УДК 341.211

СУВЕРЕНИТЕТ ИЛИ АВТОНОМИЯ?

Д.М. Худолей

Кандидат юридических наук, доцент кафедры конституционного и финансового права

Пермский государственный университет. 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15

E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Анализируются понятия «суверенитет», «государственный суверенитет», «народный суверенитет», «автономия». Определены атрибуты государственного суверенитета. Установлено, что современные государства не обладают всеми признаками государственного суверенитета, ввиду чего утрачивают право на существование концепции и единого государственного суверенитета, и расщепленного (состоящего из двух или трех звеньев) суверенитета. Автор предлагает отказаться от использования данной категории.

Ключевые слова: суверенитет; суверенные права; автономия

В науке конституционного права сложилось несколько концепций государственного суверенитета:

1) государственный суверенитет един и неделим как в унитарном, так и в федеративном государстве [1, c. 12; 15, с. 154; 17, с. 23; 34, с. 43];

2) в федеративных государствах суверенитетом обладает вся федерация в целом, федеральный центр и субъекты федерации наделены лишь ограниченным суверенитетом [16, с. 78; 28, с. 32; 29, с. 21; 33, с. 11; 36, с. 22];

3) суверенитетом обладают только субъекты федерации [35, c. 45].

Как указал Конституционный суд РФ в п. 2.1 мотивировочной части постановления №10-П от 7 июня 2000 г., суверенитет предполагает верховенство, независимость и самостоятельность государственной власти, полноту законодательной, исполнительной и судебной власти государства на его территории и независимость в международном общении [22]. Указанное определение практически ничем не отличается от общераспространенного в современной науке теории государства и права дефиниции. Однако далее в своем знаменитом постановлении Конституционный суд РФ сделал вывод, который неоднозначно оценивается рядом ученых: носителем государственного (выделено мною. – Д.Х.) суверенитета является многонациональный народ Российской Федерации, следовательно, субъекты Федерации суверенитетом не обладают (даже остаточным). Республики в составе Российской Федерации, объявленные Конституцией государствами, в силу этого оказываются такими же субъектами, лишенными суверенитета, что и края, области. Словосочетание «республика (государство)», по мнению Конституционного суда, носит условный характер и отражает исторические особенности, но ни в коей степени не подчеркивает возможность существования внутри федеративного государства иного суверенитета, кроме суверенитета самого федеративного государства. Отсутствие у субъектов РФ, в том числе у республик, суверенитета подтверждается и положениями ч. 4 ст. 15 и ст. 79 Конституции Российской Федерации 1993 г. [13], из которых вытекает, что только Российская Федерация может передавать межгосударственным объединениям свои полномочия в соответствии с международным договором.

На наш взгляд, в указанном постановлении Конституционный суд совершил две грубейшие логические ошибки. Во-первых, суд необоснованно смешал две различные категории: «государственный суверенитет» и «народный суверенитет». Во-вторых, в постановлении суд уравнял категории «федеративное государство» и «федеральный центр». Рассмотрим эти замечания подробнее.

Как считают многие отечественные и зарубежные ученые, народный суверенитет – принадлежащая народу верховная власть [28, с. 167]. Именно такое его понимание зафиксировано в ст. 2 Конституции Азербайджана от 12 ноября 1995 г. [6]. Содержанием народного суверенитета является право создавать государство, определять политику государства и др. Принцип самоопределения народов, закрепленный в Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами от 24 октября 1970 г. [2] в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций [30], исключает возможность сецессии (одностороннего выхода) в государствах, соблюдающих принцип равноправия народов. В силу этого можно однозначно сделать вывод о том, что и в унитарном, и в федеративном государстве народный суверенитет един и неделим.

Государственный суверенитет и народный суверенитет – понятия близкие, но не тождественные. На наш взгляд, в демократическом государстве государственный суверенитет производен от народного, но не сводим к нему. Народный суверенитет означает принадлежность власти народу, это одно из оснований демократии [32]. Народ вправе создать государство, вправе изменить его форму (форму правления, форму государственного устройства, государственный режим). В конце концов, народ вправе разрушить государство, свергнуть деспотического правителя и др. Нетрудно заметить, что концепция народного суверенитета связана с теорией общественного договора. Народ создает государство, но своего суверенитета не утрачивает и сохраняет право на сопротивление угнетению.

Государственный суверенитет – независимость и верховенство государственной власти. Государственный суверенитет существует и в абсолютной монархии, в которой носителем суверенитета является не народ, а монарх.

Однако Конституционный суд в своем постановлении, рассмотрев конституционные положения ст. 3 и 4, решил, что в них идет речь именно о государственном суверенитете. Рассмотрим подробнее эти положения. В статье 3 указано, что носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления. Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы. Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуются по федеральному закону. В статье 4 содержатся следующие нормы: суверенитет Российской Федерации распространяется на всю ее территорию; Конституция Российской Федерации и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации; Российская Федерация обеспечивает целостность и неприкосновенность своей территории.

На наш взгляд, положения статей вполне очевидны. Статья 3 посвящена народному суверенитету (в ч. 1 говорится о принадлежности власти народу), ст. 4 – государственному суверенитету Российской Федерации.

Мы считаем, что Конституционный суд, толкуя положения ст. 3 и 4, неверно уяснил смысл конституционных установлений. Принадлежность верховной власти многонациональному народу России еще не означает, что государственный суверенитет является единым и неделимым.

К сожалению, в Конституции Российской Федерации не используется термин «федеральный центр» или «Союз», как, например, в Бразилии [6]. Вместо него, как мы думаем, используется обозначение «Российская Федерация». Это обстоятельство обусловливает вторую ошибку: отождествление федерального уровня государственной власти со всем государством.

Многие отечественные ученые придерживаются следующее подхода к определению государства: это есть единство трех составляющих (территории, населения, публичной власти) [5, c. 109]. Территория и населения – это общие признаки и для всего федеративного государства, и для федерального центра. Однако по признаку публичной власти эти категории нетождественны. Федеративное государство включает в себя органы государственной власти федерального центра, субъектов Федерации и органы местного самоуправления. Таким образом, федеральный центр – это высший уровень государственной власти в федеративном государстве, но это не есть само федеративное государство. Проще говоря, федеральный центр – это территория федерального государства вместе с проживающим здесь населением, находящимся под управлением только федеральных органов государственной власти. Следовательно, федеральный центр – это не есть Российская Федерация. Таким образом, положения российской Конституции звучат двусмысленно.

В указанном постановлении Конституционный суд сослался на положения ст. 79 Конституции, предусматривающей право Российской Федерации передавать международным организациям часть своих полномочий. Возникает вопрос: в каком значении здесь используется категория «Российская Федерация» (как все федеративное государство или только как федеральный центр)? На наш взгляд, право передавать международным организациям часть своих полномочий принадлежит именно федеральному центру, поскольку и субъекты Федерации также могут участвовать в некоторых международных организациях. В статье 79 указано, что членство в международной организации не может ограничивать права человека, а регулирование прав человека, согласно ст. 71, отнесено к ведению федерального уровня власти (федерального центра).

Именно федеральные органы государственной власти принимают решение об участии в той или иной международной организации, подписании и ратификации международных договоров и др. За редким исключением эти вопросы находятся вне компетенции органов государственной власти субъектов Федерации и местного самоуправления. Таким образом, в этих отношениях участвует именно федеральный центр, а не все федеративное государство в целом.

В современном мире сложилось представление о трехзвенном строении федерации: федеральный центр, субъекты федерации и муниципалитеты (такая структура федерации, например, признана в Бразилии и Мексике) [6; 7]. При внимательном анализе мы обнаружим, что каждый уровень публичной власти обладает признаками государственного суверенитета.

Статья 4 Конституции РФ отразила следующие свойства государственного суверенитета РФ (т. е. всего федеративного государства): верховенство Конституции, территориальную целостность и неприкосновенность. Также в литературе, в судебных решениях отдельных конституционных судов субъектов РФ указываются следующие атрибуты суверенитета:

–   учредительная власть (право того или иного политико-территориального образования самостоятельно принимать и изменять основополагающий акт);

–   гражданство (устойчивая правовая связь между человеком и политико-территориальным образованием, выражающимся в совокупности взаимных прав и обязанностей);

–   возможность участия в международном общении;

–   атрибуты государственности (герб, гимн, флаг и др.) [23; 25].

Федеральный центр, как можно заметить, не обладает всей полнотой законодательной, исполнительной и судебной власти, так как самостоятельность федерального центра определена в рамках ст. 71 и 72 Конституции. Федеральный центр не вправе вторгаться в сферу компетенции субъектов Федерации (ст. 73 Конституции) и местного самоуправления (ст. 130, 132 Конституции). Следовательно, федеральный центр, обладая всеми атрибутами суверенитета, если и обладает государственным суверенитетом, то только ограниченным.

Конституции и уставы субъектов РФ обладают верховенством среди региональных нормативно-правовых актов, изданных по вопросам исключительного ведения субъектов РФ (п. 3.3 мотивировочной части определения Конституционного суда РФ от 27 июня 2000 г. №92-О) [27]. Субъекты Федерации обладают и территориальной неприкосновенностью (ч. 3. ст. 67 Конституции РФ).

Субъекты РФ обладают учредительной властью и самостоятельно принимают и изменяют собственные учредительные акты (ст. 5, 7, 8 Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» от 6 октября 1999 г. №184-ФЗ (в ред. от 28 декабря 2010 г.) [19]. Как и во многих федерациях, конституции и уставы субъектов РФ не требуют какого-либо одобрения со стороны федеральных органов государственной власти для их вступления в силу.

Субъекты РФ не вправе заключать международные договоры в их буквальном значении, однако они вправе заключать международные соглашения, быть членами международных организаций, созданных для этих целей, открывать представительства за рубежом (ст. 1, 10 Федерального закона «О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации» от 4 января 1999 г. №4-ФЗ) [18].

Безусловно, субъекты РФ обладают атрибутами государственной власти (герб, гимн, флаг, республики также вправе установить государственный язык). Заметим, что Конституция РФ использует формулировку «государственный язык субъекта РФ», а не «язык официального общения». Представляется нелогичным в этой связи утверждение, что термин «государство» в отношении республик в составе РФ является условным, лишенным своего буквального смысла.

Весьма спорным является вопрос о том, вправе ли субъекты РФ устанавливать собственное гражданство. Согласно правовой позиции Конституционного суда РФ, изложенной в п. 3.3 мотивировочной части определения №250-О от 6 декабря 2001 г. [26], республики не вправе устанавливать собственное гражданство. В настоящий момент лишь в двух субъектах РФ предусматривается гражданство (Татарстан и Тыва). Более того, имеется и соответствующее постановление Конституционного суда Республики Татарстан, содержащего определение гражданства республики [24]. Так, провозглашается, что каждый гражданин РФ, проживающий в Республике Татарстан, признается гражданином Татарстана. Гражданство Республики Татарстан является производным от гражданства Российской Федерации. В силу этого согласно принципу единого гражданства, не возникает двойного гражданства со всей Федерацией и субъектом РФ. Этот вывод основывается на том, субъект Федерации является частью федеративного государства, поэтому гражданство субъекта РФ – это также часть гражданства всего федеративного государства (условно говоря, это «ограниченное», «расщепленное» гражданство). Оно выражается в совокупности взаимных прав и обязанностей между человеком и субъектом Федерации. Субъект Федерации не вправе регулировать правовой статус человека, однако он участвует в защите этих прав и свобод. В силу этого в субъектах могут устанавливаться дополнительные гарантии прав и свобод человека и гражданина. Например, в Республике Кабардино-Балкария гарантируется оплачиваемый трехлетний отпуск по уходу за ребенком [9]. До 2008 года в данной республике на каждого ребенка открывался именной счет в банке. Указанные гарантии распространялись только на граждан РФ, проживающих на территории Республики Кабардино-Балкария. Эти дополнительные права лиц обусловлены правовой связью между ними и субъектом Федерации, в первую очередь уплатой гражданином региональных налогов.

Здесь уместно небольшое отступление. В современном мире в монархических государствах нередко вместо термина «гражданство» используется категория «подданство». Этимологически термин «подданный» означает, что лицо уплачивает дань (т.е. налог). Можно утверждать, что главной обязанностью гражданина является уплата налогов, а уклонение от их уплаты – тяжким преступлением (достаточно вспомнить растиражированный в СМИ призыв «платить налоги и спать спокойно»). Очевидно, что наличие региональных налогов и сборов косвенно подтверждает существование у субъектов РФ гражданства. Формально оно отрицается федеральным законодателем, Конституционным судом, однако оно существует де-факто под другим названием (правовая связь между лицами, постоянно проживающими на территории субъекта, и данным субъектом Федерации). Существование этой связи мы видим и избирательном законодательстве. Согласно ч. 1 ст. 10 Федерального закона №184-ФЗ депутатов региональных парламентом избирают граждане, постоянно проживающие на территории данного субъекта Федерации, прочие лица лишены на таких выборах активного избирательного права. Безусловно, эта норма подчеркивает существование правовой связи между депутатами региональных парламентов и населением субъектов.

Во многих зарубежных федерациях субъекты де-юре устанавливают собственное гражданство [5, c. 78]. При этом стоит отметить, что оно также обозначает правовую связь между субъектом федерации и гражданином федеративного государства, проживающим на территории данного субъекта.

Таким образом, субъекту федерации присущи практически все признаки суверенитета. Есть два «но»: субъект федерации не является полноправным субъектом международного права; субъект федерации полноправен (т. е. суверенен) лишь в вопросах исключительного ведения субъекта федерации (ст. 73 Конституции РФ). В этих вопросах субъект федерации обладает независимостью, верховенством законодательной, исполнительной и судебной власти. Очевидно, что субъекты федерации если и обладают суверенитетом, то только ограниченным.

Муниципалитеты также обладают отдельными чертами суверенитета. Они также имеют атрибуты государственности (герб, гимн, флаг). Во многих странах муниципалитеты наделены учредительной властью и самостоятельно принимают уставы (хартии). К сожалению, в России муниципалитеты лишены этого права: уставы муниципальных образований подлежат обязательной регистрации в федеральных органах юстиции (ч. 2 ст. 43 Федерального закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» от 6 октября 2003 г. №131-ФЗ, действующего в ред. от 29 декабря 2010 г.) [20].

Уставы муниципальных образований имеют верховенство на территории муниципального образования в вопросах местного ведения. Территория муниципальных образований также является  неприкосновенной (ст. 11, 13 Федерального закона  №131-ФЗ). Между муниципалитетом и лицом, постоянно проживающим на его территории, также существует устойчивая связь. Это выражается, в том числе и в виде обязанности по уплате местных налогов, а также в нюансах избирательного законодательства. Так, в ч. 5 ст. 17 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» от 12 июня 2002 г. (в ред. от 28 декабря 2010 г.) [21] содержится норма о том, что военнослужащие, проходящие военную службу по призыву в воинских частях, военных организациях и учреждениях, которые расположены на территории соответствующего муниципального образования, если место жительства этих военнослужащих до призыва на военную службу не было расположено на территории муниципального образования, не включаются в списки избирателей, участников референдума и не учитываются при определении числа избирателей, участников референдума при выборах в органы местного самоуправления, на местном референдуме. Таким образом, гражданин, призванный на военную службу, не утрачивает правовой связи со своим муниципальным образованием независимо от места своего нахождения.

Более того, этимологически термин «гражданин» происходит от слова «горожанин». Указанная особенность существует во многих языках. Так, на Украине «гражданство» – это «грамодянство», а «грамода» – это город [3, c. 103]. По-английски «гражданство» – это «citizenship», а «city» – это и есть город. На наш взгляд, между человеком и муниципалитетом существует правовая связь, аналогичная связи между гражданином и субъектом федерации.

Муниципалитеты вправе участвовать и в международном общении. Так, они могут заключать соглашения о культурном и экономическом сотрудничестве. Обычно такие соглашения заключаются между городами-побратимами (так, город Пермь заключил подобные соглашения с Луисвиллем, Оксфордом, Дуйсбургом, Циндао и Агриженто).

Разумеется, органы местного самоуправления не имеют собственного законодательства в полном смысле этого слова. Они не имеют законодательных органов, однако представительные органы местного самоуправления вправе регулировать ряд важных вопросов, затрагивающих интересы широких слоев населения (например, обеспечение малоимущих граждан жилыми помещениями, создание и содержание аварийных служб, благоустройство и содержание территории муниципального образования, организация и осуществление мероприятий по гражданской обороне, защите населения от чрезвычайных ситуаций и др.).

Конечно, органы местного самоуправления не вправе создавать полноценные судебные органы. Однако они могут учреждать квазисудебные органы (административные комиссии в РФ, суды аксакалов в Кыргызстане и др.), которым предоставлено право осуществлять административную юрисдикцию. Это объясняется тем, что муниципальные образования, по общему правилу, не осуществляют государственную власть. Иногда муниципалитеты называют особыми автономиями (в Греции, Японии) [4, c. 89, 123], но эти автономии не обладают государственной властью. Они являются особыми политико-территориальными образованиями, на территории которых осуществляется публичная власть. Эта власть чем-то напоминает власть государственную (по крайней мере, этот вывод справедлив для крупных муниципальных образований). И эта власть обладает практически всеми признаками, что и суверенитет.

В юридической науке долгие годы существует концепция расщепленного суверенитета. Однако если мы признаем существование у субъекта федерации остаточного суверенитета, следует признать, что и муниципалитеты им обладают. Этот вывод кажется абсурдным, так как муниципальные образования, по общему правилу, не обладают государственной властью и, следовательно, не могут обладать остаточным государственным суверенитетом в принципе. Каким образом можно разрешить этот парадокс?

В науке практически всеми учеными признается, что субъекты федерации и муниципальные образования обладают автономией [5, c. 74]. В самом широком смысле, автономия – это самостоятельность, независимость. Нетрудно заметить, что категории «суверенитет» и «автономия» близки между собой. В литературе можно встретить утверждения, что федеративное государство обладает полной автономией (суверенитетом). Однако федеральный центр, субъекты федерации, муниципалитеты ограничены в своей автономии в тех вопросах, которые отнесены к их ведению. Возникает вопрос, можно ли считать автономию субъекта федерации или автономию муниципалитета суверенитетом?

В большинстве конституций современных государств используется термин «народный суверенитет» (Франция, Италия, Греция, Испания, Япония) [4, c. 34, 76], в редких случаях – термин «государственный суверенитет» (Швейцария, Мексика, РФ, Туркменистан) [7; 14], чаще всего – термин «суверенные права» (ФРГ) [4, c. 32]. Это объяснено тем, что в современном мире не осталось полностью суверенных государств. Процессы глобализации, международной интеграции государств привели к тому, что многие государства стали членами различных международных организаций (ООН, Совет Европы), объединений государств (Европейский союз) и передали им часть своих полномочий. Более того, Устав ООН разрешил Совету Безопасности применять санкции по отношению к любому государству, даже не являющемуся его членом. Следовательно, ни одно государство уже нельзя считать обладающим верховной законодательной, исполнительной и судебной властью. Можно лишь говорить о тех или иных исключительных (т.е. суверенных) правах, которые принадлежат тому или иному государству. При этом стоит отметить, что в ч. 2 ст. 67 Конституции РФ также говорится, что Россия «обладает суверенными правами и осуществляет юрисдикцию на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне». Положения ч. 1 ст. 4 о том, что суверенитет распространяется на всю ее территорию, также, по нашему мнению, означает, что Россия обладает исключительной юрисдикцией на всей ее территории (подобные положения содержатся, например, и в конституциях большинства стран СНГ). На наш взгляд, в современном мире государственный суверенитет – это и есть исключительная юрисдикция государства (отметим, в науке эту самостоятельность иногда называют внутренней автономией или автономией во внутренних вопросах). В первую очередь эта исключительная юрисдикция должна касаться определения структуры самой власти. В противном случае власть государства теряет свой независимый (т. е. суверенный) характер. Суверенитет всего федеративного государства, как мы уже говорили выше, не является абсолютным в полном смысле этого слова, так как он ограничен юрисдикцией международных организаций или международных союзов государств. Однако он является условно абсолютным в том смысле, что государство, будучи членом какой-либо международной организации или союза государств, вправе выйти из него в одностороннем порядке (т. е. осуществить сецессию).

Таким образом, можно прийти к выводу, что прежняя концепция государственного суверенитета практически утратила свое значение. Фактически из понятия «государственный суверенитет» выхолощено его содержание. В современном мире государственный суверенитет – это не есть полнота законодательной, исполнительной и судебной власти, а также независимость в международном общении. По сути, суверенитет – это исключительная юрисдикция и право на сецессию. Недаром такое автономное образование, как Республика Каракалпакстан, объявлено суверенным лишь потому, что наделено правом в одностороннем порядке выйти из состава Узбекистана [10]. Следовательно, если какое-то политико-терри­ториальное образование обладает автономией и наделено правом на сецессию, то его в современном мире называют суверенным пусть не в буквальном, но в переносном смысле. В федеративном государстве субъекты федерации и муниципальные образования, не обладая правом на сецессию, наделены исключительной юрисдикцией (в первую очередь исключительным, т.е. суверенным, правом определять структуру собственных органов публичной власти). Условно говоря, это и есть ограниченный, расщепленный, суверенитет.

Мы считаем, что субъекты федерации, равно как и муниципальные образования, должны наделяться рядом суверенных прав (прежде всего правом самостоятельно принимать и изменять основополагающий акт данного политико-территориального образования; затем – правом самостоятельно формировать собственные органы публичной власти, обладающие исключительной юрисдикцией; в-третьих, территория этих образований должна быть неприкосновенной). Можно ли эти исключительные права называть суверенитетом – это вопрос вторичный. Конституционный суд Республики Башкортостан считает эти права субъекта федерации суверенитетом [23], Конституционный суд РФ – нет. Наверное, этот вопрос нужно решать не путем схоластического спора о терминах (напомним, Конституционный суд не отрицает существования у субъектов федерации или муниципалитета автономии, независимости). Необходимо четко в Конституции установить исключительное право частей федеративного государства формировать собственные органы публичной власти, наделенные исключительной компетенцией, в которую не вправе вторгаться федеральная власть.

После известного решения Конституционного суда, который «случайно» совпал со «строительством» в России «вертикали власти», начался процесс ограничения прав субъектов (в первую очередь республик). Этот процесс завершился в 2004 г., когда субъекты были лишены права самостоятельно формировать собственные органы власти: процедура прямого избрания глав субъектов населением была заменена процедурой инвеституры глав субъектов региональными парламентами по представлению президента РФ. Произошло прямое вторжение федерального центра в исключительные полномочия субъектов Федерации формировать собственные органы власти. По этому основанию субъекты РФ оказались доведенными до уровня политических автономий стран Европы, которые лишены суверенных прав, присущих субъектам федерации. Так, практически во всех политических автономиях стран Европы учреждены должности представителей центральной власти, имеющих право координировать деятельность органов региональной власти. Так, в Великобритании существует пост министра по делам Шотландии, Уэльса, Северной Ирландии и др. Более того, формирование органов власти политических автономий иногда происходит лишь с согласия центральных органов власти. Это вам ничего не напоминает?

Субъекты РФ были в значительной мере ограничены в своих правах после принятия Конституции 1993 г. В XXI веке самостоятельность субъектов была уменьшена в еще большей степени. До сих пор у субъектов РФ нет полноценных органов судебной власти (мировые судьи, фактически, являются звеном федеральной судебной системы, конституционные (уставные) суды не являются обычными органами правосудия, так как они не рассматривают гражданские и уголовные дела). Можно утверждать, что субъекты РФ не являются штатами (государствами), как это имеет место в большинстве зарубежных федераций. Это всего лишь политические автономии. Самостоятельность субъектов РФ гораздо уже, чем самостоятельность субъектов в большинстве иных федераций мира. Более того, даже политические автономии некоторых стран Европы имеют больше самостоятельности, чем субъекты РФ. Так, Страна Басков в Испании вправе издавать собственные уголовные, гражданские кодексы и др.

Напомним, что РСФСР, на основе которой возникла Российская Федерация, не была федерацией в полном смысле этого слова. Это было унитарное государство с автономными образованиями. Тот же принцип сохранился и поныне. Российская Федерация – это федерация, существующая лишь на бумаге. Знаменитое решение Конституционного суда только подтвердило этот факт.

Самостоятельность муниципальных образований также подверглась уменьшению. Напомним, что до сих пор муниципалитеты лишены учредительной власти. Более того, на федеральном уровне обсуждается идея отмены выборов глав муниципальных образований – административных центров субъектов РФ и замены их процедурой назначения соответствующим губернатором с согласия представительного органа.

Поскольку термин «государственный суверенитет» условен, наверное, следует вообще отказаться от его использования, поскольку эта категория в современном мире фактически тождественна понятию «автономия». В результате процесса глобализации, международной интеграции государств произошла конвергенция категорий «автономия» и «суверенитет», тонкая разделительная грань между ними перестала существовать. Видимо, более обоснованно использование в текстах конституций следующих формулировок: «суверенные права», «исключительные полномочия» и др. Как показала история российского государства, сам факт признания или отрицания суверенитета у субъектов федерации может привести к плачевным последствиям. В первом случае в начале 90-х годов прошлого столетия центробежные силы и вооруженные конфликты поставили Россию на грань распада. Во втором случае построение «вертикали власти» превратило РФ в некое подобие унитарного государства, в котором грубо нарушается принцип федерализма и разделения властей, что, в свою очередь, обусловило существование авторитарной власти Президента. На наш взгляд, возможен лишь один вид суверенитета – народный суверенитет. Только он является абсолютным и неограниченным. Суверенитет федеративного государства, федерального центра, субъектов Федерации, муниципальных образований, в принципе, не может быть полным, т.е. эти политико-террито­риаль­ные образования не могут быть суверенными в буквальном смысле этого слова. Они лишь могут обладать автономией во внутренних вопросах, включающей исключительные права формировать собственные органы власти и осуществлять учредительную власть.

Библиографический список

1. Алехина Н.В. К вопросу о государственном суверенитете Российской Федерации // Конституционное и муниципальное право. 2007. №10. С. 11–13.
2. Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами: декларация ООН от 24 октября 1970 г. // Междунар. публичное право: сб. док. М.: Изд-во «БЕК», 1996. Т. 1. С. 2–8.
3. Конституции государств Центральной и Восточной Европы / отв. ред. Н.В. Варламова. М.: Центр конституционных исследований, 1997. 578 с.
4. Конституции зарубежных государств / сост. В.В. Маклаков. М.: Изд-во «БЕК», 1999. 584 с.
5. Конституционное (государственное) право зарубежных стран. Часть общая: конституционное (государственное) право и его основные институты / отв.  ред. Б.А. Страшун. М.: Изд-во «БЕК», 2000. Т. 1–2. 784 с.
6. Конституция Азербайджанской Республики: принята 12 ноября 1995 г. [Электронный ресурс]. URL: http://www.base.spinform.ru/show_doc.fwxz.regnom=2618 &page=1 (дата обращения: 25.01.2010).
7. Конституция Бразилии: принята 5 октября 1988 г. [Электронный ресурс]. URL: http://www.servat.unibe.ch/icl/br0000_.html (дата обращения: 24.05.2010).
8. Конституция Мексики: принята 5 февраля 1917 г. [Электронный ресурс]. URL: http://www.servat.unibe.ch/icl/mex0000_.html (дата обращения: 24.05.2010).
9. Конституция Кабардино-Балкарской Республики: принята 1 сентября 1997 г. (в ред. от 10 июля 2008 г.) // Кабардино-Балкарская правда. 2006. 29 авг.
10. Конституция Республики Каракалпакстан: принята 9 апреля 1993 г. [Электронный ресурс]. URL: http://www.akt.uz/?document=6120 (дата обращения: 25.01.2010).
11. Конституция Республики Татарстан: принята 6 ноября 1992 г. (в ред. от 14 марта 2005 г.) // Республика Татарстан. 2002. 30 апр.
12. Конституция Республики Тыва: принята 6 мая 2001 г. (в ред. от 10 июля 2009 г.) // Тувинская правда. 2001. 15 мая.
13. Конституция Российской Федерации: принята 12 декабря 1993 г. (в ред. от 30 декабря 2008 г.) // Рос. газ. 2009. 21 янв.
14. Конституция Швейцарии: принята 18 апреля 1999 г. [Электронный ресурс]. URL: http://www.servat.unibe.ch/icl/ sz0000_.html (дата обращения: 24.05.2010).
15. Коркунов Н.М. Русское государственное право. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1909. 624 с.
16. Кочев В.А. Конституционно-правовые основы корреляции государственной власти / Перм. ун-т. Пермь, 2000. 211 с.
17. Кремянская Е.А. Вопросы суверенитета в практике Конституционного суда Российской Федерации // Право и власть. 2002. №2. С. 78–82.
18. О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации: Федер. закон Рос. Федерации от 4 января 1999 г. №4-ФЗ // Рос. газета 2000. 19 янв.
19. Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации: Федер. закон Рос. Федерации от 6 октября 1999 г. №184-ФЗ (в ред. от 28 декабря 2010 г.) // Рос. газета 1999. 16 окт.
20. Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации: Федер. закон Рос. Федерации от 6 октября 2003 г. №131-ФЗ (в ред. от 29 декабря 2010 г.) // Рос. газета. 2003. 8 окт.
21. Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации: Федер. закон Рос. Федерации от 12 июня 2002 г. №67-ФЗ (в ред. от 28 декабря 2010 г.) // Рос. газета 2002. 15 июня.
22. По делу о проверке конституционности отдельных положений Конституции Республики Алтай и Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации»: постановление Конституционного суда РФ от 7 июня 2000 г. №10-П // Вестн. Конституционного суда Рос. Федерации. 2000. №5.
23. По делу о толковании отдельных положений статей 1, 3, 69 Конституции Республики Башкортостан: постановление Конституционного суда Республики Башкортостан от 4 октября 2000 г.  №14-П // Известия Башкортостана. 2000. 7 окт.
24. По делу о толковании отдельных положений статей 5, 21, 91 Конституции Республики Татарстан: постановление Конституционного суда Республики Татарстан от 30 мая 2003 г. №9-П // Республика Татарстан. 2003. 7 июня.
25. По делу о толковании отдельных положения части первой статьи 1 Конституции Республики Татарстан: постановление Конституционного суда Республики Татарстан от 7 февраля 2003 г. №8-П // Республика Татарстан. 2003. 14 февр.
26. По запросу Государственного Собрания – Курултая Республики Башкортостан о толковании ряда положений ст. 5, 11, 71, 72, 73, 76, 77 и 78 Конституции Российской Федерации [Электронный ресурс]: определение Конституционного суда РФ от 6 декабря 2001 г. №250-О. Документ опубликован не был. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
27. По запросу группы депутатов Государственной думы о проверке соответствия Конституции Российской Федерации отдельных положений Конституций Республики Адыгея, Республики Башкортостан, Республики Ингушетия, Республики Коми, Республики Северная Осетия-Алания и Республики Татарстан: определение Конституционного суда РФ от 27 июня 2000 г. №92-О // Вестн. Конституционного суда Рос. Федерации. 2000. №7.
28. Сравнительное конституционное право / под ред. В.Н. Шаповала. Киев: Изд-во «Киев книга», 2007. 416 с.
29. Тадевосян Э.В. К вопросу о характере государственной власти субъекта федерации // Государство и право. 2002. №3. С.17–26.
30. Токвиль А. де. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992. 554 с.
31. Устав Организации Объединенных Наций от 26 июня 1945 г. // Междунар. публичное право: сб. док. М.: Изд-во «БЕК», 1996. Т. 1. С. 227–236.
32. Чиркин В.Е. Государственная власть субъектов РФ // Государство и право. 2003. №8. С. 5–12.
33. Шарифов М.Ф. Сравнение форм суверенитета: конституционно-правовой анализ // Конституционное и муниципальное право. 2009. №19. С. 2–8.
34. Ященко А.С. Теория федерализма. Опыт синтетической теории государства. Юрьев: Тип. К. Маттисена, 1912. 852 с.
35. Jellinek G. Die lehre von den staatenverbindungen. Wien: Alfred Holder, 1882. 319 p.
36. Seydel M. von. Staatsrechtlihe und politische abhandlungen. Freiburg: Mohr, 1893. 247 p.
37. Waitz G. Grundzuge der politik. Kiel: E. Homan, 1862. 247 p.