УДК 1:340
DOI: 10.17072/1995-4190-2015-2-156-175
Доктор философских наук, профессор кафедры философии
Пермский государственный национальный исследовательский университет
614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Введение: Кризис современного международного права является выражением и одновременно значимым фактором углубления кризиса современной цивилизации. Пробельность международного права и, особенно, коллизии между его общезначимыми принципами обусловливают его девальвацию и снижение эффективности этого важнейшего института цивилизации. Цель: выявить способ разрешения коллизии между общепризнанными принципами права народов на самоопределение и территориальной целостностью государства. Выяснить, кто выступает субъектом права на самоопределение в настоящее время. Методологической основой исследования являются философские принципы материализма, диалектики (развития, всеобщей связи, детерминизма, противоречивости, конкретности подхода); общенаучные методы анализа и синтеза. Результаты: способом преодоления коллизий в современном международном праве является создание координированной и субординированной системы правовых принципов. Это было бы значимым шагом на пути разработки нового более эффективного международного права. Выводы: решение поставленной задачи предполагает сущностный анализ природы права и правоотношений, что позволит, с одной стороны, раскрыть глубинные онтологические основания правового нигилизма и иных феноменов антиправовой культуры, с другой, выявить алгоритм субординации общезначимых принципов международного права и, таким образом, преодолеть коллизии между ними. Концептуальной основой анализа и решения обозначенных проблем является идея человекоразмерности права, а базовым исходным принципом, над которым надстраиваются другие нормы международного права, – признание человека, его прав и свобод высшей ценностью. Право народов на самоопределение как и права человека относятся к категории неотчуждаемых прав. Противопоставление принципов территориальной целостности и права народов на самоопределение некорректно, ибо при нарушении прав человека принцип самоопределения имеет большую юридическую силу. Отождествление субъекта права на самоопределение исключительно с нацией не является приемлемым. На практике подобный подход ведет к политике построения «чистого» национального государства, сопровождаемой масштабными этническими чистками и актами геноцида.
Ключевые слова: кризис международного права; общепризнанные принципы международного права; равноправие народов; право народов на самоопределение; территориальная целостность;
субъект права на самоопределение; нация; национализм; геноцид; внутреннее и внешнее самоопределение
Современная цивилизация находится в состоянии глубокого системного кризиса [29]. Важным аспектом этого кризиса является кризис современного международного права, что проявляется в его неспособности своевременно и адекватно реагировать на опасные вызовы человечеству. «Разрыв между потребностями адекватного правового регулирования усложняющихся международных отношений и существующим международным правом, – отмечает В. Зорькин, – нарастает опасным образом» [16]. Этот растущий разрыв оказывается одним из существенных факторов углубления кризиса цивилизации и приближения ее к краю бездны. Феноменологически кризис международного права проявляется в распространении правового нигилизма, практике двойных стандартов и других феноменов антиправовой культуры, которые ведут к девальвации международного права и падению престижа международных институтов, призванных обеспечивать устойчивый миропорядок.
Факторы, вызывающие девальвацию международного права и снижения эффективности регулятивных возможностей ООН, можно условно разделить на каузальные и кондициональные. К первым следует отнести формационные, цивилизационные и геополитические факторы кризиса международного права. Угроза разрушения цивилизации права является, на наш взгляд, новой глобальной проблемой, и для ее устранения требуются коллективные усилия всего человечества. Подробно об этих угрозах нам приходилось уже писать [28], что избавляет нас от необходимости останавливаться на этом в данной статье. Ко вторым следует отнести доктринальные факторы, обусловленные состоянием современного международного права. Сами по себе они не вызывают в обязательном порядке правовой нигилизм и иные феномены антиправовой культуры, но оказываются условием, которое делает возможные сознательное или неосознанное нарушение норм международного права. К подобным доктринальным факторам, обусловливающим правовой нигилизм, можно отнести: отсутствие в современном международном праве конкретного механизма реализации общепризнанных принципов; пробельность и коллизии в международном праве. Оно, как и любое национальное право, тесно связано с изменяющейся социальной реальностью и должно быть адекватно ее вызовам. Совершенствование, развитие международного права – постоянная величина для существования цивилизации права. В этой связи предложение В. Зорькина о необходимости созыва Всемирного Совещания по международному праву, на котором ученые-юристы разрабатывали бы и применяли новые нормы для конкретной реализации общепризнанных принципов международного права, преодоления пробельности и других его изъянов, является своевременным и конструктивным [16].
Коллизии в международном праве
и проблема координации
и субординации его основных принципов
Как свидетельствует история последних тридцати-сорока лет, из указанных выше доктринальных факторов наибольший девальвационный потенциал заложен в нерешенности проблемы коллизий между нормами международного права [1; 3; 25]. Речь идет о противоречии между принципами уважения прав человека и невмешательством во внутренние дела государства, правом на самоопределение народов и территориальной целостностью государства. Эти принципы являются универсальными и общеобязательными и в качестве таковых относятся к императивному праву (yus cogens). Коллизия между общепризнанными принципами международного права (ОПМП) является благодатной почвой для «подвёрствывания» (Путин В.В.) западными странами того или иного варианта решения международных проблем под свои интересы. В одном случае, выражая озабоченность по соблюдению прав человека, ведущие страны атлантического альянса без санкций Совета Безопасности ООН начинают полномасштабную военную операцию против суверенного государства, грубо нарушая принципы невмешательства, в другом, руководствуясь принципом невмешательства, закрывают глаза на то, что не вполне легитимная власть, используя всю военную мощь государства, осуществляет массовые убийства мирного населения, выступающего в защиту собственных прав. Очевидно, что для минимизации субъективизма и двойных стандартов в применении норм международного права необходимо устранение коллизий в нем. Это было бы значимым шагом на пути преодоления кризиса международного права и повышения его эффективности. Как представляется, из существующих коллизий крайне политизированным и дискуссионным является противоречие между принципами равноправия и самоопределения народов и целостности государств. Достаточно вспомнить события вокруг Нагорного Карабаха, Приднестровья, Южной Осетии, Абхазии, Косово, Крыма. Стороны, вовлеченные в конфликты, в равной степени апеллируют к международному праву. Одни – на право народов на самоопределение, другие ссылаются на принципы территориальной целостности государства. Первых обвиняют в сепаратизме, вторых – в авторитаризме, тоталитаризме. По мнению авторитетных ученых, именно при реализации этих принципов встречаются многочисленные злоупотребления [24, c. 316]. На наш взгляд, преодоление указанной коллизии имело бы не только бесспорное политическое, но и важное методологическое значение, ибо могло бы дать ключ к разрешению других противоречий между нормами международного права. Поэтому представляется необходимым остановиться именно на этой проблеме.
Сложность разрешения обозначенной задачи заключается в том, что между принципами международного права нет какого-либо формального соподчинения, свидетельствующего об их иерархическом характере и разных юридических силах. Необходимо отметить, что в научной юридической литературе развернулась дискуссия по соотношению понятий «нормы» и «принципы» права, «основные» и «общепризнанные» принципы международного права [34]. Обсуждается также вопрос о юридической силе общепризнанных принципов и норм международного права и основных законов государств [21; 22]. В дискуссиях фактически обсуждается вопрос об иерархии в системе норм международного права. Не вдаваясь в детали спора, следует отметить, что большинство ученых основные и общепризнанные принципы международного права рассматривают как тождественные. По их мнению, эти нормы обладают универсальными источниками, признаются подавляющим большинством государств, носят императивный характер, что и «определяет их особое место в иерархии международно-правовых норм как норм yus cogens» [5, c. 64]. В этой связи исследователи считают, что основные принципы являются «фундаментом всей системы международного права» [7; 19, c. 7, 16–17]. По мнению О.А. Кузнецовой, соотношение между нормами и принципами права есть отношение родовых и видовых понятий [20]. Но если существует определенная иерархия между нормами международного права, то она должна быть и между его основными принципами. В противном случае противоречивость, зыбкость «самого фундамента» делает неустойчивым, нежизнеспособным само здание международного права. Как справедливо подметил Е.Г. Байльдинов, необходимо «либо признать неравнозначность общепризнанных принципов международного права между собой и тогда выстроить соответствующую иерархию между ними, в дальнейшем укрепляя на этой основе ООН, либо стать свидетелем постепенной утраты современным международным правом своих правовых характеристик» [4, c. 91]. По мнению автора, признание иерархической связи между основными принципами международного права означает начало процесса формирования нового международного права, «способного обеспечить более безопасный, более гармоничный и более справедливый миропорядок» [4, c. 92]. Но какая идея должна быть положена в основу создаваемой новой теории международного права? Фактически это вопрос о концепции правопонимания. Множество существующих теорий правопонимания опираются на разные научные идеи, которые, с одной стороны, выражают смысл концепции, а с другой – объединяют входящие в нее элементы в целостную теоретическую систему. Можно в этой связи согласиться с В.С. Нерсесянцем в том, что «понятие (идея. – Л.М.) права – это сжатая юридическая теория», а «юридическая теория – это развернутое понятие права» [33, c. 27]. Отвечая на поставленный выше вопрос, какая научная идея должна быть положена в основу создаваемой новой теории международного права, представляется, что такой идеей должна быть человекоразмерность права.
Антропологические основания права
и правовых отношений
Насколько нам известно, антропологическая концепция права непопулярна среди ученых-юристов. За исключением редких специальных исследований [43] об этом подходе мало что можно узнать в современных учебниках по праву, написанных известными российскими юристами. Но общезначимость, как учит философия, не есть критерий истины. Не претендуя на бесспорность своей точки зрения, полагаем необходимым отметить следующее. Если присмотреться к обществу, в котором живет человек, мы обнаружим, что в нем нет ничего, что не было бы результатом реализации человеческих сущностных сил [30]. Это касается всех феноменов общественной жизни, в том числе таких важных институтов человеческой цивилизации, как государство и право. Разные концепции правопонимания отличаются друг от друга разным подходом в объяснении содержания правовых отношений и в этом контексте разным пониманием источника права. Источник права рассматривается в данном случае не в юридическом, а в философском смысле как основа, носитель, причина возникновения феномена. Право же, согласно ученым, выступает как форма, обусловленная определенным содержанием [40, c. 26]. Понятно, что последнее у правоведов, придерживающихся разных мировоззренческих позиций, будет разной. У одних (В.М. Сырых, Л.С. Явич и др.), руководствующихся материалистической идеологией, в качестве содержания права выступают экономические отношения; у других (Л.И. Петражицкий, Г. Тард, З. Фрейд), с противоположным мировоззрением, – феномены человеческой психики, сознания; у третьих (Р. Паунд, Д. Фрэнк, К. Ллевелин), опирающихся на философию прагматизма, – судебные решения и действия правительства. Что общего в разных концепциях права? Различное содержание, обусловливающее правовую форму, оказывается, в конечном счете, результатом реализации определенных сущностных сил человека. И даже теологическая концепция, усматривающая в качестве источника права предписания творца, не выходит за рамки указанного подхода независимо от того, дается ли богословская трактовка бога как носителя всех (человеческих) совершенств (Р. Луллий), или материалистическая – как отчужденное бытие родовой сущности человека (Л. Фейербах, К. Маркс).
Анализируя точку зрения одного из отечественных правоведов, который выводил право из экономических отношений, С.С. Алексеев резонно замечает, «что ”спонтанно рождаемое право” во всех случаях приобретает значение юридического феномена только тогда, когда освящено государственной властью, санкционировано ею, так или иначе выражено в письменных актах – нормативного или индивидуального характера» [2, c. 43]. Оставляя в стороне сложную проблему происхождения права, отметим, что, после того как спонтанно возникающее право санкционируется и освящается государством, оно приобретает юридическое значение [2, c. 43]. Это приводит к изменению статуса и сущности права. Приняв нормативное выражение, право выходит за рамки индивидуальных решений конкретных дел. Теперь оно выступает как всеобщая воля и всеобщий регулятор общественных отношений. И в этой своей роли право оказывается юридическим выражением универсальной родовой сущности человека, ибо регулируемые правом общественные отношения являются результатом реализации различных человеческих сущностных сил. И чем более развита человеческая сущность, тем более разносторонней оказывается человеческая деятельность, тем более развитым должно быть право, регулирующее эту деятельность.
Право лишь формально представляет всеобщую волю общества. В действительности это воля господствующего класса, возведенная в закон [26, c. 443]. В этом своем качестве право есть юридическое выражение отчужденного бытия универсальной родовой сущности человека. Исторический процесс есть выражение развития отчужденной родовой и индивидуальной сущности [31]. Отчужденное бытие родовой и индивидуальной сущности человека является антропологическим основанием правового нигилизма как в национальном так и в международном праве.
Право, как отмечалось, является формой, обусловленной содержанием. Форма в философии понимается не только как способ выражения содержания, но и как структура – относительно устойчивая связь между элементами. Если элементами общества являются социальные индивиды и группы, то «связующим общество ’’клеем’’ строго равномерно распределенным между составляющими общество индивидами Право» [36, c. 168]. Правовые нормы представляют диалектическое единство свободы и необходимости. Право гарантирует свободу индивидов, создает условия реализации и развития сущностных сил. С другой стороны, право как нормативная модель поведения ограничивает свободу индивидов, блокируя превращение свободы во вседозволенность, ущемляющей свободу других и фактор разрушающий общество. В этом контексте право создает относительно устойчивую систему отношений, при которой возможно успешное функционирование и развитие общества (человеческого рода) как целостной системы. Словом, эффективно функционирующее право является условием и фактором развития индивидуальной и родовой сущности человека. Важнейшим достижением почти трехтысячелетнего развития философии явилось признание человека, его права и свободы высшей ценностью. Но без юридического обеспечения эта идея оставалась бы абстрактной философской формулой, а не жизненным принципом современной цивилизации, условием ее выживания и развития. Осознание человечеством необходимости правового обеспечения указанных принципов отличает современный гуманизм от его прототипов прошлых эпох.
Права человека и право народов
на самоопределение
В мировом сообществе сложилось представление о международных стандартах прав человека, признание и соблюдение которых является обязательным для современных демократических государств [39, c. 3]. Требования этих международных норм получили отражение в конституциях многих государств и в их правотворческой деятельности. Это касается и нашей страны. В свете изложенного представляется правильным предложение Е.Т. Байльдинова считать принцип уважения прав и свобод человека основополагающим элементом международного права, а остальные производными от него [4, c. 39]. В этом случае коллизия между принципами международного права исчезает, поскольку они оказываются не просто набором равнозначных норм, а иерархической системой взаимосвязанных принципов, в основе которых находится принцип уважения прав и свобод человека. В Декларации о принципах международного права 1970 г. указывается, что при «истолковании и применении изложенных выше принципов последние являются взаимосвязанными, и каждый принцип должен рассматриваться в свете других» [11]. Иначе говоря, система принципов международного права носит координированный характер, их содержание «представляет единое целое и должно рассматриваться в комплексе» [24, c. 297]. Но в то же время особый статус принципа уважения прав человека дает основания считать эту систему субординированной. «Принцип уважения прав человека, – пишет И.И. Лукашук, – занимает центральное положение в праве государств. Он главный, общий принцип демократического государства и обладает абсолютной императивной силой. Ни один закон не может ему противоречить» [24, c. 305]. Как уже отмечалось, особый статус этого принципа определяет обязательство современных демократических государств обеспечивать права и свободы человека как внутри страны, так и в отношениях с внешним миром. «Пакт о правах человека, – отмечает И.И. Лукашук, – закрепил связь права народа на самоопределение с правами человека» [24, c. 306]. Поэтому в резолюции Генеральной Ассамблеи ООН № 637 от 16 декабря 1952 г. утверждалось, что «право народов на самоопределение является предпосылкой для пользования всеми основными правами человека» [8]. И если нарушаются права народа, то нарушаются и права человека. Несколько позже в Декларации о принципах международного права (1970) право на самоопределение приобретало большую содержательность и вариативность реализации. Согласно этому документу, право на самоопределение может реализовываться в создании суверенного и независимого государства, свободном присоединении к независимому государству или объединении с ним, установлении другого политического статуса, свободно определенного соответствующим народом. Из этого следует, что принцип самоопределения вовсе не означает обязательное отделение народа в качестве самостоятельного государства из существующей социально-политической целостности. В Декларации утверждается также, что при истолковании и применении сформулированных там взаимосвязанных принципов каждый из них должен рассматриваться в свете других. В этом контексте следует отметить, что принцип самоопределения в основополагающих источниках международного права связан с принципом равноправия народов и суверенного равенства государств. Последние являются юридическим выражением обоснованного философией и обществознанием идеи единства человеческого рода. Осознание единства рода человеческого дало основание ведущим акторам мировой политики сформулировать в Уставе ООН и других значимых источниках международного права принцип равноправия народов и суверенного равенства государств. «Исходя из принципа равноправия и права народов распоряжаться своей судьбой, – отмечается в Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (Хельсинки, 1975), – все люди всегда имеют право в условиях полной свободы определять, когда и как они желают свой статус без вмешательства извне и осуществлять по своему усмотрению свое политическое, национальное, социальное и культурное развитие» [14]. Участники Совещания признали всеобщее значение и уважение принципа «равноправия и права народов распоряжаться своей судьбой» [14]. Необходимо отметить, что указанные принципы (равноправия и свободного самоопределения народов) были приняты и введены в Устав ООН в 1945 г, когда еще треть населения земного шара находилась в колониальной зависимости. Подобная геополитическая ситуация таила в себе угрозу возникновения новых кровопролитных войн и конфликтов. Нужно было создать правовую основу для освобождения народов от колониального ига. В этой связи по инициативе СССР в 1960 г. на Генеральной ассамблее ООН была принята Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам. Позже по предложению Франции, Федеративной Республики Германии и некоторых других западных стран право на самоопределение стали относить ко всем народам без всяких ограничений и условий [42]. Это получило отражение в Декларации о принципах международного права, Заключительном акте Совещания ОБСЕ и ряде других международно-правовых документах.
Проблема субъекта права
на самоопределение и современность
Геополитическая реальность с середины XX века существенно изменилась. Разрушилась мировая колониальная система, народы которой и являлись субъектами права на самоопределение. В новых условиях определение субъекта права на самоопределение переходит в семантическую плоскость. Кого теперь считать народом: нацию, этническую группу, национальные меньшинства, население всей страны или части ее территории? Ни в Уставе ООН, ни в Декларации о принципах международного права, ни в других документах, где говорится о праве на самоопределение, не дается дефиниция «народ». Но, как свидетельствует тяжелый опыт Югославии, Советского Союза, а теперь уже и Украины, решение этой проблемы имеет далеко не семантическое значение.
Проблема определения понятия «народ» обсуждалась на конференции в Сан-Франциско (1951 г.). Опираясь на разъяснения Секретариата конференции относительно прошедшей дискуссии, английский эксперт П. Торнбери определяет народ как «группу людей, которые могут составлять (или не составлять) государство или нацию» [45, p. 9]. Близкую позицию в понимании дефиниции «народа» занимает А. Риго Середа и некоторые другие авторы [18]. Анализ существующих в литературе точек зрения не входит в задачу данной статьи. Поэтому представляется необходимым отметить, что широкую трактовку понятия народа, данную П. Торнбери и другими исследователями, трудно признать удачной. При таком подходе народ отождествляется с нацией, а нация ассоциируется с государством. Отождествление нации и государства характерно для западной (англо-американской) традиции. Об этом свидетельствуют и названия международных учреждений: «Лига наций», «Организация Объединенных Наций». В таком контексте международные отношения имеют смысл межгосударственных отношений. При подобной (широкой) трактовке понятия народа субъектом права самоопределения выступает нация, а государство представляет нацию, реализовавшую свое право на самоопределение. Под влиянием видных представителей европейского революционного движения (К. Каутский, О. Бауэр и др.) такая же точка зрения сформировалась и у лидеров российских большевиков. Как известно, в начале еще прошлого века В.И. Ленин отстаивал равноправие народов и право наций на самоопределение. Поскольку речь идет об истории нашей страны, представляется необходимым кратко остановиться на позиции вождя российского пролетариата, которая в немалой степени и определила национальную политику основанного им государства.
Право наций на самоопределение:
теория и политика большевиков
В полемической работе «О праве наций на самоопределение» (1914) В.И. Ленин призывает своих оппонентов, отвергающих принцип самоопределения наций, не играть «в юридические дефиниции», а разбирать историко-экономические условия зарождения и развития национально-демократических движений. В этом контексте автор выделяет в европейском национальном движении две эпохи. Первая (1789-1871 гг.) характеризуется пробуждением национальных движений, обусловленных возникновением и развитием капитализма. Она завершается формированием буржуазных наций и возникновением в результате их политического самоопределения национальных государств. Во второй эпохе – зрелого, развитого капитализма – «отсутствуют массовые буржуазно-демократические движения». Лозунг о праве наций на самоопределение здесь не актуален, поскольку это право уже реализовано. В качестве примера В.И. Ленин приводит Западную Европу, представляющую, по его мнению, «сложившуюся систему буржуазных по общему правилу при этом национально единых государств». В эту эпоху в силу развития и интернационализации капитала происходит не отделение, а сближение, перемешивание наций. Согласно В.И. Ленину, теперь уже на первый план выходит «антагонизм интернационально слитого капитала с интернациональным рабочим движением». Первая эпоха связана с крахом феодализма и абсолютизма, вторая – капитализма [23]. Вторая эпоха в истории национального демократического движения – канун мировой социалистической революции. Через год В.И. Ленин откорректировал вывод о грядущей мировой революции предположением о возможности социалистической революции в отдельно взятой стране. Так или иначе, идея революционной целесообразности определила позицию В.И. Ленина и его соратников в понимании субъекта права самоопределения и способа решения национальных проблем, как в России, так и в соседних с ней странах, где происходили буржуазные революции. Опираясь на авторитет К. Каутского, В.И. Ленин полагал, что «пестрые в национальном отношении государства» являются «ненормальными, недоразвитыми» по критериям развитого капитализма Западной Европы. И коль скоро интенсивное развитие капитализма является фактором, приближающим мировую социалистическую революцию, святой долг революционера содействовать этому. Отсюда и отстаивание права наций на самоопределение и создание чисто национальных государств как наилучшего условия развития капитализма в России и ее национальных окраинах. «…Для всего цивилизованного (выделено мной. – Л.М.) мира – типичным, нормальным для капиталистического периода является национальное государство», «…под самоопределением наций разумеется государственное отделение их от чуженациональных коллективов, разумеется образование самостоятельного национального государства» [23, c. 259]. В этом процессе важную роль В.И. Ленин отводит возникновению единого государственного языка, который является не просто средством общения людей разных групп, но и условием развития товарного производства и интеграции населения на единой территории. «…Необходимо государственное сплочение территорий с населением, говорящим на одном языке, при устранении всяких препятствий развитию этого языка и закреплению его в литературе» [23, c. 258].
Как представляется, идеи В.И. Ленина и его партийных соратников относительно права наций на самоопределение могли быть безболезненно реализованы лишь в странах, где существуют обособленные, гомогенные по этническому и конфессиональному составу территории. Но такие территории были редкостью даже в феодальных империях хотя бы потому, что для интеграции и эффективного управления захваченными (или присоединенными) территориями империя была вынуждена заселять их представителями титульной нации государства. Возможность существования моноэтнических территорий внутри политических государств еще больше сужается с возникновением и развитием капитализма. Логика развития капитала диктует расширение и интенсификацию экономических, социально-культурных связей между отдельными регионами. Это способствует дисперсии обособленных групп населения и усложнению этноконфессиональной структуры территорий государства. При полиэтническом составе населения территорий отстаивание права одной (титульной) нации на самоопределение (т.е. создание чистого национального государства) не могло не обернуться ущемлением прав других народов, проживающих на этой территории. И не удивительно, что политика, основанная на подобном понимании права народов на самоопределение, обернулась кровавыми этническими чистками в прошлом столетии в Турции, Азербайджане, Грузии, Боснии и Герцеговине, Хорватии, Руанде, Заире, Косово и некоторых других странах. Одной из причин разыгрывавшейся кровавой драмы на Украине является политика националистов, захвативших год назад власть в стране, построения этнически чистого государства с одним украинским государственным языком. Жестоко подавляя выступления национальных меньшинств, отстаивающих свои права, новая украинская власть почти дословно повторяет В.И. Ленина, заявляя о своем стремлении построить европейское цивилизованное государство. Опьяненная националистическим угаром украинская молодежь рушит памятники В.И. Ленину, не зная того факта, что эти требования задолго до их идеологического кумира Ст. Бандеры отстаивал вождь мирового пролетариата. Украинские националисты с остервенением уничтожают все памятники и символы советской эпохи. Между тем они должны беречь и лелеять их, ибо благодаря советским руководителям историческая Украина приросла большими территориями на юге, юго-востоке, западе и превратилась в крупное по европейским меркам государство. К этому следует еще добавить, что соратники В.И. Ленина, верные идеям вождя, активно проводили на всей территории республики украинизацию ее населения [37, c. 48–49], которое, по свидетельству Л. Троцкого, состояло преимущественно из великороссов, евреев, поляков и лишь в небольшой степени украинцев [41, c. 45].
На моноэтнических территориях национализм в определенной мере может выполнять продуктивную роль. Он может консолидировать население, что является условием его политической самоорганизации. И в этом контексте, как это не покажется парадоксальным, позиция лидеров большевиков по обсуждаемому вопросу близка взглядам современных конструктивистов Э. Геллнера, Б. Андерсона и др. Напомним, что, согласно последним не нация порождает национализм, а национализм способствует возникновению нации и национального государства. Но в действительности моноэтнические общества – это большая редкость. В полиэтнических же территориях национализм оказывается деструктивным фактором. В сложных по этническому составу обществах национализм ставит своей конечной целью получение данной нацией монопольного права на особые политические, экономические, социальные и прочие привилегии. Для обоснования правомерности своих претензий националисты прибегают к историческому мифотворчеству, доказывая свою исключительность и превосходство над другими народами, с которыми они проживают [15]. Поскольку такая самооценка и претензии не находят должного понимания со стороны других этнических групп, то национализм, как правило, переходит в свою крайнюю форму – шовинизм, идеологию и политику национальной нетерпимости. Как свидетельствует история, в конечном счете реализация проекта чистого национального государства приводит или к ассимиляции титульной государственнообразующей нацией национальных меньшинств, или к их изгнанию с данной территории, даже если и они являются коренным народом, или же к их физическому уничтожению. Чаще всего жестокие, устрашающие способы физического уничтожения позволяют без труда осуществить изгнание уцелевших. Незначительная часть национальных меньшинств ассимилируется. Словом, опасность национализма в полиэтнических, поликонфессиональных территориях заключается в том, что он легко может перейти в шовинизм, а затем и в акты геноцида.
Геноцид армян в Турции
и геополитические интересы лидеров
советской России
Понятие геноцида впервые было введено в политико-правовую лексику в 1943 г. польским юристом Рафаэлем Лемкиным после осмысления им массовой резни армян в Турции в 1915-1922 гг. Статус международно-правового понятия термин «геноцид» приобрел в декабре 1948 г. (Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него). Согласно международному праву, геноцид квалифицируется как тягчайшее преступление против человечества. Поскольку движению турецких националистов, одержимых идеей построения чистого национального государства, симпатизировали лидеры российских большевиков, представляется необходимым остановиться на их отношении к событиям, происходившим в Турции. Целесообразность краткого анализа тех событий определяется еще и тем, что в этом году исполняется сто лет трагедии геноцида армян, проживавших на территории Турции.
Легкость, с которой большевики захватили власть в России, а также революции в Германии, Венгрии укрепили их уверенность в неизбежности мировой революции и убежденность в том, что националистические движения в феодально-деспотических странах, преследующие создание этнически чистых буржуазных государств, являются их союзниками. Отсюда прагматичный, если не сказать циничный, подход лидеров большевиков к кровавым этническим чисткам в начале прошлого века в Турции. Массовое уничтожение и изгнание с родных мест армянского населения, начатое в конце XIX в. Абдул Гамидом II, с особым неистовством было продолжено в 1915–1918 гг. младотурками, а затем кемалистами (1918-1922 гг.). За все эти годы было уничтожено более двух миллионов армян. Помимо армян было убито более миллиона греков. В ходе этнических чисток пострадали также болгары, ассирийцы и другие нетюркские народы [10]. Помимо заявления об осуждении актов геноцида (1915 г.) большевики в декабре 1917 г. приняли Декрет о «Турецкой Армении», согласно которому Совнарком советской России признавал право «армян Турецкой Армении на свободное самоопределение вплоть до полной независимости» [12]. Этот документ свидетельствовал о приверженности руководителей советской России принципу равноправия народов и о некоторой близости их подхода к решению армянского вопроса подходу стран Антанты. Последние намеревались на территории побежденной Турции создать самостоятельное армянское государство. Турция, участвовавшая в Первой мировой войне на стороне Германии, признала свое поражение (1918 г.) и подписала Севрский договор (1920 г.), согласно которому обязалась выдать державам-победительницам виновных в геноциде армян, признать Армению самостоятельным государством, границы которой по согласию сторон было доверено определить В. Вильсону. Возглавлявший в то время националистическое движение в Турции Мустафа Кемаль не признал Севрский договор и с удвоенной энергией продолжил дело, начатое младотурками. Одновременно будущий «отец турецкой нации» обратился к В.И. Ленину с предложением установления дипломатических отношений и просьбой оказания помощи для борьбы за независимость Турции. Вождь мирового пролетариата не мог не откликнуться на инициативу «пламенного борца» с империализмом. Для поддержания «революционной энергии» анатолийских мусульман им была оказана безвозмездная помощь оружием, боеприпасами, материалами, деньгами (10 млн рублей золотом). Первая партия оружия, боеприпасов и двести килограмм золота в слитках поступила в распоряжение генерала Карабекира, командующего Восточной армией в Нахичевани, воевавшего против армянских ополченцев. Объемы военной и материальной помощи турецким националистам, начавшейся летом 1920 г., постоянно увеличивались. Им помогали вплоть до 1922 г. Кемалисты «умело» распорядились полученным оружием. Уничтожив сотни тысяч армян и греков в Турции, они приступили к решению «армянского вопроса» в Восточной Армении на территории бывшей Российской империи. В то время как власти Советской России оказывали безвозмездную щедрую помощь «турецким товарищам», боровшимся с империализмом Антанты, в самой России миллионы людей страдали и умирали от голода [10].
В марте 1921 г. Москва подписала с кемалистами советско-турецкий договор о «дружбе и братстве», который подвел международно-правовой итог завоеванию и разделу Республики Армения между РСФСР, Азербайджанской ССР и Турцией. Заметим, что лидеры большевиков подписали договор, определивший северо-восточную границу Турции с тремя закавказскими республиками без их участия, хотя формально они считались самостоятельными государствами. Кроме того, договор был заключен не с официально признанным правительством (султана) Турции, а представителями Кемаля, который будет избран президентом страны лишь в 1923 г.
В силу сказанного этот договор не был законным, не имел юридической силы. Тем не менее он был положен в основу Карского договора (октябрь 1921 г.), который был на этот раз подписан и представителями трех советских закавказских республик. Оставляя в стороне юридическую сторону подписанных с Турцией соглашений, зададимся вопросом, как В.И. Ленин и его соратники согласились на альянс с кемалистами, на совести которых сотни тысяч погубленных жизней, и, более того, оказывали им помощь в осуществлении их людоедской политики. Предоставляя помощь, советское руководство, насколько известно, не требовало от турок гарантий, что это оружие будет использовано исключительно для освобождения страны от оккупационных войск Антанты, а не для этнических чисток. Руководители большевиков считали себя подлинными и последовательными марксистами. Но фокусом учения Маркса является человек, а гуманизм – определяющий мотив марксизма [27]. Как совместить базовую гуманистическую идею философии Маркса о человеке как высшей ценности с политикой большевиков? Они, конечно, не совместимы. Политика большевиков определялась революционной целесообразностью. Национальный вопрос, с их точки зрения, нельзя рассматривать «вне связи с грядущей пролетарской революцией» [38, c. 56]. Чтобы выиграть войну с империализмом Европы и Америки, писал И.В. Сталин, необходимо революционизировать тыл противника, т.е. «неполноправные нации и колонии с их сырьем, топливом, продовольствием, громадными запасами человеческого материала»; «Поэтому победу мировой пролетарской революции можно считать обеспеченной лишь в том случае, если пролетариат сумеет сочетать свою собственную революционную борьбу с освободительным движением трудовых масс неполноправных наций и колоний против власти империалистов за диктатуру пролетариата» [38, c. 56]. Фанатичная вера в грядущую мировую революцию, а также страстное желание ее быстрого приближения порождали политическую и нравственную беспринципность в подборе союзников, которые в действительности не были таковыми. Революционная целесообразность, похоже, определила труднообъяснимые геополитические уступки, на которые пошло руководство советской России, Турции. Потерпевшая поражение в войне и находящаяся на грани развала Турция благодаря поддержке северного соседа смогла не только сохранить свою целостность, но и существенно расширить свои границы на северо-востоке за счет присоединения территорий бывшей Российской империи. Северная граница Турции проходила уже по рекам Ахурян, Аракс. К Турции отошел и стратегически важный Араратский хребет. На его склонах в годы «холодной» войны будут размещены американские ядерные ракеты, нацеленные на города Советского Союза.
К сказанному следует еще добавить, что по требованию Турции руководство советской России пересматривает уже согласованные границы между Арменией и двумя другими закавказскими республиками. Нахичевань и Нагорный Карабах передаются Азербайджану, Ахалкалак – Грузии. Перекройка границ без учета истории и этнического состава передаваемых территорий создали тлеющие очаги напряженности, которые в конце 80-х – начале 90-х годов кровавым заревом высветили нерешенность давно «решенных» национальных проблем Советского Союза.
На реализацию права народов на самоопределение всегда влияют геополитические интересы разных стран. Завершив этнические чистки и сохранив государственность, Турция вскоре сменила вектор своей внешней политики с антизападного на прозападный. В годы Второй мировой войны она снова оказалась союзницей Германии, а после войны примкнула к военно-политическому блоку империалистических держав, направленному против СССР. Что касается Советского Союза, где «национальный вопрос был решен», дела давно минувших лет (геноцид армян в Турции и, главным образом, в Азербайджане, сотрудничество с кемалистами, раздел Восточной Армении и т.д.) не обсуждались в печати. Публикации на эти темы, особенно по территориальным проблемам, однозначно оценивались как проявление буржуазного национализма и пресекались. Что касается стран Антанты, их интерес к решению сложного армянского вопроса вскоре угас. Отстаивать права армян турецкой Армении на самоопределение при фактическом отсутствии самого субъекта права политически не имело смысла. Опустошенная и разоренная Западная и Восточная Армения, Киликия уже не пробуждали экономического интереса США и Франции к этим территориям. К тому же изменилась международная ситуация в регионе, вызванная сближением Москвы и Анкары. Для блокирования возникновения нового политического альянса западные страны сочли целесообразным признать де-факто сложившуюся политическую реальность и заключить в 1923 г. мир с Турцией как предпосылку последующего сближения с ней. Таким образом, ставка В.И. Ленина, И.В. Сталина на националистическое движение в Турции как союзника в грядущей мировой революции теоретически была ошибочной, а политически – близорукой и пагубной. Необходимо отметить, что в целом в оценке грядущей мировой революции и революционного потенциала «пробудившихся миллионов мусульман Востока» лидеры большевиков выдавали желаемое за действительность.
Представляется спорным еще один вывод В.И. Ленина о том, что в условиях развитого капитализма, когда нарастают интеграционные процессы, острота национальной проблематики снижается и лозунг права наций на самоопределение теряет свою актуальность. События конца XX – начала XXI века, кажется, свидетельствуют об обратном. Глобализация вызвала обострение этнонациональных проблем. Возникшая в условиях монополярного мира новая форма тоталитаризма лишает народы свободы выбора пути развития, образа жизни, смысложизненных ценностей, национальной идентичности. Происходит эрозия суверенитета, государства лишаются возможности самостоятельно определять внутреннюю и внешнюю политику. Политическая независимость государств приобретает имитационный, симулятивный характер. Это дает основание говорить о том, что в современных условиях реализация принципа права народов на самоопределение приобретает новый, более глубокий смысл. Поэтому можно согласиться с мнением, что в настоящее время «субъектами права на самоопределение являются не только зависимые, но и суверенные народы» [44, c. 31].
Принцип равенства народов
и неравенство в праве
на самоопределение
Концепция самоопределения, разработанная В.И. Лениным, И.В. Сталиным и их единомышленниками, явилась теоретической основой создания Советского Союза. Напомним, что субъектом права самоопределения они считали нацию, а самоопределение – политическим отделением. Новое государство состояло из пятнадцати республик, созданных по национальному признаку с произвольно проведенными границами, которые так же произвольно не раз перекраивались. Эти республики (нации) имели право на отделение из Союза, чем они с разной степенью активности воспользовались после драматических событий 1990–1991 гг. Что касается иных этнических групп (народностей), им была предоставлена административно территориальная (или культурная) автономия в пределах республик без права отделения. При отсутствии четко фиксированных объективных признаков, позволяющих отличить нацию от этноса, подобная разностатусная этнополитическая архитектоника порождала межэтническую, а то и этноконфессиональную напряженность. И когда идеологические, политические и экономические скрепы, удерживающие все народы в единстве, ослабли, не без поддержки извне резко усилились националистические и сепаратистские движения, которые фактически предрешили судьбу государства. Воспользовавшись правом на самоопределение, республики отделились, однако власти новых государств категорически отказали в этом праве народам, проживающим на их территории, поскольку, мотивировали они, реализация такого права нарушает принципы целостности государства. Это обернулось кровопролитными локальными войнами, завершившимися возникновением новых государственных образований. Существование непризнанных государств свидетельствует о консервации конфликтов, чреватых в любой момент вызвать еще более опасные региональные войны. Несмотря на антикоммунистическую риторику, новые элиты бывших советских республик в своей национальной политике продолжили худшие традиции своих предшественников, ранжируя народы на «первосортные» и «второсортные». Первые являются субъектами международного права и имеют право на самоопределение, вторые – не имеют. Но такой подход противоречит принципу равноправия народов. Удивительно то, что лидеры большевиков, постоянно заявлявшие о равноправии народов, не замечали этого противоречия.
В современной юридической литературе отрицание права этнических меньшинств на самоопределение является достаточно распространенной точкой зрения [9; 13; 35]. Это дает основание считать, что в современном международном праве существует еще одна коллизия: между принципом равноправия народов и их разностатусной правосубъектностью, точнее, между равенством народов и их неравенством в праве на самоопределение. Для разрешения данного противоречия необходимо либо признать, что этнические меньшинства не являются народом, что противоречит здравому смыслу и распространенной в научной литературе точке зрения [15; 17; 32], либо согласиться с тем, что этнические меньшинства также имеют право на самоопределение.
Нередко право на самоопределение ограничивается исключительно «конститутивными единицами», т.е. народами, проживающими на определенной территории, которым существующая в стране конституция дает возможность выхода из состава государства. Такое право, как уже отмечалось, в СССР имели союзные (национальные) республики. Если конституция страны не содержит этой правовой нормы, то любые требования о самоопределении, как и проведение референдума, считаются незаконными. Такова была и остается позиция Азербайджана относительно референдума об отделении народа Нагорного Карабаха, равно как Грузии к отделению Абхазии и Южной Осетии. Такие же доводы приводят власти нынешней Украины относительно воссоединения Крыма с Россией. Указывая на несостоятельность подобной трактовки субъекта самоопределения, В. Кочарян пишет: «Ни в одном правовом акте нельзя найти подтверждения такой позиции, напротив, везде говорится о народах, и ни о чем ином. Если же считать версию о “конститутивных единицах” – эксклюзивных субъектах самоопределения в государстве попыткой вклада в прогрессивное развитие международного права, то нельзя сказать, что она достаточно удачна, ибо самым первым и наиболее вероятным следствием такого новшества будет стремление государств упразднить эти “единицы”, благо действующее международное конвенционное право не содержит никаких положений, препятствующих этому» [18]. В подтверждение этих мыслей можно привести основной закон нашей страны, где, в отличие от Конституции СССР, отсутствует право субъектов Федерации (национальных республик) выхода из состава государства. Но ведь право на самоопределение вовсе не предполагает обязательного политического отделения, как это понимали в начале прошлого века лидеры большевиков.
Результаты
В праве на самоопределение выделяют две стороны: внешнюю и внутреннюю. Внешняя предполагает право народа на создание собственного самостоятельного государства, объединение или слияние с другими государствами. Внутренняя означает возможность свободного выбора народом пути своего политического, социально-экономического и культурного развития, что не предполагает обязательного политического отделения. Внешнее самоопределение, конечно, чрезвычайно важно, оно повышает самостоятельность и политико-правовой статус народа. При всем том, внутреннее самоопределение имеет, на наш взгляд, определяющее значение. Во-первых, потому что внешнее самоопределение не решает всех задач самоопределения. Оно создает условия для внутреннего самоопределения народа. «Полная реализация народом своего права на самоопределение, – отмечает Ю.Г. Ершов, – зависит от того, соблюдаются ли в действительности в данной стране права и свободы групп и индивидов, образующих народ. Если суверенное государство гарантирует своим гражданам обладание всеми гражданскими и политическими правами, можно считать, что народ в целом пользуется правом на самоопределение, если же имеет место их попрание, то право народа на самоопределение нарушается» [13]. Самоопределение (особенно внутреннее) – это не одноразовый акт, после осуществления которого народ теряет это право. В Декларации о принципах международного права (1970 г.) самоопределение характеризуется как «неотъемлемое» право народа, а в Заключительном акте Совещания в Хельсинки (1975 г.) указывается, что оно принадлежит народам «всегда». Другими словами, право народа на самоопределение, как и права человека, относятся к неотчуждаемым правам. Это и понятно, поскольку право народа на самоопределение является условием соблюдения и защиты прав и свобод человека. Поэтому в современной международно-правовой системе право на самоопределение включено в круг норм, регулирующих права и свободы человека. На это указывают первые статьи Международного пакта об экономических, социальных, культурных правах и Международного пакта о гражданских и политических правах (1966 г.). Из этого следует также, что реализация права на самоопределение имеет свои границы, маркируемые правами человека.
Во-вторых, внутреннее самоопределение имеет большую значимость еще и потому, что оно является не только условием благополучного сосуществования народов внутри государств, но и фактором сохранения мира и стабильности на планете. В 1945 г. при создании ООН в мире официально существовало пятьдесят одно государство. Число этносов на земном шаре по разным подсчетам достигает четырех-пяти тысяч. Как показывает история, внешнее самоопределение народов редко обходится без конфликтов. И в случае если этим правом решит воспользоваться хотя бы половина существующих в мире народов, человечество погрузилось бы в пучину кровопролитных войн и неуправляемого хаоса, поскольку возникновение новых государств будет сопровождаться радикальным пересмотром существующих границ. Вышесказанное дает основание для вывода о том, что в современных условиях отделение не всегда может быть наиболее приемлемой формой самоопределения. Нередко объединение может оказаться более предпочтительным, чем выделение. При всех недостатках политического устройства Советского Союза для абсолютного большинства бывших союзных республик отделение обернулось деградацией экономической, социальной сферы, здравоохранения, образования, науки, культуры. Многие исследователи считают, что федерация является наиболее приемлемой формой государственного устройства полиэтнического, поликонфессионального общества, в котором могут быть полно реализованы принципы равноправия и самоопределения народов без ущерба принципу территориальной целостности. В этой связи вызывает удивление позиция нынешних украинских властей, которые категорически отрицают возможность федеративного устройства страны. И это притом, что их «политические кураторы» – США и Германия являются федеративными государствами. Такая политика руководства Украины, получающая поддержку со стороны «демократического Запада», означает нарушение общепризнанного принципа международного права равноправия народов.
Выводы
Форма реализации права на самоопределение, выбираемое тем или иным народом, как уже отмечалось, зависит от конкретных условий, традиций, исторического опыта субъекта самоопределения. Реализация этого права, коль скоро оно является условием удовлетворения прав и свобод человека, не может иметь никаких ограничений, кроме тех, которые ущемляют права данного человека. Ограничивают ли принципы целостного государства реализацию права народа на самоопределение? Этот вопрос можно сформулировать иначе: существует ли противоречие между принципами территориальной целостности государства и права народов на самоопределение. Представляется, что такой коллизии нет, если даже опираться на формально-логические основания Декларации о принципах международного права 1970 г., на которую чаще всего ссылаются при анализе этой проблемы. «Ничто в приведенных выше пунктах, – отмечается в этом документе, – не должно истолковываться как санкционирующее или поощряющее любые действия, которые вели бы к расчленению или частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, соблюдающих в своих действиях принципы равноправия и самоопределения народов, как этот принцип изложен выше, и, вследствие этого, имеющих правительства, представляющие без различия расы, вероисповедания или цвета кожи весь народ, проживающий на данной территории» [11]. Очевидно, что в соответствии с данным международно-правовым актом принцип территориальной целостности применим исключительно для тех государств, которые реализуют в своей внутренней политике принципы равноправия и самоопределения народов. Кроме того, они имеют правительство, репрезентативно представляющее народы, проживающие на его территории. «Сущность “предохранительной клаузулы”, – отмечает В. Кочарян, – согласно которой должна защищаться целостность только тех государств, которые основаны на самоопределении всех народов проживающих на его территории» [18]. В то же время, как замечает ученый, эта «предохранительная клаузула» защищает государство от необоснованных сепаратистских поползновений в ситуации, когда принципы равноправия и самоопределения государством не нарушаются [18]. В иерархии общепризнанных принципов международного права принципы территориальной целостности надстраиваются над принципами равноправия и самоопределения. Нельзя говорить об их равной юридической силе, коль скоро условием территориальной целостности государства является выполнение требований равноправия народов и их самоопределения. Но что может побудить государство выполнять указанные требования? Очевидно, неотчуждаемое право народа на самоопределение вплоть до полного политического отделения. В этой связи следует согласиться с Ю.Г. Барсеговым, который пишет: «Самоопределение необязательно должно проявляться в политическом отделении, но без признания свободы отделения нет права на самоопределение» [6, c. 8].
Принцип территориальной целостности государства, рассматриваемый безотносительно к принципу самоопределения, регулирует сферу межгосударственных отношений. В этом контексте он сопряжен с принципом равноправия государств и призван защищать территориальную целостность государства от посягательств со стороны соседей. В этом аспекте сопоставлять юридическую силу принципа территориальной целостности и принципа самоопределения не имеет смысла, ибо эти принципы не контрарны и призваны решать разные задачи.
Библиографический список