллнер, на наш взгляд, содержит деструктивное, разрушительное напчало. Поэтому публикации и лекции ученых, в которых авторы пытаются уверить общественность в том, что в национализме нет ничего дурного и что на Западе это распространенное явление, есть глубокое заблуждение или, скорее, политическое лукавство. Нам представляется, что более адекватным выражением позитивного отношения и позитивных чувств к своему народу является понятие «патриотизм». Патриотизм есть проявление любви к своему народу, стране, государству, иначе – к отечеству. Без устранения из жизни россиян ксенофобии, национализма невозможно формирование единой российской нации. В решении этой задачи, как было показано, безусловно, важную роль должно играть государство. Но для установления в стране духа толерантности, взаимоуважения и единства народов необходима еще активная деятельность гражданского общества. Вот почему формирование единой российской нации предполагает установление и полноценного гражданского общества. Это, на наш взгляд, две ипостаси единого социально-исторического организма. Хотелось бы надеяться, что у нас в стране сформируются единая российская нация и гражданское общество. Трагический опыт СССР дает основание полагать, что в этом путь спасения России.

Библиографический список

1. Андерсон Б. Воображаемое сообщество. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2001. 288 с.
2. Баграмов Э.А. Национальная проблематика в поисках новых концептуальных подходов // Вопросы философии. 2010. №2. С. 34–51.
3. Бек У. Космополитическое мировоззрение. М.: Журн. «Свободная мысль», 2008. 336с.
4. Брайен Р.О. Глобальная финансовая интеграция. Конец географии. М., 2008.
5. Воробьев В. Испании указали на дверь // Рос. газета. 2010. 12 июля.
6. Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991. 320с.
7. Гобозов И.А. Социальная философия: учебник для вузов. М.: Акад. Проект, 2007. 347с.
8. Добрынина Ек. Золотая середина // Рос. газета. 2007. 24 янв.
9. Добрынина Ек. Тройка по толерантности // Рос. газета. 2007. 22 марта.
10. Добрынина Ек. Умом Россию не понять // Рос. газета. 2008. 5 марта.
11. Кагиян С.Г. Нация: этносоциальная общность или «согражданство»? // Философские науки. 2002. №5. С. 32–45.
12. Кессиди Ф.Х. Глобализация и культурная идентичность // Вопросы философии. 2003. №1. С. 76–79.
13. Козлова Н. Убийственная ненависть // Рос. газета. 2010. 14 апр.
14. Кроснянский Д.Е. К категории «нация» и «этнос» // Философия и общество. 1998. №6.
15. Ленин В.И. Итоги дискуссии о самоопределении // Полн. собр.соч. Т. 30.
16. Ленин В.И. Рабочий класс и национальный вопрос // Полн.собр.соч. Т. 23.
17. Ленин В.И. Социалистическая революция и право наций на самоопределение // Полн. собр. соч. Т. 27.
18. Львов Д.С. Россия: рамки реальности и контуры будущего // Журнал экон. теории. 2007. №1. С. 5–17.
19. Макарычев М. Борьба с невидимками // Рос. газета. 2010. 7 июля.
20. Малахов В.С. Неудобства с идентичностью // Вопросы философии. 1998. №2. С. 43–53.
21. Нарочинская Н. Россия и русские в современном мире: сб. ст. М.: Алгоритм, 2009. 416 с.
22. По братски или по закону // Рос. газета. 2010. 22 июля.
23. Ротенберг В.С., Аршавский В.В. Межполушарная ассиметрия мозга и проблема интеграции культур // Вопросы философии. 1984. №4. С. 78–86.
24. Селиванова В.Ю. Национализм – патриотизм: попытка переосмысления понятий // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 18. Социология и политология. 2003. №1. С. 88–95.
25. Семенов Ю.И. Секреты Клио. Сжатое введение в философию истории. М.: Изд-во МФТИ, 1996. 179 с.
26. Сорокин В.В. Юридическая глобалистика: учебник. Барнаул: Юрлитинформ, 2009. 439 с.
27. Сорос Дж. Открытое общество (реформируя глобальный капитализм). М.: Некоммерческий фонд «Поддержка Культуры, образования и новых информационных технологий», 2001. 458 с.
28. Спиркин А.Г. Философия: учебник. М.: Гардарики, 2000. 368 с.
29. Сталин И.В. Марксизм и национальный вопрос [Электронный ресурс]. URL: http://lib.rus.ec/d/161560/read (дата обращения: 20.06.2010).
30. 30.  Тишков В.А. О нации и национализме. Полемические заметки // Свободная мысль. 1996. №3. С. 30–38.
31. Тишков В.А. Прощание с пятым пунктом // Независимая газета. 22.09.1997.
32. Тишков В.А. Реквием по этносу: Исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука, 2003. 544 с.
33. Философия: учебник для вузов / под общ. ред. В.В. Миронова. М.: Норма, 2008. 958 с.
34. Швыдкой М. Кто равнее других? // Рос. газета. 2010. 23 июня.
35. Этнография: учебник / под ред. Ю.В. Бромлея и Г. Е. Маркова. М.: Высшая школа, 1982. 320 с.

[1] Как отмечает Тишков В.А., согласно такому определению нации социалистическая татарская нация включала в себя лишь небольшую часть татар, живущих в пределах ТатАССР, а кем были остальные татары, неизвестно. То же можно сказать относительно украинцев, армян и других народов. См.: Тишков В.А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука, 2003. 544 с.

[2] То же можно сказать об инициативе президента РФ в части смены названия милиции на полицию. Очевидно, что эта семантическая игра мотивирована политическими соображениями и к реформе МВД имеет отдаленное отношение.

[3] Видимо, учитывая несуразность в названии праздника, власти в 2001 г. переименовали 12 июня в «День России».