УДК 343.131:342.7

Концентрация и объем как основные свойства единства государственной власти

В.А. Кочев

Доктор юридических наук, профессор, зав. кафедрой конституционного и финансового права

Пермский государственный национальный исследовательский университет

614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15

E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

В статье рассматриваются ролевые характеристики власти как особого регулятора политических отношений; дается определение понятия «концентрация и объем власти», выявляется мера концентрации властных ресурсов и средств, а также объем власти в его временных величинах; решается проблема прерогативы распределения властных ресурсов, нормирования предметно-объектного состава властных функций и закрепления соответствующих полномочий властных институтов; утверждается, что конкретная модель государственно-властного устройства отражает специфические особенности и индивидуализированные характеристики системы государственной власти. Если конституционно-правовые параметры нарушаются, то создаются условия или для чрезмерной концентрации власти у конкретных ее носителей или, наоборот, децентрализации властных ресурсов и средств, которые сводят на «нет» определяющее воздействие властвующих на подвластных. Неадекватная основным ценностям конституционного строя позитивная объективация системы государственной власти, пусть даже и конституционная по форме, не выводит власть из иррационального состояния. В силу этого соответствующие властные институты не способны эффективно решать политически значимые цели и задачи.

Ключевые слова: концентрация, плотность, объем власти; основания власти, ресурсы и средства власти, количество ресурсов и средств; цели и задачи власти, предметы ведения, институт власти, полномочия властных институтов; эффективность власти; коррелятивность содержания и формы власти; конституционные параметры власти; нормирование государственной власти по объему; нормирование предметно-объективного содержания власти; основные ценности конституционного строя; политически значимые цели и задачи

Единство и целостность системы государственной власти есть одно из определяющих требований основ конституционного строя (ч. 3 ст. 5 Конституции РФ). Онтологические аспекты этого положения рассматриваются автором в ранее опубликованной работе [2]. В настоящей статье характеризуются основные внутренние свойства системного единства государственной власти – ее концентрация и объем.

Концентрация определяет плотность власти. Плотность непосредственно выражается во властной силе и энергии или функциональной эффективности власти. Величина результативности властных функций, как известно, имманентно связана с властеобразующими основаниями и в первую очередь с количеством мобилизованных (сосредоточенных) в «центрах» власти материальных и нематериальных ресурсов и средств, с помощью которых осуществляется воздействие субъектов власти (ресурсодержателей) на субъекты отношений, которые ими не обладают.

Сосредоточение во властных институтах необходимых и достаточных для эффективного выполнения конституционно определенных функций экономических, финансовых, организационно-технических, административно-силовых, в том числе личностных, интеллектуальных, психофизических и иных ресурсов и средств или всего, что, по утверждению Р.Даля, «индивид или группа может использовать для влияния на других» [5], определяет степень концентрации (плотность) власти и, соответственно, основания ее эффективности.

Следовательно, «плотность» власти – функция оптимально необходимой величины (количества и качества) ресурсов и средств, сосредоточенных в соответствующих структурах. В то же время нужно признать, что этот общий критерий – недостаточно надежный индикатор степени концентрации власти в повседневной практике.

Трудность состоит в том, что те или иные ресурсы при одних условиях могут рассматриваться как властные, при других – не иметь к власти прямого отношения. Кроме того, то, что является ресурсом для одного, не обязательно оказывается таковым для другого. Поэтому невозможно подобрать для нее (политической деятельности) некий универсальный «родовой» ресурс [3], в соответствии с которым определялась бы общая величина власти.

Вместе с тем научные попытки обнаружить более надежные «индикаторы» концентрации и распределения власти пока не увенчались успехом. Возможно такой исход обусловлен тем, что в большинстве своем эти исследования, по мнению Вильямса, осуществлялись упрощенно, посредством новых определений [6], т.е. измерялись явления, связанные с властью, а не сама власть.

Не ставя перед собой задачи исчерпывающего решения, отметим, что, поскольку власть в существе своем обнаруживается эмпирически, в соответствующих взаимодействиях, постольку крайняя степень концентрации должна определяться оптимальной рационально-ценностной результативностью государственной власти. Концентрация не должна быть чрезмерной, ибо ее избыток ведет к нарушению конституционно определенного единства властного содержания и формы.

Во властной сфере нет вакуума. Поэтому превышение степени концентрации объективно «выливается», с одной стороны, в монополизацию властных ресурсов в одних формированиях (как правило, в государственно-интегрирующих), а с другой – в их острый дефицит в конкурирующих административных и иных локальных публично-территориальных образованиях, а также в институтах гражданского общества.

Вследствие этого создаются условия для ничем не ограниченного одностороннего ресурсопользования, которое, как известно из политической практики, плохо поддается контролю и в конечном счете ведет к злоупотреблению чрезмерно концентрированной властью, нарушению основных конституционных свобод и правопорядка в целом. Чем больше степень концентрации власти у одних лиц, тем в большей мере ограничивается самостоятельность и автономия других участников властных связей и взаимодействий. Абсолютная власть ограничивает свободу абсолютно.

В этом случае властные институты неизбежно опираются преимущественно на силу принуждения и приобретают самодовлеющее значение, а властные действия не поддаются коррекции даже по параметру рационально-ценностной эффективности. Власть «озабочена» лишь тем, чтобы сохранить, упрочить и расширить сферу своего влияния и контроля, неправомерно ограничивая тем самым региональную автономию, права и свободы человека и гражданина, институты гражданского общества, в том числе СМИ [1].

В свою очередь, недостаток властных ресурсов и средств в тех или иных публично-властных институтах вызывает системную дисфункциональность последних. Это приводит к нуллификации их роли и, тем самым, к разрушению системно-функцио­нального единства властной организации в целом.

В то же время общий ресурсный дефицит во всех государственных «центрах» власти и возникающая в связи с этим деградация их функций означают не «бесхозность», а неизбежный переход властных оснований в квазигосударственные формирования. Тем самым последние приобретают властные функции и по общему правилу осуществляют их в узкогрупповых интересах. Конституционным следствием общего государственно-властного ресурсного дефицита, вызванного их частногрупповой монополией, является нарушение основного правопорядка и дестабилизация общественных отношений.

Концентрация ресурсов и средств, адекватная рационально-ценностной эффективности властных функций, связана с уяснением особо важного вопроса - прерогативы распределения ресурсов. Отсюда берет начало статусный подход к изучению власти, при котором в системе вычленяются те субъекты, которые обладают статусом, позволяющим им контролировать максимально возможное количество властеобразующих ресурсов.

Ключевым моментом здесь является установление того, какие ресурсы в каждом конкретном случае властеобразующие и какова должна быть степень их контроля, чтобы можно было говорить об обладании реальной властью легальными институтами. Немаловажное значение имеет также и поведение различных участников политического процесса, которые не тождественны.

В силу этого необходимо признать – по сути, государственная власть воспроизводится в процессе концентрации, слияния, разъединения, столкновения, борьбы и постоянного смещения коэффициента равновесия (баланса) имманентных всем политическим субъектам воль, которые связаны с ресурсоконтролем. При этом истоки властной воли интерпретируются представителями различных научных школ по-разному.

Так, бихевиоралисты опираются на психологические начала, склоняясь к основным положениям З.Фрейда и его современным последователям. Согласно Лассуэллу, на всех уровнях властной активности ее основания следует видеть в низменных, эгоистических, часто иррациональных мотивах [7]. Дж. Кетлин, наоборот, трактуя властное поведение с позиций антипсихологизма, считает, что психологизм противоречит изначальным позитивистским установкам на наблюдаемые факты социально-политической жизни и точным количественным методам измерения формальных элементов внешнего поведения [4]. Встречаются и другие, прямо противоположные утверждения. И это не случайно. Поскольку речь идет о комплексном явлении, то решение следует искать в субстанциональной материи, а не в ее явлениях.

Другими словами, в определенном историческом цикле перманентно происходит распределение и перераспределение властных ресурсов и средств между различными участниками политического процесса, в котором доминирование одних сил сменяется властным равновесием, равновесие – новой доминантой и т.д. Поэтому в конституционном анализе обозначенного вопроса следует исходить из того, что властные основания сопряжены с объективированной волей (позитивными актами) и должны приводиться в действие в соответствии с правовыми целями властвующего.

В пространственно-временном аспекте плотность власти характеризует объем. Объем власти отражает объектно-предметный состав властеотношений. В естественном состоянии объект власти предметно не определен и охватывает всю совокупность общественных связей и взаимодействий. В этом случае власть не имеет пределов, она существует во всем, т.е. является безграничной. Власть, не связанная какими-либо конкретными пределами, абсолютизируется и имеет наибольшую величину.

При конкретизации (нормировании) объекта власти в конечном количестве предметов ведения, функций и полномочий ее пространственно-временная величина ограничивается, а стремление к абсолютизации прерывается. Последующее уточнение предметного состава приводит к расширению содержания государственно-властных функций и оформлению соответствующих полномочий. Это ведет, в свою очередь, к сужению границ власти или уменьшению ее объема.

Следовательно, объем и объективированное предметно-функциональное содержание власти находятся в обратно пропорциональной зависимости. Чем больше степень нормирования предметно-объектного состава, тем шире содержание и меньше объем власти. И, наоборот, чем меньше нормативная определенность, тем больше властный объем.

Нормирование государственной власти по объему определяется коррелятивностью предметного содержания и ценностно-рациональной оптимизации властной системы, выражаемой в требованиях основного правопорядка. В соответствии с этим устанавливаются цели, задачи, вопросы ведения и полномочия государственно-властных институтов. Адекватно объективированное предметное содержание являет и качественную, и количественную основы (ценности) конституционного строя, а характер и степень ее предметно-объектной определенности характеризует сущностные черты той или иной типичной модели (формы) государственного устройства (либеральной, либерально-демократической, социал-демократической, консервативной и т.п.).

Вместе с тем неадекватная основным ценностям конституционного строя позитивная объективация предметно-объектного состава, пусть даже и конституционная по форме, не выводит власть из иррационального состояния. В силу этого соответствующие властные институты не способны эффективно решать политически значимые задачи.

Таким образом, основной правопорядок, как объективированная конституционная реальность, определяет общие параметры власти, исходяиз которых устанавливаются ее оптимальное предметное содержанке и форма. Конкретная жемодель государственно-властного устройства отражает специфические особенности и индивидуализированные характеристики системы государственной власти.

Если конституционно-правовые параметры нарушаются, то создаются условия или для чрезмерной концентрации власти у конкретных ее носителей или, наоборот, для децентрализации властных ресурсов и средств, которая сводит на «нет» определяющее воздействие властвующих на подвластных. В конечном счете подобное отклонение неизбежно приводит к дисфункциональности властной системы независимо от того, возникает ли соответственно монопольная государственно-властная организация и авторитарный режим либо нуллификация государственно-властных функций с последующим нарастанием деструктивных социально-политических актов и хаосом. А это, как известно, не совместимо с демократическими основами конституционного строя.

Коррелятивность властного содержания и формы в динамике характеризует определенный процедурно-процессуальный режим. Его конституционные параметры отражают природу и характер взаимодействия институциональных элементов системы государственной власти и соответственно ее предметно-функциональное «бытие». Этот важный аспект функционирующей государственно-властной системы имеет свои особые черты, которые недостаточно исследованы и требуют дальнейшей философской и научной разработки.

Библиографический список

1. Ильин В.В. Дистанциональная и институциональная власть // Политология: курс лекций / под ред. М.Н.Марченко. 2-е изд. перераб. и доп. М., 1997. С. 113.

2. Кочев В.А. Основные характеристики системы государственной власти // Вестн. Перм. ун-та. Сер.: Юрид. науки. 2012. Вып. 1. С. 67–72.

3. Baldwin D.A. Power analysis and world politics: New trendes versus old tendencies // Word Polit. 1979. №31. Р. 164.

4. Cetlin G. A study of the principles of politics. N.Y., 1930. Р. 40–47.

5. Dahl R.: The analysis influence in lokal communities // Social science and community action. East Lancing, 1960. Р. 31.

6. Williams J.M. The ecological approach in measuring community power concentration: An analysis of Hawleys MPO ratio // Amer. Sociol. 1973. Vol. 38. Р. 230.

7. Lasswell H. The analisys of political behavior. L., 1948. P. 37.