УДК 34034:1

К ВОПРОСУ ОБ ОСОБОЙ ПРАВОВОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ  РУССКОГО НАРОДА

Л.А. Мусаелян

Доктор философских наук, доцент, профессор кафедры философии

Пермский государственный университет. 614 990, г. Пермь, ул. Букирева, 15

Е-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

В последние годы в нашей стране среди правоведов, политиков, творческой интеллигенции, духовенства получило широкое хождение мнение о существовании у русского народа особой правовой ментальности, отличной от правового сознания народов других стран. В этом они видят причину слабой эффективности российского права, которая в своей основе заимствована с Запада. Признание особой национальной ментальности русского человека дает основание авторам таких воззрений требовать радикального пересмотра Основного закона РФ. В статье выявляется теоретическая состоятельность этой точки зрения.

Ключевые слова: правовая ментальность; право; правда; справедливость; модернизация

Экономические и политические реформы в России 90-х гг. сопровождались радикальными изменениями в духовной сфере жизни общества. Идеологический монизм с четко обозначенными социальными идеалами сменился мировоззренческим вакуумом. Дух делячества, цинизма, политического скепсиса, правового нигилизма, бессмысленной жестокости воцарился в общественной жизни. Ни годы реформ, ни последующее десятилетие относительной экономической и политической стабилизации не оправдали надежд большей части населения страны. Разочарование и усталость, недовольство настоящим и страх перед будущим – особенности современного общественного сознания. «Российское общество, – отмечает В.В. Денисов, – утратило свою пассионарность и социальную устойчивость, что является более опасным, чем любые экономические неурядицы» [4, с. 37]. Наша страна испытывает острейший дефицит жизнеутверждающих идей и социальных идеалов. Результаты реформ, осуществленных по западным (неолиберальным) лекалам, активизировали осмысление национальной идентичности России, канализировали поиск жизнеутверждающих смыслов в цивилизационных особенностях общественной жизни дореволюционной России. В силу указанных выше причин в последние годы количество работ, в которых обосновывается идея цивилизационной инаковости России в сравнении со странами Запада и Востока, значительно возросло. К их числу следует отнести и широко обсуждавшуюся в минувшем году в наших СМИ публикацию Н.С. Михалкова «Право и Правда. Манифест Просвещенного консерватизма». Автор рассматривает этот документ как общенациональную социально-политическую программу, цель которой состоит в утверждении национального идеала как основы политической мощи и экономического процветания России [11]. Спасительный социальный идеал современной России Н.С. Михалков видит в единстве Права и Правды. По мысли кинорежиссера, соединение заповедей и идеалов Правды с принципами и нормами Права может и должно обеспечить всем нам «нормальную человеческую жизнь в нормальной человеческой логике – без революций и контрреволюций» [11]. Согласно автору, торжество духовного единства Права и Правды знаменует не только возникновение в России нового политического и правового мышления, но и становление нового универсального консервативного, просвещенного мировоззрения. Из текста «Манифеста» следует, что духовное единство Права и Правды есть выражение цивилизационного своеобразия России и в то же время ее важнейший смысложизнеутвержающий принцип. Следование справедливому закону и божественному порядку, заповеданному в Правде, по мнению известного киноартиста, – один из главных принципов (ценностных установок) русского народа [11].

«Манифест» Н.С. Михалкова имел в нашем обществе громкий (скандальный) резонанс. Для нас этот документ представляет определенный познавательный интерес, поскольку идея о том, что у русского народа есть своя особая политико-правовая ментальность, проявляющаяся в приверженности к «справедливости, божественному порядку, заповеданному в Правде», стала в последние годы достаточно распространенной. Можно сказать, что такая позиция на сегодня – это явление и, как таковое, оно требует своего теоретического осмысления, чему, собственно, и посвящена настоящая статья.

В нашей научной, публицистической, художественной литературе достаточно давно утвердилось мнение о существовании у русского народа особой политико-правовой ментальности, отличающей его от народов других стран. Набор особых национальных черт русских людей, выделяемых разными авторами, сводится в основном к православию, державности, народности, ориентированности на правду, справедливость и некоторым другим. Большинство авторов увязывают цивилизационные особенности России с религиозно-духовным бытием русского народа, для которого, по их мнению, правда есть высшая смысложизненная ценность. «Русский народ, – писал известный философ права Н.Н. Алексеев, – имеет какую-то свою собственную интуицию политического мира отличную от воззрений западных народов и в то же время не вполне схожую с воззрениями народов чисто восточных» [1, с. 69]. «Русский человек с величайшим подъемом ищет “правды” и хочет государство свое построить как “государство правды”» [1, с. 83]. Подобных воззрений придерживались С.Н. Булгаков, И.А. Ильин и другие известные русские религиозные мыслители. С конца 90-х годов XX века эти идеи получают признание и развитие у некоторых современных российских политиков и ученых (юристов, историков, философов). «От начала российской истории, – пишут Г. Райков и В. Гальченко, – от “Русской правды” декабриста Пестеля, до нравственных прозрений Толстого и совестного гения Достоевского, до плеяды блестящих общественных мыслителей XIX и XX веков, Россия вдохновлялась идеалом “государства правды”» [14, с. 10]. Государство правды – это идеал правового строя, «при котором правда, которой располагает человек перед людьми и Богом, определяет смысл, содержание и применение закона» [14, с. 10]. По мнению авторов, эта особенность русского народа и определяет конфронтацию его правовой интуиции и правового сознания с буквой современного российского либерального закона. Указанная коллизия проявляется и в том, что большинство оправдательных приговоров, вынесенных судом присяжных, оспаривается прокуратурой, а каждый третий вердикт отменяется судом высшей инстанции. Словом, правда, но не право, справедливость, а не закон являются основополагающими принципами жизнедеятельности россиян.

Изложенная точка зрения энергично отстаивается и высшими иерархами Русской православной церкви. Так, в телевизионном выступлении от 22 ноября 2003 г. будущий патриарх Московский и Всея Руси Кирилл утверждал, что для россиян правда, а не право является определяющим мотивом поступков. С ним солидаризируется и лидер КПРФ Г.А. Зюганов. По мнению последнего, правда и справедливость являются важнейшими жизнеопределяющими ценностями русского человека [15, с. 10]. Другой известный политик, доктор исторических наук Н. Нарочнинская убеждена в том, что «русский человек живет не по праву, а по правде. Если он видит, что правовая норма противоречит вот этому божескому, то он ею может и как бы пренебречь» [12, с. 58]. Эту позицию разделяет правовед В.В. Сорокин. Согласно ученому, чертами характера русского человека являются «апелляция к высшей правде и справедливости в конфликтах и спорах, а не к формальным предписаниям закона; требование судить по правде, а не по закону» [19, с. 372].

Таким образом, и правые и левые, богословы и атеисты, ученые-историки и правоведы единодушно признают в качестве национальных особенностей русского народа его мотивированность на правду и справедливость, но не на право и закон. Противопоставление правды и справедливости праву и закону дает основание для вывода о том, что для русского человека сами по себе право и закон не представляют значимой социальной ценности и, соответственно, правовой нигилизм есть его образ жизни. Исходя из изложенного можно сказать, что особенностью правовой ментальности русского народа является его неправовая мотивированность. Подобные взгляды разделяют и некоторые западные ученые. Согласно С. Хантингтону, отмеченные ментальные особенности россиян являются признаками восточной цивилизации, для которой такие ценности, как конституционализм, права человека, верховенство закона, отделение церкви от государства, имеют очень низкий статус [22]. Определенное совпадение взглядов российских и западных ученых по исследуемой проблеме не является случайным, если учесть, что одним из основателей цивилизационной теории был русский историк и социолог Н.Я. Данилевский, оказавший влияние на воззрения О. Шпенглера и других европейских мыслителей. Рассматривая цивилизации как особый культурно-исторический тип, Н.Я. Данилевский полагал, что славяно-православная Россия для германо-римской цивилизации аномалия, поэтому в «самих основных интересах» Европа всегда враждебна своему восточному соседу [3, с. 388–401]. Иначе говоря, в цивилизационных различиях между Россией и Европой идеолог русского славянофильства однозначно видел антагонистические противоречия. Эти идеи оказались живучи не только в России. Упомянутый Хантингтон не только писал об отличиях восточной цивилизации от западной, но в нарастающих противоречиях между ними предрекал угрозу человечеству. Об этом, конечно, вспомнили 11 сентября 2001 г.

Вопрос о цивилизационных особенностях России имеет принципиальное значение для выбора вектора ее исторического движения. Признание цивилизационной специфики России дает основание сторонникам этого взгляда отрицать объективные законы истории, единую логику движения человечества и отстаивать особый путь развития страны, ее особую историческую миссию в мире. «Псевдонаучные ссылки на всеобщие законы истории, “логику прогресса” и “чудеса рынка” представляются нам неубедительными», – утверждает Н. Михал­ков. «Мы служим Богу и Отечеству, а не идолам Теории и Истории…» Россия, по мнению автора, это не Европа и не Азия, это «самостоятельный культурно-исторический материк», «геополитический и сакральный центр мира» [11]. «Непонимание роли и места, которое занимала, занимает и призвана занимать в мире Россия… ведет к гибели православной цивилизации, исчезновению русской нации и распаду российского государства. Мы не должны и не можем допустить этого!» [11]. Патриотический призыв кинорежиссера был услышан: в новых стандартах образования в старших классах средней школы вводится обязательный предмет «Россия в мире».

Итак, есть давно утвердившееся в России мнение о том, что у русского народа есть особая политико-правовая ментальность, игнорирование которой пагубно сказывается на жизни людей всего государства. Чтобы проверить справедливость этого тезиса надо ответить на два вопроса. Во-первых, действительно ли указанные многими авторами признаки выражают цивилизационные особенности России? Во-вторых, чем они обусловлены? При ответе на эти вопросы необходимо руководствоваться некоторыми запретами. Как справедливо отмечает А. Бузгалин, нельзя искать национальные особенности в универсальных общечеловеческих ценностях, в противном случае можем оказаться на позициях откровенного национализма. Примером такого, на наш взгляд, неудачного понимания национальных особенностей является высказывание Б. Грызлова на встрече Д.А. Медве­де­ва с руководителями двух палат РФ. «Отличительная черта русского характера, – говорил спикер Государственной Думы, – в том, что мы хотим жить в дружбе с другими, мы хотим быть братьями и эта черта не присуща другим национальностям» [16, с. 2]. Это суждение известного российского политика трудно назвать политически корректным, поскольку общечеловеческая ценность рассматривается как исключительная черта русского народа.

По мнению А. Бузгалина, нельзя также искать национальную специфику России в признаках исторически воспроизведенных в разное время в других социумах [2, с. 125]. Нам представляется, что выделяемая многими авторами национальная черта русских – мотивированность на правду – подпадает под этот запрет. Сторонники такой точки зрения не утруждают себя строгими доказательствами кроме ссылок на древнерусские юридические источники (Русская правда). Однако не только у россиян, но и у многих других народов древние юридические источники права также назывались правдами. Так, в V–VII вв. существовала Салическая правда франков, в VI–VII вв. – Бургундская правда и Вестготская правда (Эттельберта, Инэ, Альфреда), в XIII в. – Польская правда и т.д. Соответственно, не только в русском, но и во многих других языках словом «правда», «право», «справедливость» придается одинаковое значение [23]. Чем это объяснить? Нельзя не заметить, что все перечисленные юридические источники, как и Правда Ярослава Мудрого, Правда Ярославичей и другие документы, входящие в свод древнерусского права, относятся к эпохе Средневековья. Церковь тогда была крупнейшим собственником, а духовенство – единственно образованным классом. «Отсюда, – отмечает Энгельс, – само собой вытекало, что человеческая догма являлась исходным пунктом и основой всякого мышления. Юриспруденция, естествознание, философия – все содержание этих наук приводилось в соответствие с учением церкви» [24, с. 495]. Библия, в которой правда являлась ключевым понятием в объяснении справедливого суда, была базовым источником правопонимания. Произошедшие в XVII–XVIII вв. в Европе буржуазные революции привели к секуляризации общественной жизни. «Место догмы, божественного права заняло право человека, место церкви заняло государство. Экономические и общественные отношения, которые ранее, будучи санкционированы церковью, считались созданием церкви и догмы, представлялись теперь основанными на праве и созданными государством» [24, с. 496]. На смену теологическому приходит светское мировоззрение, ядром которого являлось буржуазное право, провозгласившее равенство всех перед законом. Происшедшие изменения в общественном сознании были столь радикальными, что это дало основание Энгельсу говорить о возникновении нового – юридического мировоззрения. Однако, как замечает мыслитель, в борьбе с дворянством буржуазия еще достаточно долго будет использовать теологическую аргументацию, что получило отражение в лексике, в том числе юридической [24,  с. 496–497].

В России живучесть в общественном сознании библейских сентенций на божественную правду и справедливость обусловлена особенностями ее истории. Общеизвестно, что формирование древнерусского этноса и государства произошло относительно поздно и почти совпало с принятием христианства. Вскоре после крещения Руси происходит раскол христианства, непреодоленный до сих пор. Бесспорно, в годы лихолетья Русская православная церковь играла консолидирующую, мобилизирующую роль в обществе. Но, с другой стороны, она не допускала проникновения в Россию иной, особенно западной, культуры, которая после раскола христианства однозначно рассматривалась как враждебная. Выполняя эту свою охранительную функцию, она консервировала отставание России от ее развитых соседей и противилась всяким новациям, особенно если они перенимались от Запада. Именно это обстоятельство побудило реформатора Петра I упразднить патриаршество, что означало огосударствление церкви и лишение ее политической самостоятельности. Тысячелетняя духовная власть Русской православной церкви и деспотический монархический строй, конечно, сдерживали развитие общества, но не могли его остановить. Реформы Петра I способствовали развитию в России светского права, становление которого все же шло под заметным влиянием западноевропейской философии и юриспруденции. Как это происходило, описывает Н.М. Коркунов: «…Нам приходилось начинать с усвоения плодов чужой работы и нам прежде всего надо было подняться до уровня иноземной науки… Тем не менее, в каких-нибудь полтораста лет мы почти успели наверстать отделявшую нас от западных юристов разницу в шесть с лишком столетий» [8, с. 233]. В этих словах известного русского юриста, на наш взгляд, раскрывается одна из причин «особой правовой интуиции, правовой ментальности» русского человека. Путь, который западные страны прошли за шестьсот лет, Россия с несопоставимым с ними уровнем грамотности населения “проскакала” в четыре раза быстрее. Конечно, в условиях жесткого деспотического режима, духовного господства церкви и существовавшего тогда состояния правовой культуры русскому человеку было больше резона уповать на торжество божественной правды и справедливости, нежели на силу права и закона. Однако дело не только в ускоренном (догоняющем) развитии России. Принятие восточной ветви христианства оказалось весьма значительным фактором в формировании особой правовой ментальности русского народа. Как отмечает В.В. Лапаева, в Европе уже в эпоху Возрождения начинает формироваться естественно-правовой тип мышления, опирающийся на античную философию и юриспруденцию. Право здесь приобретает человекоцентристскую ориентацию и трактуется как форма индивидуальной свободы человека в общественной жизни. Подобное понимание права было изначально чуждо российскому менталитету, который во многом формировался под влиянием системоцентристской в своей основе византийской духовной традиции. Право в России трактовалось как стоящая над индивидами и подчиняющая их форма единения людей на базе правды-справедливости, божественной благодати, христианской этики [9, с. 3–4]. Несмотря на то, что многие русские ученые-правоведы (С.Е. Десницкий, В.Т. Золотницкий, К.А. Не­во­лин и другие) в своих работах отстаивали и развивали идеи западноевропейских мыслителей, господствующим в России все же оставалось системоцентристское (легистское по своей сути) правопонимание. Расхождение между западноевропейской и российской традициями правопонимания определялось различием подходов к человеку. В традиционном обществе, к которому и относилась тогда Россия, «личность реализуется только через принадлежность к какой-либо определенной корпорации, будучи элементом в строго определенной системе корпоративных связей» [20, с. 98]. Вне существующих корпоративных (или сословных) связей человек теряет свою социальную идентичность. Поэтому в России в соответствии с православной традицией человек оценивался по принципу «не важно, что ты делаешь, важно, кто ты есть» [17, с. 18]. В Европе начиная с эпохи Возрождения утверждается другой взгляд. Сущность и социальный статус человека определяется по его поступкам. Отсюда и гипердинамизм индивидуальной и общественной жизни. В соответствии с этим здесь оказывается востребованным и высоко ценным реальная свобода индивидов как условие их активной жизни. В России в условиях правовой необеспеченности народа внутренняя духовная свобода оказывается важнее отсутствующей политико-правовой. Отсюда и неизбежная этизация правопонимания в русской философии права. Правовые нормы, например, у В.С. Соловьева («Оправдание добра») – это разновидности нравственных норм, выступающих в форме библейских заповедей: не убий, не укради, не лги и т.д. Подобная запретительная трактовка права, как замечает Э.Ю. Соловьев, не имеет отношения к гражданской свободе индивидов [18]. Неправовое содержание российского правового сознания есть отражение неразвитости правовых отношений в общественной жизни. Поэтому воспевание внутренней свободы, божественной правды, справедливости есть «возведение беды в добродетель» [18]. Фактически это форма самообмана, ставшая фундаментальным компонентом русского национального сознания. Самообман как феномен национального сознания не является исключительно русским явлением. Он достаточно распространен в мире. Вспомним идею о национальной исключительности немцев во времена Третьего рейха или бытующие сегодня у американцев воззрения об особой миссии США в жизни человечества и т.д. По мнению Д.И. Дубровского, самообман как атрибут аутокоммуникации может служить фактором саморегуляции, самоутверждения, самооправдания, средством поддержания идентичности, самоценности, мощным механизмом компенсации в условиях жесткой социальной реальности [6, с. 25]. Указанные функции самообмана, на наш взгляд, относятся и к анализируемому феномену национального сознания. На это указывает и В.В. Лапаева. По ее мнению, в воспевании внутренней божественной свободы, правды и демонстративном презрении европейской правовой культуры «проглядывает компенсаторное стремление оправдать российскую правовую неустроенность с позиций некоего высшего морального идеала. А если смотреть глубже, то можно увидеть здесь исконно русское умение выживать в предложенных обстоятельствах, охранять свое духовное человеческое начало от гнета бесчеловечных условий внешней среды» [9, с. 6–7]. Очевидно, что особая политико-правовая ментальность русского народа, отстаиваемая многими нашими современниками, есть реликт феодального сословного общества, давно преодоленный народами Западной Европы. Особенности, которые «отечественные “цивилизационщики” приписывают России, – отмечает А.В. Бузга­лин, – это специфика позднефеодальных единых государств со всеми их чертами…» [2, с. 125]. Речь идет о приоритете государства (самодержавия), религии как формы организации духовной жизни, приоритете геополитических ценностей прикрытых религиозной риторикой, и т.д. Эти особенности противопоставляются современному буржуазному обществу с ее демократическими политико-правовыми стандартами. Следует согласиться с А.В. Бузгалиным в том, что признаки, которые обнаруживаются в одну и ту же историческую эпоху у разных народов, не могут считаться отличительными свойствами отдельной нации. Монополизируя и выставляя напоказ черты феодального общества, русские традиционалисты не возвышают, а унижают Россию в глазах европейцев.

Современное российское общество крайне неоднородно. Поэтому трудно признать приемлемым, когда небольшая, хотя и активная его часть пытается говорить от имени всего общества, отождествляя собственный образ мыслей с мнением всех остальных россиян. Подобный подход религиозно ориентированных интеллигентов-традиционалистов не только не корректен, но, как представляется, и опасен, ибо отстаиваемая ими позиция не ограничивается теоретическим дискурсом. Защитники идеи особой русской политико-правовой ментальности не только отвергают европейскую правовую культуру, но и требуют пересмотра основного закона страны, исключения из него общепризнанных норм международного права. «Идеология прав человека, – уверяет читателя В.В. Сорокин, – никогда не была и не будет ядром российского правосознания. Российское правосознание отвергает ее…» [19, с. 104]. В этой связи автор энергично возражает против статьи 2 Конституции РФ, поскольку она, по его мнению, «дезориентирует общественное мнение, уводит его в ложном направлении, способствует обострению кризиса нашего общества» [19, с. 103]. По логике ученого получается, что кризиса в России можно было бы избежать, если не объявлять человека высшей ценностью и не обязывать государство признавать соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина. Богатый исторический опыт России, тревожные драматические будни наших дней дают веские основания для прямо противоположного вывода. Одна из причин наших бед (в том числе исторического отставания от Запада) состоит в том, что общечеловеческие стандарты [естественного] права в прошлом просто игнорировались, а сегодня хотя и зафиксированы в Основном законе страны, но носят преимущественно декларативный характер. Определенно не нравится В.В. Сорокину и пункт 3 статьи 19 Конституции РФ. В признании равенства прав и свобод мужчины и женщины в нашем обществе он видит заговор глобалистов, мечтающих превратить русских людей в однополых существ, похожих на гермафродитов [19, с. 108]. Профессор здесь явно не договаривает. В патриархальном обществе, каким оставалась Россия до начала XX в., властные отношения господства и подчинения были не только между государем и его подчиненными, но и главой семьи и ее членами.

Критикуя (в ряде случаев не без основания) многие статьи Конституции страны, В.В. Сорокин приходит к выводу, что она подрывает связь с традицией российского правосознания. Во имя сохранения этой связи требуют изменить существующую правовую систему также Г.И. Райков и В.В. Гальченко. Реформа, с их точки зрения, «должна начаться с изменения 18-й статьи Конституции, в которой должно быть записано “Правда и совесть (а не право и свободы) человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов…” Не свободы, а правда венчает закон» [14, с. 10]. По мнению авторов, такое изменение Конституции «будет иметь радикальные последствия для всего нашего правового строя» [14, с. 10]. С этим выводом трудно спорить. Учитывая, что понятиям «правда», «справедливость» все защитники традиционного национального самосознания придают мистический смысл, можно сказать, что требуемая ими реформа действительно является радикальной. Она возвращает современное российское право к сакрализованному средневековому праву. Тому, о чем дипломатично умалчивают Г.И. Райков и В.В. Гальченко и достаточно откровенно говорит В.В. Сорокин, требуя полной сакрализации правовой и всей общественной жизни. «Укрепление Православия в России, – пишет он, – окажет одухотворяющее действие на юридическую систему страны и обеспечит воспроизводство права в изначально священном его смысле» [19, с. 617]. Для этого, по мнению профессора, «должно быть ограничено в правах секулярное мировоззрение, несущее в себе угрозу духовной целостности мира и человека. Разъятие Права, Православия и Правды гибельно для судьбы русского народа и мира в целом» (выделено мной. – Л.М.) [19, с. 617–618]. В таком ключе трудно разделить озабоченность автора о судьбе мира, но вот опасения относительно будущего нашей страны в случае реализации рекомендаций В.В. Сорокина действительно возникают. Принято считать, что 80% россиян являются православными. В действительности по самым различным исследованиям количество воцерквленных составляет 8–15%. В.В. Сорокин предлагает ограничить в правах 80–90% населения страны, чтобы вернуть Россию в лоно пресловутого традиционного правового сознания. Тревожным здесь является то, что эти идеи, отдающие душком средневекового религиозного фундаментализма, принадлежат не представителю клира РПЦ, а доктору юридических наук, профессору, заведующему кафедрой теории и истории государства и права. Дух «Манифеста» Н.С. Михалкова во многом совпадает с идеями В.В. Сорокина.

В воззрениях современных русских традиционалистов чувствуется влияние известной уваровской идеологемы «самодержавие, православие, народность», несущей в себе непоколебимую веру в высшую царскую правоту. «Мы считаем, – пишет Н.С. Михалков, – что верховную власть в России следует мыслить как единую и единственную, правовую и правдивую власть» [11]. По мнению автора, такая власть в настоящее время представлена в должности Президента России [11]. Поскольку эта власть есть воплощение единства Права и Правды, то, конечно, согласно Н.С. Михалкову, ни о каких выборах не может быть и речи – «губернаторы и мэры городов федерального значения должны выдвигаться на должность и освобождаться от должности президентом страны» [11].

Изложенные взгляды современных русских традиционалистов, как представляется, соответствуют политико-правовым представлениям европейских стран эпохи Средневековья и раннего Возрождения, а России – XVIII – начала XIX вв. Поэтому признаки национальной политико-правовой самобытности, выделяемые русскими традиционалистами, в действительности не являются таковыми. Соборность, мотивированность на правду, справедливость и т.д. не выражают особенность современного правового сознания всего российского общества. Это фактически признают и сами священнослужители. «…У нас сегодня дикий, позорный разрыв между нашей идеологической трескотней и реальной жизнью, – отмечает профессор Духовной академии, известный богослов А Кураев. – На словах – соборность, русская общинность, а в реальности страшная автономизация, несвязанность людей друг с другом, отсутствие взаимопомощи и солидарности как национальной, так и гражданской» [25, с. 11].

Различные социологические исследования фактически подтверждают оценку протодиакана А Кураева. Россияне отличаются от европейцев большей осторожностью, меньшей готовностью к риску, более выраженной потребностью защиты со стороны сильного государства и в то же время сильной мотивацией к богатству, власти, личному успеху и социальному признанию [10, с. 19]. Для 60% наших граждан центром их интересов является семья и лишь для 10% – государство или коллектив [5, с. 12]. В этой связи завышенные ожидания россиянином помощи от государства есть скорее проявление иждивенческих мотивов, нежели державности или соборности. В сознании среднего нашего соотечественника малозначимыми являются вопросы толерантности, равенства, справедливости, забота об окружающих его людях и сохранения природной среды [10, с. 19]. Видимо, поэтому фоновый уровень грубости, нетерпимости, насилия в нашем обществе намного выше, чем в странах Западной Европы. Если количество убийств на 100 тыс. населения в России на 2010 г. составило 20,1 (в мире – 6,5), то во Франции, Англии, ФРГ – 1,7–1,1, в США – 4,2 [13, с. 7]. Почти каждый месяц выносятся обвинительные приговоры убийцам, совершившим преступление на почве национальной ненависти [21, с. 7].

Возвращаясь к вопросу о наличии у русских особых рационально не объяснимых признаков правовой ментальности, представляется, что серьезных оснований для такого вывода нет. В настоящее время у россиян (независимо от их этнической принадлежности) опасно низкий уровень правовой культуры, проявляющийся не только у простых граждан, но и у тех, кто профессионально занимается правотворческой и правоприменительной деятельностью [7, с. 1, 6]. Это объясняется не сакральными, а земными конкретно-историческими причинами. В этих условиях всякие размышления о том, что идеал России – «государство правды», что наш «Бог в правде, а не в силе», что русский человек мотивирован исключительно на правду, справедливость и т.д., есть политическое лукавство, к которому одни прибегают для того, чтобы сохранить и укрепить духовную, а другие – политическую власть. Далеко не случайно то, что подобные идеи стали все чаще звучать в период глубокого кризиса, когда пришло осознание отсутствия эффективного руководства обществом и все большего отставания России от стран, идущих в авангарде исторического процесса.

Разочаровавшись в ценностях демократии, дискредитированных большей частью самими демократами, определенная часть нашей научной и творческой интеллигенции судорожно ищет спасение в религии и ценностях феодального общества. Это, на наш взгляд, тревожный симптом. Право и правовое сознание не безразлично к социальному прогрессу. Как нормативная форма бытия свободы, право может способствовать развитию сущностных сил человека, если оно ориентировано на будущее и может сдерживать их развертывание, если нацелено на прошлое сословное, патриархальное общество. Видение будущего в прошлом сделает невозможным модернизацию нашего общества, усилит его отставание от других стран, лишит Россию будущего.

Библиографический список

1. Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998. 640 с.
2. Бузгалин А. Что есть Россия // Свободная мысль. 2010. №8. С. 125–140.
3. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991. 574 с.
4. Денисов В.В. Народные массы как субъект исторического процесса // Философия и общество. 2010. №2. С. 27–41.
5. Добрынина Е. Сами себе капитал // Рос. газета. 2010. 1 дек.
6. Дубровский Д.И. Проблема добродетельного обмана. Кант современность // Вопросы философии. 2010. №1. С. 16–32.
7. Козлова Н. Причины и следствия // Рос. газета. 2010. 26 янв.
8. Коркунов Н.М. История философии права. СПб.: Тип А.С.Суворина, 1908. 456 с.
9. Лапаева В.В. Российская философия права в контексте западной философско-правовой традиции // Вопросы философии. 2010. №5. С. 3–14.
10. Магун В.С., Руднев М.Г. Базовые ценности россиян в европейском контексте // Общественные науки и современность. 2010. №3. С. 5–22.
11. Михалков Н.С. Право и Правда. Манифест просвещенного консерватизма [Электронный ресурс]. URL: htttp://www.polit.ru/kino/2010/10/26/manifest.html (дата обращения: 10.11.2010).
12. Нарочнинская Н.А. Россия и русские в современном мире. М.: Алгоритм, 2009. 416 с.
13. Радзиховский Л. Рождение нации // Рос. газета. 2011. 15 февр.
14. Райков Г.И., Гальченко В.В. Свобода для человека или человек для свободы // Независимая газета. 2003. 13 мая.
15. Семь шагов Г. Зюганова // Рос. газета. 2009. 13 февр.
16. Сидибе П. Национальный вопрос // Рос. газета. 2011. 19 янв.
17. Синченко Г.Ч. От митрополита Иллариона до Н.А. Бердяева. Тысячелетний оксюморон русской философии права // Философия права. 2001. №1. С. 14–21.
18. Соловьев Э.Ю. Дефицит правопонимания в русской моральной философии [Электронный ресурс]. URL: htttp://www.scepsis.ru/library/id-2659.html (дата обращения: 13.01.2011).
19. Сорокин В.В. Юридическая глобалистика: учебник. Барнаул: Азбука, 2009. 672 с.
20. Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы. М.: Гардарики, 2006. 384 с.
21. Федосенко В.Л. Преступная ненависть // Рос. газета. 2011. 17 февр.
22. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. 603 с.
23. Шафиров В.М. Естественно-позитивное право. Введение в историю. Красноярск: ИЦ КрасГу. 2004. 260 с.
24. Энгельс Ф. Юридический социализм // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21.
25. Яковлева Е. Церковь в режиме on-line // Рос. газета. 2011. 11 февр.