УДК 341.1/8

АНАЛИЗ ПОНЯТИЯ «ПОЛИТИЧЕСКОЕ НАСИЛИЕ» В АНТИТЕРРОРИСТИЧЕСКИХ СОГЛАШЕНИЯХ ООН

Н.А. Чернядьева

Кандидат юридических наук, доцент кафедры международного и европейского права

Пермский государственный национальный исследовательский университет

614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15

E-mail: chernyadnatalya@yandex.ru

Аннотация: В статье содержится анализ понятийного аппарата в области противодействия терроризму. Исследуется родовое по отношению к понятию «международный терроризм» понятие «политическое насилие»; отмечается, что оно относится к сложным политико-правовым явлениям, не имеющим общепринятого определения и универсально согласованного набора системных признаков.

Анализ международно-правовой базы в сфере борьбы с терроризмом позволяет выделить два нормативно закрепленных признака политического насилия: действие против физических лиц и незаконный характер поведения.

Мотивы и цель насильственного поведения не нашли закрепления в международном праве. Общим целевым признаком всех разновидностей политического насилия можно считать его враждебно агрессивную направленность к внешнему миру.

Необходимо дополнить перечень деяний, подпадающих под определение понятия «насилие» в международно-правовых документах нефизическими формами поведения (психическим насилием, угрозой применения насилия).

Ключевые слова: международный терроризм; международная безопасность; международные соглашения; международные преступления; политическое насилие

Для современного мира характерны вариативность политического поведения, многообразие форм и методов участия в международных отношениях и внутригосударственной политики, что обусловлено широкой палитрой интересов субъектов международного пространства, нередко принимающих противоположный, конфликтный по отношению друг к другу характер. Среди всех способов глобального политико-правового поведения можно выделить круг традиционных, исконно присущих данной сфере. Прежде всего речь идет о различных формах политического насильственного поведения. Несовпадение замыслов, идей и способов реализации политического интереса различных субъектов объективно порождают почву для возникновения, обострения и (или) распространения конфликта, который неизбежно связан с применением насилия. Характер и формы международного насилия детерминированы в том числе и целями и задачами реализующего субъекта. Как показывает практика международных отношений, использование насильственных методов может быть эффективным для достижения поставленных целей.

Стоит отметить, что традиционно насилие и в настоящее время некоторыми исследователями рассматривается как один из вариантов нормы мировой политики¹. Например, по подсчетам американских ученых, между 3600 г. до н.э. и 1980-ми годами было только 292 года без войн, а в период 1945–1978 гг. было не больше 26 дней, чтобы где-то на планете не шла война. В конце 1970-х гг. в среднем в день начиналось двенадцать войн [34, р. 294.]. Однако заставляет задуматься тот факт, что в настоящее время ситуация в области вооруженного насилия в мире меняется. Так, в период 1993–1998 гг. не было ни одной войны между государствами, зато имели место тридцать четыре вооруженных конфликта внутри государств [7, р. 12].

До начала Нового времени военные, насильственные действия как метод международного общения, по мнению английского исследователя Г. Никольсона, абсолютно преобладал среди европейских народов [20, с. 25]. Возникновение современной мирной дипломатии, в частности ее элементов: назначение постоянных послов и разрешение конфликтных ситуаций методом переговоров, – принято связывать с Возрождением – периодом, в котором итальянские города-государства впервые системно применили данный институт в своей практике [8, с. 93]. Но еще в течение долгих столетий насильственная политика преобладала среди методов политико-правового участия в международном пространстве.

В науке международного права отсутствуют выраженные разработки данного термина [30, с. 277–278]. В ХV–ХV1 вв. исследованием политических процессов, роли насилия в межгосударственных отношениях занимался Н. Макиавелли. В частности, он писал: «…может возникнуть спор, что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись. Говорят, что лучше всего, когда боятся и любят одновременно; однако любовь плохо уживается со страхом, поэтому если уж приходится выбирать, то надежнее выбрать страх…. Кроме того, люди меньше остерегаются обидеть того, кто внушает им любовь, нежели того, кто внушает им страх, ибо любовь поддерживается благодарностью, которой люди, будучи дурны, могут пренебречь ради своей выгоды, тогда как страх поддерживается угрозой наказания, которой пренебречь невозможно» [18, с. 92–93]. Макиавелли писал, что государь со своими врагами, в том числе и с внешними, должен быть то, как свирепейший лев, то как хитрейшая лиса: внушать страх и почтение: «Вы должны знать, имеются два метода борьбы – при помощи закона и при помощи силы. Первым методом пользуются люди, вторым – звери, но так как первый метод часто недостаточен, приходится прибегать ко второму»[18, с. 103]. Отметим, что международная дипломатия в течение нескольких столетий исходила преимущественно из «макиавелльянской» концепции построения межгосударственных отношений [20, с. 36].

В ХVII веке роль насилия в социальном процессе описывал Т. Гоббс. Для него государство стало одновременно продуктом всестороннего антагонизма, «войны все против всех» и в то же время апофеозом развития, высшей формой политического насилия в обществе – чудовищем Левиафаном. Известно изречение просветителя «Homo homini lupus est» – выражение «бестиальности естественного состояния человека». По мнению ученого, с созданием государства эта черта социального поведения перешла на новый качественный уровень: от межличностного общения к виду отношений между государствами, в которых слабый и незначительный находится в подчинении более могучего. Таким образом, по мнению Гоббса, черта человеческой природы – склонность к насилию с созданием государства не исчезла, а приобрела новую форму [5, с. 117–120]. Бертран Рассел, анализируя образ государства, созданный Т. Гоббсом, констатировал, что государство – как бы гигантский человек, созданный из обычных людей [26, с. 298].

Государственное насилие, ассоциированное с агрессивным поведением личности – индивида, присутствует в работах Дж. Локка. Он считал легитимным и нравственным применение насилия со стороны государства в двух основных случаях: при наличии правомочия или в ответ на незаконное применение силы. «Во всех положениях и состояниях лучшее средство против силы произвола – это противодействовать ей силой же. Применение силы без полномочий всегда ставит того, кто ее применяет, в состояние войны как агрессора и дает право поступать с ним соответствующим образом» [17, с. 89].

Современная международно-правовая доктрина по своей оценке роли государственного насилия близка к теории Дж. Локка. Так, для международно-правовых актов традиционным является осуждение именно незаконных актов насилия [24–26]. Согласно существующим международно-правовым представлениям государствам принадлежит монопольное право на осуществление законного насилия в рамках осуществления своих властных полномочий. В универсальном масштабе за государствами также признается ограниченное право на реализацию насилия. В частности, право на самооборону², принципы международного права: разрешение международных споров мирным путем, отказ от угрозы силой [28, ст. 2] раскрывают формы признаваемого международным сообществом государственного насильственного поведения. Стоит сказать, что международное право не признает государственное властное поведение выражением насилия. В актах международного уровня не встречается данный термин при оценке государственного поведения. Отечественная правовая доктрина также признает субъектом насилия только частных субъектов (лицо или отдельную группу лиц: партия, партизаны, организация) [19, с. 356].

В современной правовой науке встречаются диаметрально противоположные мнения в отношении как содержания понятия «насилие», так и его роли в развитии общественных и политических отношений. Большинство авторов согласно с позицией, что насилие в своей политической ипостаси представляет собой достаточно широкий спектр принудительных действий физического, политического, экономического, психологического характера [3; 27, с. 22–30; 15, с. 13; 16, с. 10]. Французский мыслитель П. Рикер, придавая насилию универсальный характер, создал формулу «история есть насилие». Аналогичной точки зрения придерживались и классики марксистской концепции, глобализируя классовую борьбу и ее значение для исторического развития [35, р. 228].

М. Вебер употреблял термины «насилие» и «физическое насилие» как синонимы средств политической власти [4, с. 645–646]. Такой же точки зрения придерживаются А.Ю. Пиджаков [22, с. 48], И.Ю. Залысин [9]. По их мнению, чрезмерное расширение термина «политическое насилие» лишает качественной определенности и создает практические трудности [22, с. 51]. Аналогичным образом рассматривают насилие и многие зарубежные исследователи [32, р. 54; 36, р. 196]. Данная точка зрения обоснована с позиции более четкого разграничения политического насилия как политико-правового феномена и схожими явлениями: политическим манипулированием, экономическим санкциями и т.п.

Международно-правовые акты, посвященные борьбе с терроризмом, вслед за вышеприведенными теоретическими разработками, рассматривают насилие в том же контексте. В них насилием признается лишь незаконное действие против конкретного лица [13; 14; 24].

Международный терроризм относится к сложным политико-правовым явлениям, не имеющим общепринятого определения и универсально согласованного набора системных признаков. Тем не менее, абсолютное большинство ученых, нормы международной правовой базы практически единогласно называют его родовой признак: международный терроризм является наиболее ярким выражением политического насилия [3; 10, с. 15–18; 12, с. 65; 31, р. 480; 37, р. 32–33]. Таким образом, исследование международного терроризма логично начинать с анализа его обобщающей черты – насилия.

Международно-правовые акты, в которых используется этот термин, не содержат его определения, позволяют лишь выделить два указанных признака: действие против физических лиц и незаконный характер поведения. Представляется, что данный подход не полностью отражает сущностную природу политического насилия. Для четкой дифференциации необходимо более полное определение качественных характеристик исследуемого явления, конкретизация понятия «насилие», используемое в международно-правовой практике.

В теории политико-правовой науки предлагается выделить специфические черты политического насилия: высокие издержки, связанные с его применением, непредсказуемость и рискованность, конфронтационность, автократизм [9; 22, с. 59–61]. Существует дискуссия о включении в систему признаков категории «эффективность» [1, с. 92; 6, с. 59–74; 22, с. 59–61; 29, с. 47–58]. Представляется, что если оценивать эффективность как способность достигать поставленной цели, ожидаемого результата, то признак эффективности входит в семантическое противоречие с другим признаком: непредсказуемость и рискованность насильственных действий.

Каково политическое насилие по своей природе? Рационально, планируемо в рамках своего развития, предсказуемо по результату? Или наоборот – импульсивно, стихийно, субъективно в период разворачивания конфликта? Думается, что вторая версия в большей мере отражает реальность. Политическое действие насильственного характера чаще всего неконтролируемо, влечет эскалацию и непредсказуемые изменения в политико-правовой сфере. С этой точки зрения насилие субъективно, представляет собой реализацию обобщенной воли участников конфликта, отличной от индивидуальных воль. Несомненно, каждый осознает свои интересы и цели, действует обоснованно. Однако субъекты политической активности могут иметь разную степень рациональности своих мотивов политической деятельности. Осуществление политической воли лица, действующего целерационально, сопровождается определенным эмоциональным настроем, не осуществляется бесстрастно [4, с. 629; 11, с. 58; 22, с. 55]. В такой ситуации закономерно ограничение контроля со стороны сознания над поведением, не совпадение ожидаемого и достигнутого результатов. Поэтому говорить об эффективности насильственного поведения можно говорить с большой осторожностью, предполагая, что полученный в результате насильственного поведения результат, как правило, отличается от желаемого.

С другой стороны, правовое значение исследуемой категории существенно дополняется признаком мотивации. Мотивы и цель насильственного поведения, не играя важной роли при идентификации явления, должны учитываться при квалификации деяния, определения существенных обстоятельств противоправного насильственного поведения. Политическое насилие объединяет несколько самостоятельных видов противоправных деяний: восстание, национально-освободительная война, бунт, террористический акт и т.д. Отличия между ними кроются прежде всего в целевой составляющей поведения субъектов.

Можно сформулировать общую конструкцию в целевом компоненте всех разновидностей политического насилия: все они враждебно агрессивны к внешнему миру, ориентированы на причинение вреда. Согласно концепции С. Фешбаха, насилие может существовать в двух своих ипостасях: как инструмент в достижении поставленной цели (социально-мотивированная агрессия) и как орудие в агрессивном противостоянии. В первом случае насилие играет социально позитивную роль, не должно быть наказуемо. Во втором случае – оно преступно [2, с. 301]. Возможность причинения вреда как максимально общий признак нелегитимной агрессии закреплен во всех международных конвенциях, посвященных терроризму.

Мждународные акты оценивают причинение вреда как признак насилия лишь с точки зрения его физического, телесного, варианта [13; 14; 24]. За пределами дефиниции остаются такие деяния, как покушение на имущество, психическое принуждение, угроза применения насилия. Все эти виды насильственного поведения тесно связаны друг с другом, часто применяются в единой системе, усиливая произведенный эффект и образуют родственную группу противоправных действий. Думается, что принуждение без физического воздействия на жертву по своим последствиям, характеру действия может быть не менее общественно опасным. Ограничение воли и воздействие на эмоциональную сферу, на психические стороны социума способно достичь таких же преступных результатов, как и физическое насилие. В связи с этим, думается, что исключение в международно-правовых актах из состава насильственного поведения нефизических форм воздействия на частного субъекта, социум и в целом политико-правовые образования является необоснованным, нуждается в исправлении.

Таким образом, можно сделать вывод, что международно-правовое понятие насилия не обладает достаточными признаками, не отличается полнотой. Специфической чертой данной категории является особый состав субъектов совершения насильственных действий: к ним относятся только физические лица (группы физических лиц). Международное право не признает государственное властное поведение выражением насилия.

Анализ международно-правовой базы в сфере борьбы с терроризмом позволяет выделить два нормативно закрепленных признака политического насилия: действие против физических лиц и незаконный характер поведения.

Представляется, что круг лиц, которые могут пострадать в связи с применением насилия, в международных конвенциях необоснованно ограничен. Действующее международное право причисляет к ним только физических лиц, оставляя за рамками правового регулирования иных субъектов.

Мотивы и цель насильственного поведения не нашли закрепления в международном праве. Признавая, что они не играют важной роли при идентификации явления как нелегитимного насилия, отметим, что их характер влияет на точную квалификацию деяния в группе насильственных правонарушений. Идентификация мотива и цели насильственного акта имеют существенное значение для определения всех обстоятельств противоправного насильственного поведения. Общим целевым признаком всех разновидностей политического насилия можно считать то, что все они враждебно агрессивны к внешнему миру, ориентированы на причинение вреда.

Необходимо дополнить перечень деяний, подпадающих под определение понятия «насилие» в международно-правовых документах, нефизическими формами поведения (психическим насилием, угрозой применения насилия).

Библиографический список

1. Антология ненасилия / пер. с англ. М.; Бостон: Golubka, 1992. 256 с.

2. Аронсон Э. Общественное животное. Введение в социальную психологию. М.: Аспект Пресс. 1998. 517 с.

3. Бакалов А.И. Политический конфликт и насилие // Сб. науч. тр. СевКавГТУ. Сер.: Право. 2003. Вып. 1(5). URL: http://www.ncstu.ru (дата обращения: 26.02.2013).

4. Вебер М. Политика как призвание и профессия // Избр. произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 645–706.

5. Гоббс Т. Левиафан. М.: Мысль. 2001. 478 с.

6. Грин Д.П., Шапиро И. Объяснение политики с позиций теории социального выбора: Почему так мало удалось узнать? // Полис. 1994. №3. С. 59–74.

7. Доклад о мировом развитии: обзор, апрель 2011 г. / Междунар. банк реконструкции и развития // Всемир. банк Office of the Publisher, The World Bank. Washington, 2011. 68 р.

8. Дробот Г.А. Дипломатия как средство международно-политических взаимодействий // Obsever. 2008. №12. С. 91–100.

9. Залысин И.Ю. Насилие как средство власти: сущность и политические возможности // «В Контексте Конфликтологии…» 1997. Вып. 1. URL: http://www.conflictmanagement.ru/text/?Text=33 (датаобращения: 26.02.2013).

10. Ильинский И.М. О терроре и терроризме М.: Изд-во МГСА, 2001. 76 с.

11. Казаков В.Г.,Кондратьева Л.А. Психология. М.: Высшая школа, 2001. 393 с.

12. Капустин Б.Г. Критика политической философии. М.: Территория будущего, 2010. 424 с.

13. Конвенция о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности морского судоходства, 1988 года, касающаяся террористической деятельности на борту судов // United Nations, Treaty Series, 1992, p. 249–261 // Бюл. междунар. договоров. 2002. №1. С. 3–12.

14. Конвенция о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации, 1971 года («Монреальская конвенция»): подписана 23 сент. 1971 г. в Монреале // документ ООН A/C.6/418, Annex IV.

15. Кугай А.И. Природа политического насилия и его роль в современном мире: автореф. дис. … канд. филос. наук. М., 1993. 28 с.

16. Липатов И.М. Сущность и основные формы политического насилия в современных условиях (философско-социологический анализ): автореф. дис. … канд. филос. наук. М., 1989. 26 с.

17. Локк Д. Избранные философские произведения. М.: Госполитиздат, 1960. Т. 2. 643 с.

18. Макиавелли Н. Государь.. М.: Эксмо-пресс, 2001.

19. Насилие:ст. //Права человека: энцикл. словарь / отв. ред. С.С. Алексеев. М.: Норма, 2009.

20. Никольсон Г. Дипломатия / пер. с анг. М.: Госполитиздат, 1941 г. 153 с.

21. Определение агрессии: утв. резолюцией 3314 (ХХIХ) Генер. Ассамблеи от 14 дек. 1974 г. // Офиц.отчеты Генер. Ассамблеи, двадцать девятая сессия, прил. 31.

22. Пиджаков А.Ю. Сущность и разновидности политического насилия // Credo new. 2002. №2. С. 48–76.

23. Протокол 2005 года к Протоколу о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности стационарных платформ, расположенных на континентальном шельфе. URL: http://www.un.org/russian/terrorism/instruments.shtml (дата обращения: 26.02.2013).

24. Протокол о борьбе с незаконными актами насилия в аэропортах, обслуживающих международную гражданскую авиацию, 1988 года, дополняющий Монреальскую Конвенцию: подписан 24 февр. 1988 г. в Монреале // ICAO Doc. 9518.

25. Протокол о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности стационарных платформ, расположенных на континентальном шельфе, 1988 года // Uited Nations, Treaty Series, 1992. Р. 318–323.

26. Рассел Б. Мудрость Запада. М.: Республика, 1998. 241 с.

27. Скакунов Э.И. Природа политического насилия Проблемы объяснения // Социологические исследования. 2001. №12. С. 22–30.

28. Устав ООН от 26 июня 1945 г. // Сб. действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР. 1956. №12.

29. Фармер М. Рациональный выбор: теория и практика // Полис. 1994. №3. С. 47–58.

30. Цыганков П.А. Теория международных отношений: учеб. пособие. М.: Гардарики, 2002. 590 с.

31. Blackwell. Encyclopedia of Political Institutions / Ed. By V. Bogdanor. Oxford; N.Y.: Blackwell, 1987.XVI.

32. Haag Van den E. Political Violence and Civil Disobedience.N.Y.: Harper Torchbooks, 1972.

33. Jefferson T. Letter to William Stevens Smith, November 13, 1787. The Papers of Thomas Jefferson. Vol. 12. Ed. J.P. Boyd. Princeton (N.J.): Princeton University Press, 1955.

34. Pearson F.S., Rochester J.M. International Relations: the Global Condition in the Twenty-First Century. N.Y., 1998.

35. Ricoeur P. History and Truth. Tr. C.A. Kelbley. Evanston (IL): Northwestern University Press, 1965.

36. Thackrah J. Encyclopedia of Terrorism and Political Violence. L. Aud N.Y.: Routledge and Kegan Paul, 1987.IX.

37. Wilkinson P. Terrorism and the Liberal State.L.: McMillan, 1986. XIV.