УДК 347.113
Аннотация: Современный этап научных исследований в России связан с повышением значимости доктринального аспекта. В статье оценивается многозначность содержания термина «правовая доктрина» в новейших исследованиях. Автор указывает на отсутствие единства понимания значения данной правовой категории в теории права и отраслевых науках, в частности в сфере гражданского права. Необходимость унификации смыслового значения понятия «правовая доктрина» обусловлена требование развития правовых систем, сближения правовых инструментов, различающихся в зависимости от влияния романо-германской правовой семьи и правовой системы стран общего права. Автор отмечает, что меняется традиционный характер профессионального правосознания юристов, формируемого во время обучения. Юристы «теряют» исключительную связь с той или иной правовой системой. Это необходимо учитывать при модернизации доктрины гражданского права.
Ключевые слова: правовая доктрина; цивилистическая доктрина; гражданское право; правовая система; правовая семья
Развитие частного права на современном этапе основано на совершенствовании гражданского законодательства и тех отраслей, которые принято включать в перечень частноправовых, а также на постоянно увеличивающимся с 90-х г.г.<>XXвека объеме научных исследований, посвященных проблемам (как правило) отдельных правовых институтов. В последние годы все чаще в научных работах стали появляться термины «доктринальный», «доктрина гражданского права»[15; 16]. Наиболее часто доктрина противопоставляется закону, законодательству [8]. Доктринальные аспекты затрагиваются в исследованиях, связанных с проблемами международного частного права, проведением сравнительного анализа законодательства различных стран [5], при попытках объяснения феномена правотворчества высших судебных инстанций в российской правоприменительной практике [7].
Значимость доктринальной составляющей проявляется в изменившемся подходе к структуре введения (и автореферата) диссертационных исследований на соискание ученых степеней кандидата и доктора юридических наук по специальности 12.00.03 – гражданское право; предпринимательское право; семейное право; международное частное право. В работах 2013 года при определении теоретической и практической значимости исследовании акцентируется внимание на таких аспектах работы, как правоприменительный, правотворческий, социально-экономический и доктринальный. Одним из первых ввел подобную градацию В.А. Болдырев [4]. Отмечается, что именно отсутствие внимание со стороны доктрины «к вопросу о состояниях в праве в целом и в гражданском, в частности», становится причиной отсутствия единообразного подхода в правоприменении, недооценки роли тех или иных категорий в механизме правового регулирования [12]; «отсутствие на доктринальном уровне целостных представлений» [17] относительно изучаемых явлений.
Но что представляет собой доктрина гражданского права, как соотносится она с общетеоретическим понятием доктрина права? Каково значение этого явления для современной практической юриспруденции, науки гражданского права? Как, оказалось, частое употребление понятия «доктринальное» (применительно к научно-правовым исследованиям) не связано с наличием четкого понимания его содержания, значения для современного уровня развития частного права, источнике формирования и т.д. Воспринимаемое на уровне правопонимания и правосознания понятие только при беглом обращении оказывается понятным и знакомым. Более детальный анализ заставляет продолжать научный поиск смысла и значения фактически ставшей «дежурной» категории.
Наверное, нет того исследователя, который бы не согласился с тем фактом, что в<>XIXвеке через юридическую догматику осуществлялся прогресс специального юридического знания. Особенно ярко это проявилось в немецкой юриспруденции, где работы доктринального характера оказали определяющее воздействие на развитие гражданского права на столетие вперед во всех странах, относящихся к континентальной правовой системе. Тем не менее убедителен и иной тезис: «интеллектуальный статус юридической догматики существенно снизился в восприятии доктринального правосознания<>XXстолетия» [9]. Причинами этого А. Михайлов называет:
– победивший в 80–90 г.г.<>XIXстолетия философский позитивизм (Юридическая догматика была включена в предмет общей теории права в качестве «теоретической догмы», системы абстракций, возвышающихся над отдельными отраслями права и системами позитивного права, но не составляющее «центральное ядро» позитивной теории права, призванной объяснить природу, закономерности, социальные функции права);
– отождествление с доктриной юридического позитивизма [9].
Если первая причина не вызывает сомнений, то по поводу второго обстоятельства есть некоторые вопросы в оценке зависимости умаления позиции доктрины права от отождествления с доктриной юридического позитивизма. Более верным представляется вывод о смешении понятий о доктрине права в целом и ее отдельных разновидностей, в том числе доктрины правового позитивизма. Существующие позиции по этому вопросу отличаются разноплановостью подходов и отсутствием единства не только в понимании содержания используемых терминов, но и в значении данного правового явления. Ссылки на значимость «доктринального исследования» в той или иной области правового регулирования больше стали походить на некую общеобязательную формулу, использование которой определяется не содержательным значением, а традицией.
Исследователи отмечают, что в юридической науке, широко оперирующей термином «доктрина»,на сегодняшний день не сложилось не только единого понимания ее сущности, выполняемых функций, места в системе источников (форм) права, но и консенсуса по вопросу об общем векторе выработки такого понимания, несмотря на настойчивые призывы сформировать парадигму юридической доктрины XXI века [6, с. 3].
Юридическая доктрина рассматривается как особое правовое явление, которое характеризуется свойственным только ей языком изложения правовых идей и конструкций, специфическими способами формулирования ее положений (аксиомы, принципы, презумпции, дефиниции и т.п.), а также бездокументарной формой их выражения [14]. В данном определении необходимо понять значение словосочетания «особое правовое явление», которое в большинстве случаев используется для характеристики правовых институтов и юридических конструкций – договора, института юридических лиц, института залога и прочее.
С.В. Батурина считает, что концептуальное осмысление правовой доктрины складывается из трех составляющих[3]:
– правовая доктрина как самостоятельная правовая категория, имеющая основополагающее значение для российской юридической науки;
– правовая доктрина как система детерминант, являющейся критериями развития, российской правовой системы, степени свободы личности, ее защищенности от произвола со стороны государства и обусловливающие механизмы взаимной ответственности государства и человека в трансформирующемся российском социуме;
– правовая доктрина как культурно-правовой феномен, отражающий качество и специфику современно правовой жизни, уровня развития российского законодательства, совершенствования юридической практики, что способствует процессу гармонизации российского общества и его интеграции общемировое пространство.
Это понимание правовой доктрины близко воззрениям С.С. Алексеева и является, на наш взгляд декларацией существования в стране некой общепризнаваемой системы правопорядка, объединяющей в себя не только нормы права, но и их научное осмысление, практику реализации. Естественно, что подобная система существует в любом государстве и в любом обществе. Но является ли она при этом правовой доктриной? С.С. Алексеев отмечал:догму права необходимо возвести в ранг основы всей правовой системы общефилософского порядка; «именно заложенные в догме права основы его свойств, структуры, ценности при надлежащем теоретическом и философском подходах и приводят к выработке основательных положений общетеоретического и философско-правового порядка» [2]. Догма права – это не только особый участок явлений социальной действительности, но и ее особый мир. На уровне догмы права своеобразие права как логической системы характеризуется ее глубоким единством с формальной логикой, или шире – математической (символической) логикой [1]. Ученый разграничивал понятия догмы и юридической догматики, указывая, что «… сами юристы веруют в какую-то заскорузлую юридическую догматику. И сводят всю эту «науку» к каким-то классификациям, заумным терминам, бесконечным дискуссиям о «природе» разных правоотношений» [2]. Представляется, что данная уничижительная характеристика несколько театрально была призвана подчеркнуть предыдущий вывод ученого. На самом деле, как и столетие назад, «научное правоведение, догматика, не учит, как применять право или как изменить юридический порядок соответственно тому или другому общественному идеалу. Она изучает право, каково оно есть, а не каково оно должно быть, она учит, каково право, а не как его применять к конкретным случаям»[18]. Но определить это внутреннее содержание права невозможно без теоретических исследований природы тех или иных отношений, сущности правовых конструкций, в том числе используя методологический прием классификации, невозможно. При этом нужно учитывать, что сложившаяся в России традиция ориентирована на позитивистский подход. «Система догматической юриспруденции образуется за счет применения понятийного мышления к материалу позитивного права» [10, с. 45]. Вместе с тем развитие теории права приводит к увеличению поля используемых правовых парадигм – плюрализму учений о природе права. Активно развиваются иные научные течения, отличные от позитивизма. Эта также является одним из оснований дисбаланса между теоретическими и отраслевыми течениями в исследованиях доктринального характера, так как единой теоретической базы на сегодняшний день, которую можно было бы считать методологической основой проведения исследований в области частного права, не существует.
В отличие от С.С. Алексеева более взвешенной представляется позиция В.С. Нерсесянца, который определял доктрину как учение о форме права (разработка и обоснование ее общей концепции, системы в целом и отдельных положений) [11, с. 382]. Доктрина права разрабатывает и обосновывает определенные юридико-познавательный формы (принципы, понятия, термины, конструкции, способы, средства, приемы и т.д.), трактовки позитивного права (его источников, системы и структуры, его действия и восстановления и т.д.), совокупность этих форм и составляет, по его мнению, содержание догмы права [11, с. 382].
Данная позиция наиболее часто присутствует в обозначении содержания понятия правовой доктрины. Авторы рассматривают ее в качестве системы «идей, взглядов и положений, основополагающего и концептуального характера, которые разрабатываются юридической наукой, опосредованы юридической практикой, и которые в силу этого имеют общезначимый характер для правовой системы, так как основываются на общепризнанных принципах и ценностях, отражают закономерности и тенденции государственно-правового развития страны, разделяются авторитетным мнением ученых-юристов и, таким образом, формируют определенный тип правопонимания, в соответствии с которым функционирует и развивается российская правовая система. С содержательной стороны правовая доктрина представляет собой комплексную и системную категорию, включающую следующие составляющие: правовые знания, правовые ценности, правовые догмы, правовые идеи, правовые традиции, и правовой опыт (практику), которые, в конечном итоге и определяют соответствующие модели правового регулирования в конкретном государственно-правовом пространстве» [3]. Данное определение, несмотря на классическое определение доктрины в качестве некой совокупности идей и учения, порождает новые вопросы, прежде всего в связи с указанием на общезначимый характер для правовой системы правовой доктрины. Является ли в этом случае доктрина источником права? Если да, то какое место она должна занимать в существующей системе источников гражданского права? Представляется, что автор объединил различные подходы к определению понятия «правовая доктрина», так как то правовое явление, которое можно считать основой формирования правосознания, не может быть (при современном плюрализме научных подходов) совокупностью различных идей и взглядов. Однако в данном определении перечислены практически все элементы, так или иначе используемые при описании содержания понятия «правовая доктрина».
Причины этого противоречия в определениях правовой доктрины, когда смешивается разное понимание и логический объем в содержании термина, можно понять, обратившись к мнению Т.М. Пряхиной: «Традиционно отечественная юридическая наука рассматривала доктрину в качестве систематизированного учения, целостной концепции, научной теории, выступающей основой программного действия. Областью доктрины как самостоятельного феномена правовой действительности была сфера правосознания, а выход на практику в основном происходил за счет особого вида толкования права – доктринального (научного), оказывающего влияние на процесс реализации права» [13, с. 5]. В данной оценке нам представляется важным выделить два момента. Во-первых, характеристика доктрины как систематизированного, целостного учения, концепции. Не совокупности различных взглядов и идей, а именно единой концепции, опирающейся на определенные методологические основания и вырабатывающие в связи с этим четкие, логически выверенные, находящиеся в системном единстве выводы. А второй важной составляющей является четкое определение момента влияния доктрины права на правовую действительность. Не через категорию источника права, а через особый вид толкования права, который имеет доктринальный характер. При этом верным представляется и дальнейший вывод автора – «исключение составляла марксистско-ленинская доктрина, выступившая идеологической основой грандиозных социальных, политических и экономических перемен не только в нашем государстве, но и в странах мировой системы социализма»[13, с. 5]. Именно данное обстоятельство, на наш взгляд, послужило причиной расширения смыслового содержания термина «правовая доктрина» до категории источник права. В условиях единственно признаваемой в стране идеологии, признанные правовые идеи и концепции, действительно, могут стать не только основой правосознания юристов, но и источником права. так как выражают общую идеологическую концепцию формирования правовой политики и правовых моделей регулирования общественных отношений. В условиях плюрализма и множественности правовых теорий доктрина не может быть в единственном числе. И это опять заставляет нас задаться вопросом: правовая доктрина является общетеоретическим понятием или существует возможность определения доктрины с отраслевых позиции, а именно в сфере гражданско-правовой науки? Данная проблема имеет не только теоретическое, но и, прежде всего, практическое значение, так как связана с современными тенденциями развития правового регулирования.Необходимость унификации смыслового значения понятия «правовая доктрина» определяется сближением правовых инструментов, различающихся в зависимости от влияния романо-германской правовой семьи и правовой системы стран общего права. Меняется традиционный характер профессионального правосознания юристов, формируемого во время обучения [19, с. 19]. Юристы «теряют» исключительную связь с той или иной правовой системой. Это необходимо учитывать при модернизации доктрины гражданского права.
Библиографический список
Алексеев С.С. Восхождение к праву. М.: НОРМА, 2001
Алексеев С.С. Право. Азбука. Теория. Философия. Опыт комплексного исследования. URL: www.gumer.info (дата обращения: 09.01.2014).
Батурина С.В. Традиции российской правовой доктрины: дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2008. 185 с.
Болдырев В.А. Гражданско-правовая конструкция юридического лица несобственника: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 2013. 44 с.
Волочай Ю.А. Приобретение права собственности на недвижимое имущество по договору: сравнительный анализ законодательства России и Германии. М.: Статут, 2013. 224 с.
Зозуля А.А. Доктрина в современном праве: дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2006. 232 с.
Курбатов А.Я. Защита прав и законных интересов в условиях «модернизации» правовой системы России. М.: Юстицинформ, 2013.
Матанцев Д.А. Категория злоупотребления правом в гражданском и семейном законодательстве и доктрине Российской Федерации: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2012. 23 с.
Михайлов А. Юридическая догматика: ответ критикам.<>URL:<>blog.<>pravo.<>ru (дата обращения: 05.01.2014).
Михайлов А.М. Генезис континентальной юридической догматики. М.: Юрлитинформ, 2012. 496 с.
Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. М.: ИНФРА-М, 1999. 552 с.
Пермяков А.В. Состояния в гражданском праве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2013. 28 с.
Пряхина Т.М. Конституционная доктрина современной России: дис. ... д-ра юрид. наук. Саратов, 2004. 510 с.
Пузиков Р.В. Юридическая доктрина в сфере правового регулирования: проблемы теории и практики: дис. … канд. юрид. наук. Тамбов, 2003. 213 с.
Румянцев М.Б. Роль судебного прецедента, доктрины и законодательства в формировании критериев оценки деятельности в качестве «повышенной опасной» в США: история и современность // Адвокат. 2013. №11. С. 46–54.
Семякин М.Н. Философия частного права в учении Гегеля и его методологическое значение для развития цивилистической доктрины // Рос. юрид. журнал. 2013. №4. С. 108–121.
Фатхуллин Р.О. Правовое положение транснациональных корпораций: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2014.
Шершеневич Г.Ф. Задачи и методы гражданского правоведения. Казань, 1898.
A Primer on the Civil-Law System. URL: http://www.fjc.gov/public/pdf.nsf/lookup/CivilLaw.pdf (дата обращения: 07.02.2014).