Введение

Как утверждал известный российский цивилист И.А. Покровский, «чем более развивается человечество, чем более начинает оно жить разносторонними нематериальными интересами, тем более праву приходится брать их под свою защиту, и, в частности, гражданское право не может уклониться от участия в этой защите, …пусть гражданско-правовая защита будет неполной и несовершенной, но, повторяем, лучше такая защита, чем ничто. Даже несовершенная защита содержит напоминание о необходимости бережного отношения к нематериальным интересам людей; даже такая защита будет иметь поэтому огромное воспитательное и предупредительное значение» [8, с. 75]. Несмотря на то, что у автора были противники, утверждавшие, что «воззрения Иосифа Алексеевича несут на себе сильный отпечаток идеализма, а его понимание неотъемлемых прав личности лежит скорее в духовной, чем в материальной сфере» [7, с. 246], однако ход последующего развития цивилистической науки, сумевшей не впасть в эйфорию приоритета естественных прав над всеми другими, подтвердил и развил идею И.А. Покровского, воплотив ее достижения в главе 8 действующего Гражданского кодекса РФ (далее – ГК РФ). Оценивая этот законодательный итог, можно сказать, что результат «моральной статистики» и «неизбежного роста гражданского права вместе с ростом личности» (И.А. Покровский) получили свое нормативное воплощение.

Тем самым в гражданском праве был создан идеал правовой личности, когда «человек перестал быть чисто экономическим человеком, и впитал в себя известную дозу духовности, которую он готов признать и поставить под защиту «опекающего суда» [9, с. 33].

Проблема разграничения этического
и правового в понятии «честь»

Любое благо, фиксированное в законе, нуждается в гарантиях неприкосновенности и защиты, ибо «право незащищенное – nudum jus – мало кого может удовлетворить [2, с. 80]. В этой защищенности – ценность права. Но для того, чтобы факт признания у личности начал духовных, получил обоснованное нормативное оформление в целях последующего построения юридического завершенного механизма защиты чести, необходимо было определить назначение этого блага в градации иных охраняемых благ, уже на тот момент известных гражданскому праву. На помощь пришли история, философия с ее этическими анналами, в которых честь наряду с другими благами характеризовалась как положительная оценка отражений духовных качеств лица в сознании окружающего общества. Но для целей права, нуждающегося в абстрактной ценности используемых им понятий, следовало оторваться от исторических и философских определений чести. Поскольку в задачу права не входит формулировка легальной дефиниции этого понятия, законодатель ограничился воображаемым понятием «честь», оставив его наполнение тому, кто посчитает ее нарушенной. Отсюда смысл и назначение правовых суждений о чести и производных от нее понятий. Они, применительно к области правового регулирования, не в феноменологических характеристиках этих качеств, а в юридическом признании принадлежности физическому лицу (личности) прав на неотчуждаемые нематериальные блага и право на их охрану от посягательств.

Однако этические, философские и исторические предпосылки были учтены законодателем, вводившем нематериальные блага в правую сферу. Результатом этого стало такое содержание норм, которое учитывает естественность прав на данное благо, которое возникает не по воле государства и права, а является «правом по природе» (С.С. Алексеев). Задача же законодателя, признающего вторичность государства и права по отношению к этим ценностям, сводится к их закреплению, указанию на правообладателя (личность) и созданию надлежащей охранительной подсистемы права в отношении этого и аналогичных ему по своей природе благ. Юридический эффект нормативного закрепления состоял в законодательной констатации того признанного государством факта, что личность от природы наделена нематериальными благами. Эта презумпция социальной «данности» нематериальных благ воплощена в ст. 150 действующего ГК РФ.

Но процесс становления этих нормативных догм был небыстрым и небесспорным. Свое первое законодательное оформление он получил лишь в 1961 г. Тогда модернизационное бремя нормативных представлений о чести и достоинстве легло на нормы Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 года. Благодаря усилиям таких известных советских правоведов, как О.С. Иоффе, П.Ф. Елисейкин, И.С. Ной, в Основы была введена статья 7 о защите чести и достоинства. Норма устанавливала юридико-фактические основания возникновения охранительного отношения по защите чести в случае ее нарушения в виде распространения порочащих сведений Гражданский кодекс РСФСР от 1 октября 1964 г. закрепил статью 7 «Защита чести и достоинства», в соответствии с которой гражданин или организация вправе требовать по суду опровержения, порочащих честь и достоинство сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. В 1977 г. в Конституции СССР впервые было закреплено право граждан СССР на судебную защиту от посягательства на честь и достоинство (ч. 2 ст. 57).

В качестве несколько обособленных, из-за своего назначения, в ст. 150 ГК РФ поименованы такие блага как «честь», «достоинство», «деловая репутация». На эту обособленность обращено внимание в п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г. № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц»,«судам необходимо отграничивать дела о защите чести, достоинства и деловой репутации от дел о защите других нематериальных благ, перечисленных в статье 150 этого Кодекса, нарушенных в связи с распространением о гражданине сведений, неприкосновенность которых специально охраняется Конституцией Российской Федерации и законами, и распространение которых может причинить моральный вред даже в случае, когда эти сведения соответствуют действительности и не порочат честь, достоинство и деловую репутацию истца». Выступая морально - этическими идентификаторами личности, эта относительно устойчивая триада, имеет близкую правовую сущность. Не будем в данной статье рассуждать об их соотношении, обратимся к тем объектам, по поводу которых написана эта статья – чести, а также чести профессиональной. Вопросы об их соотношении еще не затронули юридическую науку, и пока проблемность параллельного сосуществования этих благ ограничивается вопросами о том, в каких источниках должны выражаться правила профессиональной чести и иных требований профессиональной этики [10]. Наиболее близко к сути проблемы подошел М.И. Клеандров, проводящий параллель между правовым и этическим статусом судьи, с разделением их компонентов [4, с. 56]. Менее обоснованной выглядит позиция представителей науки трудового права, не стремящихся к разделению правового и этического статусов, а потому обосновывающих «автономный» подход к понятию (трудовой) чести [6, с. 43].

О юридическом эффекте гражданского права по отношению к чести

По общему правилу порядок обладания нематериальными благами, управления ими, пользования ими в целях достижения какого-либо социального эффекта, гражданскому праву не «интересен». Это связано с характеристикой того субъективного права, которое возникает в отношении охраняемого нематериального блага и с помощью которого оно вовлекается в правовое пространство. Юридический эффект гражданского права, в случае участия в правовой судьбе этих благ, ограничивается охранительным воздействием. Не сразу законодатель сумел точно выразить эту идею. В Основах гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1991 г. было закреплено в п. 2 ст. 1 правило о том, что «личные неимущественные права отношения, не связанные с имущественными, регулируются гражданским законодательством постольку, поскольку иное не предусмотрено законодательными актами союза ССР и республик либо не вытекает из существа личного неимущественного отношения. За не самыми заметными терминологическими различиями, иной оказалась позиция законодателя при принятии ГК РФ 1994 г. В п. 2 ст. 2 оказалось сформулированным правило о том, что неотчуждаемые права и свободы человека и другие нематериальные блага защищаются гражданским законодательством, если иное не вытекает из существа нематериальных благ. Тем самым в качестве общего правила была принята охранительная концепция правового регулирования. Отсюда берет свое начало уже устоявшаяся доктринальная, правотворческая и правоприменительная аксиома о том, что «права на такие блага не регулируется, а лишь защищаются законом» [3, с. 60]. На этой концепции в связи с ее значимостью для последующих рассуждений, остановимся отдельно.

Общеизвестно, что ведущее назначение гражданского права в регулировании его нормами товарно-денежных отношений или отношений имущественного оборота. Нематериальные объекты, и права в отношении них, не фигурируют в нем как объекты оборота. Они составляют его ответвление, в рамках которого гражданское право фиксирует наличие названных благ и признает свободу индивида определять свое поведение в индивидуальной жизнедеятельности по своему усмотрению [5, с. 52–53]. Однако это усмотрение не связано с какими либо распорядительными действиями по отношению к объекту. Специфика субъективного права, возникающего в связи с ним, не предполагает вообще никаких активных действий по поводу чести. Это предопределено фактом ее неосязаемости и той общей характеристикой, которая, с точки зрения их признаков, дана в доктрине нематериальным благам. Юридические возможности личности, наделенной правом на честь, ограничены фактом обладания ею и возможностями зашиты в случае ущемления. Именно это качество нематериальных благ дало в свое время повод С.Н. Братусю для утверждения о том, что «до тех пор, пока права на них не нарушены, правовой характер отношений, связанных с их осуществлением, совершенно не чувствуется» [1, с. 48].

Столь ограниченный объем юридических возможностей по отношению к чести, дает основания утверждать, что право на честь лишено положительного содержания – будучи ее носителем, личность не только не может совершать никаких действий, связанных с ней, кроме охранительных, но и не вправе требовать к себе уважения и почета. Нормативные границы этого права носят сугубо негативный характер в виде поведения, запрещенного обязанным лицам – они несут всеобщую обязанность не совершать правонарушений, направленных на честь личности путем воздержания от распространения порочных или недействительных сведений. Отсюда абсолютность субъективного права обладателя чести, которое обладает отрицательным (негативным) содержанием и в этом смысле в нем доминирует охранительная, а не регулятивная функция.

Конечно, честь, как и достоинство, у различных граждан неодинаковы, поскольку неодинаковы их заслуги перед обществом. Более того, их содержание постоянно обогащается, меняется по мере развития общественной деятельности личности. Но эти различия в содержании чести и достоинства отдельных граждан на этапах их жизненного и профессионального пути никак не отражаются на объеме и содержании субъективного права на честь – они также не «интересны» гражданскому праву, а потому и не отражены в его нормах. У любой личности, независимо от статуса, роли в обществе имеется равное право требовать, чтобы о ней не распространяли порочащих, не соответствующих действительности сведений. Уточнение содержания чести конкретного гражданина, ее вида (служебная, профессиональная, трудовая и др.), может иметь значение не в нормах права, а лишь в конкретном деле исключительно для целей установления факта признания порочащего (недействительного) характера сообщенных о личности сведений. Два акта обобщения судебной практики – Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 августа 1992 г. № 11 «О некоторых вопросах, возникающих при защите чести и достоинства граждан и юридических лиц» (утратило силу) и Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г. № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц»ориентируют органы правоприменения именно на такой подход.

Для всех иных отраслей права, в которых наряду с гражданско-правовой, созданы охранительные подсистемы (административное, уголовное право), направленные на защиту чести и достоинства, гражданско-правовой подход к характеристике субъективного права, возникающего в отношении этих объектов, является универсальным, а потому служит первым ярусом того порядка, который нормативно создан для целей охраны и защиты чести, достоинства и деловой репутации в любой отрасли.

За пределами права честь многолика. С популяризацией правил и норм, сначала общеделовой, а затем и профессиональной этики, эта многоликость проникла в нормативный оборот в связи с такими нормативными оборотами как «профессиональная честь», «обязанность заботиться о сохранении своих чести и достоинстве», «дорожить профессиональной честью». В связи с этим возникает необходимость доктринально обсудить вопрос о том, выступают ли ориентиром, в силу «отведенного» ему предмета (п. 2 ст. 2 ГК РФ), нормы ГК РФ в части идеи охранительного регулирования нематериальных благ для чести профессиональной. Как уже было отмечено выше, для практики правоприменения выступают. Иное происходит в практике правотворчества.

Как отмечал И.А. Покровский, «если мы окинем общим взглядом сам механизм гражданско-правовых норм, то мы заметим, что весь они покоятся на предположении некоторого абстрактного человека, своего рода «гражданского человека». Это есть некоторая средняя фигура, представляющая эмпирическое суммирование потребностей и качеств, свойственных среднему в данной социальной среде и в данное время человеку» [9, с. 30]. Данное суждение не утратило своей актуальности и сейчас. Право на честь и достоинство предоставлено каждому гражданину независимо от возраста и его личных особенностей. Дифференцированного механизма закрепления чести, ее охраны и защиты, гражданское законодательство не предполагает, обходясь для этого известным правовым приемом – абстрагированием [9, с. 31].

Различие между честью в ее гражданско-правовом значении и честью профессиональной, проводимое авторами статьи, не представляются юридически бессодержательными в силу нескольких причин.

Сущностные различия затронутых понятий проистекают главным образом из того, что в первом случае честь используется как понятие частного права – той области права, которая, в силу своего назначения [9, с. 33], «ответственна» за признание тех или иных нематериальных благ охраняемыми правом. Как уже было обосновано выше, сама идея охранительного правового регулирования отношений по поводу этих благ не связана с установлением порядка обращения с ними самого обладателя, не предполагается в связи с этим и таких обязывающих действий, которые предписаны в отношении чести профессиональной в виде обязанностей «заботиться», «дорожить» ею.

Отличает эти виды чести и то, что в случае ущемления чести последствия этого личность, «будучи слегка выброненной», вправе оставить себе в виде «вытерпленной обиды» (Г.С. Гамбаров) и не возбуждать охранительного механизма ее защиты. Как показывает анализ источников, оперирующих понятием «профессиональная честь» – у ее обладателя такого усмотрения нет. Право на защиту чести, являющееся для норм ГК РФ генерализующим, за пределами его норм, со ссылкой на деонтологический характер чести, трансформируется в обязанность. Конечно, подобной «чересполосицы» в рамках правового пространства надлежит избегать.

Применительно к профессиональной чести речь в меньшей степени идет о факте правообладания ею. Самый краткий анализ нормативно-правовых актов, упоминающих о профессиональной чести, позволяет увидеть, что речь идет главным образом о том, каким должно быть поведение лица, наделенного профессиональной честью. Иными словами, профессиональная честь оказывается инструментом в рассуждениях отнюдь не о возможном в статусе личности, а о должном, что не соответствует Международному пакту о гражданских и политических правах (1966 г.), в котором провозглашено право на защиту чести и репутациив сугубоохранительном аспекте – никто не может подвергаться незаконным посягательствам на его честь и репутацию, и статье 23 Конституции РФ, гарантирующей право каждого на защиту своей чести и доброго имени, и, соответственно, правилам ГК РФ, согласно ч. 2 ст. 150 которого «нематериальные блага защищаются…».

Связь профессиональной чести с правом на почет и уважение по заслугам, право на правильную социально-политическую оценку его личности, с приписыванием обязанностей при обращении с этим благом – это уже иной – не гражданско-правовой аспект и не технико-юридический прием. Этот прием придает праву на честь положительное содержание, что не корреспондирует ГК РФ, чьи нормы очерчивают сугубо негативные границы этого субъективного права в виде поведения, запрещенного обязанным лицам.

Выводы

Проведенный авторами правовой и терминологический анализ категории «честь» позволяет сделать главный вывод по существу. Честь – это самостоятельная правая категория, имеющая в своем исходном правовом значении гражданское правовое ложе, а потому иные охранительные подсистемы (административно-правовая, уголовно-правовая) должны быть сориентированы на понятие «честь». Что касается чести профессиональной, то имея непреходящее значение в собственной сфере – сфере профессиональной этики, она там и должна находиться в своей бытийной основе. В этих предметных границах она может и должна исследоваться в целях поиска механизмов осознания ее мотивации, формирования обязанностей по отношению к ней со всем тем дидактическим многообразием, которое уже ее сопровождает благодаря таким корпоративным актам как Карты этики, Этические ритуалы, Хартии этики, Этические заповеди, Уставы, Этические своды и т.д. Неправовая природа этих актов вполне приспособлена для целей детализации общечеловеческой морали применительно к управлению (самоуправлению) в рамках конкретных профессиональных звеньев. В то время как для права абстрактную ценность имеет слово честь – все иное внутри этой ценности, ее части, но не вместо нее и не наряду с ней.

Библиографический список

1. Братусь С.Н. Предмет и система советского гражданского права. М.: Юрид. лит., 1963. 197 с.
2. Винавер А.М. На грани уголовной и гражданской неправды (материалы к предстоящему пересмотру Гражданского кодекса РСФСР). Ученые записки Казанского государственного университета. 1929. Кн. 2 // Антология уральской цивилистики. 1925–1989: Сборник статей. М.: Статут, 2001. 431 с.
3. 3.      Гражданское право / под ред. Е.А. Суханова. М.: Изд-во БЕК, 1998. Т. 1. 816 с.
4. Клеандров М.И. Статус судьи: правовой и смежные компоненты / под ред. М.М. Славина. М.: Норма, 2008. 258 с.
5. Красавчикова Л.О. Перспективы и проблемы в регулировании личных неимущественных отношений по новому ГК РФ // Цивилистические записки. Межвузовский сборник научных трудов. М.: Статут, 2001. 397 с.
6. Лушникова М.В. Сущность и природа права работника на защиту достоинства, трудовой чести и деловой репутации // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2010. Вып. 1. С. 32–38.
7. Пергамент М.Я. Биография И.А. Пок­ровского // Русский исторический журнал. Кн. 7. Пг., 1921. 246 с.
8. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права (Серия «Классика российской цивилистики»). М.: Статут, 2013. 351 с.
9. Покровский И.А. Абстрактный и конкретный человек перед лицом гражданского права // Вестник гражданского права. № 4. Пг.: М.М. Винавер, 1913. http://www.civilista.ru/articles.php?id=53 (дата обращения: 12.01.2014)
10. Тесакова Н.В. Миссия и корпоративный кодекс. М.: Рип-Холдинг, 2003. 188 с.