УДК 347.218.2
Студентка IV курса
Уральская государственная юридическая академия. 620034, г. Екатеринбург, ул. Колмогорова, 54
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Статья посвящена анализу практических и теоретических проблем, возникающих при соблюдении процедуры привлечения к дисциплинарной ответственности руководителя организации.
Ключевые слова: дисциплинарная ответственность; руководитель организации
При решении вопроса о применении к руководителю организации норм о дисциплинарной ответственности в теории и на практике возникает множество проблем, связанных в первую очередь с двойственностью статуса данного субъекта и недостаточной дифференциацией современного трудового законодательства, регламентирующего отношения с ним. Особую сложность представляет процедура привлечения к дисциплинарной ответственности. В данной работе предпринята попытка осветить некоторые из моментов, являющихся, на наш взгляд, особенно дискуссионными.
Так, трудовое законодательство не дает четкого ответа на вопрос, кто уполномочен привлекать руководителя к дисциплинарной ответственности. По общему правилу, к дисциплинарной ответственности работника привлекает работодатель. В соответствии с п. 6 ст. 20 Трудового кодекса РФ права и обязанности работодателя в трудовых отношениях осуществляются: «органами управления юридического лица (организации) или уполномоченными ими лицами в порядке, установленном настоящим Кодексом, другими федеральными законами и иными нормативными правовыми актами субъектов РФ, нормативными правовыми актами органов местного самоуправления, учредительными документами юридического лица (организации) и локальными нормативными актами». Так, в отношении «рядовых работников» лицом, обладающим полномочиями по привлечению к дисциплинарной ответственности, является обычно руководитель организации. Что же касается непосредственно самого руководителя, то в отношении него права и обязанности работодателя осуществляют общее собрание акционеров и совет директоров, если уставом не предусмотрено иное. ФЗ «Об акционерных обществах» в ст. 48 закрепил исключительную компетенцию общего собрания. Данная норма не содержит полномочия по привлечению единоличного исполнительного органа к ответственности общим собранием. Вследствие этого многие ученые считают, что в таком случае общее собрание акционеров не имеет возможности привлекать руководителя к дисциплинарной ответственности. Такая точка зрения представляется не совсем верной в силу того, что исходя из анализа ст. 20 Трудового кодекса РФ, полномочия работодателя по отношению к руководителю могут осуществлять как непосредственно орган юридического лица, так и уполномоченное им лицо в установленном порядке. Такой порядок может быть закреплен как, например, в уставе организации, так и в федеральном законе или иных нормативно-правовых актах. Наиболее верным в такой ситуации представляется регламентация данной процедуры в уставе. Если же уставом такое полномочие не оговорено, то следует исходить из системного анализа норм трудового и корпоративного права, что позволяет сделать вывод о возможности общего собрания или уполномоченного им лица привлекать руководителя к дисциплинарной ответственности. То же касается и совета директоров. В отличие от общего собрания его компетенция может быть расширена уставом общества, что также позволяет говорить о возможности наделения его или уполномоченного им лица таким правом, а по ст. 195 – и обязанностью. В перспективе, для устранения возможных противоречий, хотелось бы предложить законодателю внести соответствующую норму в законы об акционерных обществах и обществах с ограниченной ответственностью, предусматривающую возможность наделения уполномоченного общим собранием или советом директоров лица отдельными правами и обязанностями работодателя по отношению к руководителю организации, в том числе и по привлечению к дисциплинарной ответственности.
Такое наделение соответствующими функциями уполномоченного лица решило бы проблему и со сроками привлечения руководителя к ответственности. Так, Трудовой кодекс РФ закрепляет в норме ст. 193 общий для всех работников срок применения дисциплинарного взыскания – не позднее одного месяца со дня обнаружения проступка. Причем днем обнаружения проступка, с которого начинается течение месячного срока, считается день, когда лицу, которому по работе подчинен работник, стало известно о совершении проступка, независимо от того, наделено ли оно правом наложения дисциплинарного взыскания. Единоличный исполнительный орган подотчетен совету директоров и общему собранию акционеров. Оба эти органа – коллегиальные и действуют не на постоянной основе. Следовательно, в такой ситуации затруднительно соблюсти общие сроки, предусмотренные трудовым законодательством для привлечения работника к дисциплинарной ответственности. В случае же существования уполномоченного лица проблему со сроками и процедурой привлечения было бы возможно решить гораздо проще.
Необходимо также остановиться на проблеме оформления привлечения руководителя к ответственности. По общему правилу – это приказ работодателя. Но корпоративное право не предусматривает возможности издания приказа общим собранием акционеров или советом директоров. Думается, что такое полномочие возможно предоставить уполномоченному ими лицу, о котором речь шла ранее. Причем аналогично решить проблему и с затребованием письменного объяснения с руководителя и составлением акта об отказе предоставить такое объяснение.
Но при наделении такого лица соответствующими правами и обязанностями следует решить вопрос, будет ли оно действовать на постоянной основе или только в случае необходимости и каким образом оно будет назначаться или избираться. Полагаем, это должно быть лицо, которое заключало с руководителем трудовой договор. Оно не должно будет действовать на постоянной основе, так как в таком случае появится еще одно «иерархическое звено», за которым также будет необходимо вести контроль. Таким образом, в настоящее время применение процедуры привлечения руководителя организации к дисциплинарной ответственности является затруднительным. Законодателю, для того чтобы повысить эффективность применения данных норм, необходимо либо более подробно регламентировать данный процесс именно по отношению к руководителю организации с учетом всех его особенностей, либо внести соответствующую норму в корпоративное законодательство, о чем говорилось выше.
Библиографический список
1. Горячев А.С. Проблемы дисциплинарной ответственности руководителя организации [Электронный ресурс] // Кодекс info: Правовой науч.-практ. журнал. 2005. № 1–2. URL: http://law.edu.ru/ book/book.asp,bookID=1181510 (дата обращения: 15.03.2010).
2. Замордуев Д. Полномочия генерального директора. Как их ограничить или передать другому лицу [Электронный ресурс] // Юрист компании. 2008. №7. URL:http://www.lawbooks.net.ua/journals.u-kom.UK_2008_07.pdf (дата обращения: 12.03.2010).
3. Об акционерных обществах: Федер. закон Рос. Федерации от 26 декабря 1995 г. №208–ФЗ // Рос. газета. 1995. 29 дек.
4. Об обществах с ограниченной ответственностью: Федер. закон Рос. Федерации от 8 декабря 1998 г. №14–ФЗ // Рос. газета. 1998. 17 февр.
5. Трудовой кодекс Российской Федерации: Aедер. закон Рос. Федерации от 30 дек. 2001 г. №197–ФЗ // Рос. газета. 2001. 31 декабря.
Ural State Academy of Law. 54, Kolmogorov st., Yekaterinburg, 620034
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
In the review the author analises practical and theoretical problems that appear when a company leader is called to a disciplinary account.
Keywords: disciplinary liability, leader of a company
УДК 347.218.2
Студентка III курса юридического факультета
Нижегородский национальный исследовательский университет им. Н.И. Лобачевского.
603950, г. Н.Новгород, просп. Гагарина, 23
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
В рамках данной работы рассмотрена проблема, связанная с установлением содержания терминологического сочетания «кредиторская задолженность» в Уголовном кодексе РФ, рассмотрены разные подходы к трактовке данного понятия.
Ключевые слова: кредиторская задолженность; должник; кредитор; кредитный договор
Особую актуальность норма об ответственности за злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности приобретает в условиях экономического кризиса, когда наблюдается значительный рост количества неплатежей. Однако анализируемая норма является мало востребованной в настоящий момент. Причиной тому служат спорные законодательные решения, характеризующие все элементы состава данного преступления (за исключением субъективной стороны) [1, с. 4]. В рамках данной работы нами будет рассмотрена проблема, связанная с установлением содержания терминологического сочетания «кредиторская задолженность», поскольку в настоящее время в науке и практике существуют следующие варианты его смыслового наполнения:
1) кредиторская задолженность рассматривается как обязательство, возникающее из неисполнения исключительно кредитного договора [7, с. 185];
2) кредиторская задолженность рассматривается как обязательство, возникающее из неисполнения любого договора [2, с. 124];
3) кредиторская задолженность рассматривается как задолженность по обязательствам из договоров и из причинения вреда [5, с. 362];
4) кредиторская задолженность рассматривается с точки зрения бухгалтерского учета.
Рассматривая первый вариант трактовки указанного терминологического сочетания, сторонники которого отмечают, что кредит выдается при обязательном соблюдении ряда условий (срочности, платности и др.), следует отметить, что кредиторская задолженность может возникнуть и в других случаях, в которых данные условия не соблюдаются [4, с. 52, 53]. Кроме того, при таком подходе к пониманию кредиторской задолженности не учитываются положения гражданского законодательства об обязательственном праве и ущемляются интересы тех субъектов, которые стали участниками иных, не кредитных, отношений, поскольку они лишены права защищать свои интересы в уголовно-правовом порядке [8, с. 53]. С другой стороны, не представляется безупречной и позиция авторов, считающих, что кредиторская задолженность есть обязательство, возникающее из неисполнения любого договора. Действительно, по нормам обязательственного права всегда одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенные действия, как-то: передать имущество, выполнить работу, уплатить деньги и т. п. либо воздержаться от определенного действия, а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности (ст. 307 ГК РФ). Отсюда справедлив вывод, что ст. 177 УК РФ охватывает весьма широкий круг договорных прямых отношений, когда должник игнорирует законные требования кредитора. Однако представляется, что все гражданско-правовые обязательства в равной степени нуждаются в дополнительной уголовно-правовой защите. Поэтому понятие кредиторской задолженности следует распространить не только на договорные и деликтные отношения, но и на обязательства из действий в чужом интересе без поручения, из публичного обещания награды, из публичного конкурса, а также из неосновательного обогащения.
В соответствии с четвертой точкой зрения, кредиторская задолженность – это сумма всех денежных обязательств должника [6, с. 288]. Именно в этом значении данный термин используется в законодательстве о бухгалтерском учете, а именно как особая часть имущества организации, являющаяся предметом обязательственных правоотношений между организацией и ее кредиторами [4, с. 45, 46].
Недостатком бухгалтерского понимания кредиторской задолженности является неосновательное расширение указанной категории. В соответствии с данной точкой зрения кредиторская задолженность включает также обязательства по оплате публично-правовых платежей (налоговых, таможенных), за которые уголовная ответственность устанавливается соответствующими нормами УК РФ (ст. 145.1, 193, 194, 198 и др.).
Таким образом, на наш взгляд, под кредиторской задолженностью в рамках ст. 177 УК РФ целесообразно понимать совокупность всех денежных обязательств лица, возникающих из отношений частно-правового характера (т.е. включая обязательства из гражданско-правовых договоров, деликтов, из действий в чужом интересе без поручения, из публичного обещания награды, из публичного конкурса, а также из неосновательного обогащения).
Библиографический список
1. Аксенов И., Шулая М. Проблемы применения ст. 177 УК (злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности) и пути их решения // Уголовное право. 2007. №2. 4–8 с.
2. Волженкин Б.В. Экономические преступления. СПб.: Юрид. центр «Пресс», 1999. 312 с.
3. Иванов А.А. Злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности (статья 177 УК РФ): совершенствование законодательного описания диспозиции статьи и отдельные аспекты его предупреждения (по материалам субъектов ЮФО РФ): Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2007. 185 с.
4. Клепицкий И.А. Система хозяйственных преступлений. М., 2005. 572 с.
5. Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть / под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, А.И. Рарога, А.И. Чучаева. М., 2006. 742 с.
6. Уголовное право России. Особенная часть: учебник / под ред. А.И. Рарога. М., 1977.
7. Устинова Т.Д. Злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности: вопросы правоприменения и законодательного закрепления // Законы России: опыт, анализ, практика. 2009. №3. С. 51–58.
Nizhny Novgorod national research University. 23, Gagarina pr., Nizhny Novgorod, 603950
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Within the limits of work the problems connected with the phrase “account payable” are considered, the points of view of various authors have been analyzed.
Keywords: account payable; debtor; creditor; loan agreement
УДК 347.738
Студент V курса юридического факультета
Пермский государственный университет. 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Статья посвящена анализу правовых проблем, с которыми может столкнуться кредитор при обжаловании определения арбитражного суда о завершении конкурсного производства. Автор предлагает пути их устранения.
Ключевые слова: несостоятельность; конкурсное производство
Практика применения норм законодательства о банкротстве в период окончания конкурсного производства и ликвидации должника сталкивается с некоторыми затруднениями, связанными с возможностью обжалования заинтересованными лицами определения арбитражного суда о завершении конкурсного производства.
Согласно пункту 1 статьи 149 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» после рассмотрения арбитражным судом отчета конкурсного управляющего о результатах проведения конкурсного производства арбитражный суд выносит определение о завершении конкурсного производства [2]. Указанное определение подлежит немедленному исполнению и является основанием для внесения записи в единый государственный реестр юридических лиц о ликвидации организации-должника.
В дальнейшем конкурсный управляющий по истечении тридцати, но не позднее шестидесяти дней с даты получения определения арбитражного суда о завершении конкурсного производства должен представить указанное определение в орган, осуществляющий государственную регистрацию юридических лиц (п. 2 ст. 149). Закон устанавливает, что определение арбитражного суда о завершении конкурсного производства может быть обжаловано до даты внесения записи о ликвидации (п. 3 ст. 149). Данную норму законодатель ввел, руководствуясь правовой позицией Конституционного Суда РФ, согласно которой возможность обжалования определения о завершении конкурсного производства является необходимым инструментом в целях достижения баланса интересов кредиторов и должников при несостоятельности [3].
Однако на практике возможность обжалования заинтересованными лицами определения о завершении конкурсного производства существенно затруднена вследствие недостаточной проработанности нормы ст. 149 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)». Данной нормой установлено требование об обязательном соблюдении конкурсным управляющим срока в 30 дней перед направлением определения в регистрирующий орган, преследующее цель обеспечить заинтересованным лицам срок для его обжалования. Однако цель нормативного регулирования не достигается в этом случае. Практика показывает, что конкурсный управляющий после принятия его отчета арбитражным судом стремится поскорее сложить с себя обязанности, так как процедура не приносит ему уже никакого дохода. В случае если конкурсный управляющий представит в регистрирующий орган определение о завершении конкурсного производства ранее тридцатидневного срока, установленного п. 2 ст. 149 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», у последнего будут отсутствовать законные основания для отказа в регистрации прекращения правосубъектности должника-организации. Это обусловлено тем, что определение о завершении конкурсного производства, являющееся основанием для внесения записи о ликвидации, вступает в силу немедленно (п. 1,2 ст. 149). Более того, в ст. 23 Федерального закона «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей», содержащей перечень оснований для отказа в совершении регистрации, о таком основании отказа ничего не упоминается [1].
Следовательно, в случае представления конкурсным управляющим в регистрирующий орган определения о завершении конкурсного производства ранее срока, установленного п. 2 ст. 149 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» и последующем внесении регистрирующим органом записи о ликвидации, заинтересованные лица могут столкнуться с непреодолимыми трудностями при реализации права на обжалование прекращения правосубъектности должника-организации, так как у них просто не останется на это времени. Данный вывод можно сделать, учитывая правовую позицию ВАС РФ, согласно которой после внесения записи в единый государственный реестр юридических лиц о ликвидации организации-должника любые разногласия, заявления, ходатайства, жалобы в деле о несостоятельности не могут быть рассмотрены судом [4].
Законодатель предпринял попытку разрешить этот вопрос, установив, что обжалование определения о завершении конкурсного производства приостанавливает исполнение этого определения (п. 2 ст. 149). Однако данная норма не может быть применена, если регистрирующим органом уже была внесена запись о ликвидации.
В связи с вышеизложенным автор считает, что норма ст. 149 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» в действующей редакции умаляет право заинтересованных лиц на судебную защиту в рамках дела о банкротстве (ст. 46 Конституции РФ), поскольку не позволяет им обжаловать определение о завершении конкурсного производства, в случае если конкурсный управляющий представит в регистрирующий орган определение о завершении конкурсного производства ранее срока, установленного п. 2 ст. 149 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)». Автор предлагает, с целью обеспечения баланса интересов должников и кредиторов, изменить норму ст. 149 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», дополнив ее следующим:
Во-первых, необходимо указать, что определение о завершении конкурсного производства может быть обжаловано в течение месяца после его изготовления в окончательной форме в рамках апелляционного производства и вступает в законную силу после истечения срока на обжалование. Полагается, что в течение этого срока заинтересованные лица смогут в полном объеме реализовать свое право на судебную защиту. Во-вторых, закрепить в законе требование о том, что определение о завершении конкурсного производства представляется в регистрирующий орган с целью внесения записи о ликвидации должника-организации непосредственно самим арбитражным судом после вступления его в законную силу. В этом случае злоупотребления со стороны недобросовестных конкурсных управляющих будут исключены.
Библиографический список
1. О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей: Федер. закон от 8 авг. 2001 г. №129-ФЗ // Рос. газета. 2001.10 авг.
2. О несостоятельности (банкротстве): Федер. закон от 26 октября 2002 г. №127-ФЗ // Рос. газета. 2002. 2 нояб.
3. Постановление Конституционного суда РФ от 12 марта 2001 г. №4–П // Вестн. Конституционного суда Рос. Федерации. 2001. №5.
4. О некоторых вопросах практики применения Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)»: постановление Пленума Высшего арбитражного суда Рос. Федерации от 15 дек. 2004 г. №29 // Вестн. Высш. арбитражного суда Рос. Федерации. 2005. №3.
Perm State University. 15, Bukirev st., Perm, 614990
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
The article is dedicated to the analysis of the existing law enforcement problems with appealing of a court decision of the completion of bankruptcy proceedings. The author suggested the solution of the problems.
Keywords: bankruptcy; bankruptcy proceeding
УДК 347.218.2
Студентка Vкурса юридического факультета
Пермский государственный университет. 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Статья посвящена анализу проблем регулирования в рамках действующего законодательства авторских правоотношений, возникающих в сети Интернет, и возможных путей их решения.
Ключевые слова: авторские правоотношения; результаты интеллектуальной деятельности; интернет-пространство; держатель сайта
В настоящее время вопросы регулирования правоотношений, возникающих в сети Интернет, приобретают все более острый характер. Одной из наиболее сложных сторон в регулировании общественных отношений, возникающих в сети Интернет, является вопрос о создании и использовании результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, в частности объектов авторских прав. В Интернете легко можно найти и неконтролируемо использовать по своему усмотрению любой объект авторских прав: литературные произведения, аудиовидеозаписи, музыкальные произведения, фотографические произведения, изображения.
Как известно, регулирование тех или иных общественных отношений эффективно только в том случае, если работают механизмы защиты отношений в случае нарушении установленных правил поведения, норм права. Вопрос об эффективности защиты авторских правоотношений, существующих в сети Интернет, с помощью норм авторского права в том виде, в каком авторское право существует сегодня, остается достаточно дискуссионным.
Все существующие точки зрения в настоящее время можно разделить на две позиции.
Первая группа авторов придерживается мнения, что вопрос защиты авторских прав в Интернете – это вопрос сугубо технический [5, с. 35].
Основными аргументами данной точки зрения выступает то, что, во-первых, положения о технических средствах защиты прямо предусмотрены как в российском законодательстве, так и на международном уровне. В соответствии со ст. 1299 ГК РФ техническими средствами защиты авторских прав признаются любые технологии, технические устройства или их компоненты, контролирующие доступ к произведению, предотвращающие либо ограничивающие осуществление действий, которые не разрешены автором или иным правообладателем в отношении произведения. В сети Интернет техническими средствами защиты является чаще всего программное обеспечение, которое затрудняет создание копий произведений. Во-вторых, существует также ответственность за обход данных средств защиты.
Вторая группа авторов, считает, что авторское право в том виде, в котором оно существует в настоящее время не способно урегулировать общественные отношения, возникающие в сети Интернет [1, с. 24]. Например, Р. Будник указывает на то, что, так как информационные свойства, присущие объектам авторского права, не позволяют на принудительной основе запретить распространение этих объектов в киберпространстве, то необходимо принципиально изменить и законодательно закрепить следующие принципы регулирования авторских правоотношений в сети Интернет: свободное использование произведений вместо запретительно-договорной системы, добрая воля относительно вознаграждения или невознаграждения и справедливость.
При этом единственным объектом авторского права в сети Интернет должен стать так называемый электронно цифровой файл (ЭЦФ). Автор должен будет зарегистрировать свой ЭЦФ в определенном специально уполномоченном органе, вознаграждение за использование произведения ему будет выплачиваться за счет так называемого интеллектуального налога в зависимости от частоты просмотра его произведения.
На наш взгляд, обе точки зрения представляют определенный интерес, но ни одна из них не позволяет должным образом урегулировать авторские правоотношения, возникающие в сети Интернет.
Для того чтобы понять, как необходимо урегулировать правоотношения, возникающие в области авторского права, нужно исходить из специфики и природы интернет-пространства.
Во-первых, необходимо иметь в виду, что интернет-пространство не ограничено территорией какого-либо конкретного государства. Следовательно, следует согласиться с той позицией, что регулирование правоотношений, возникающих в сети Интернет может быть и должно быть единообразно решено только с помощью норм международного права [2, с. 77].
Во-вторых, необходимо учитывать такое свойство Интернета, как высокие скорости передачи данных, и, в-третьих, фактически анонимное присутствие субъектов возникших правоотношений, когда достоверно известным у непосредственного контрагента в рамках определенных правоотношений становится только IP-адрес его компьютера, который позволяет идентифицировать не конкретное лицо, а лишь персональный компьютер, с которого осуществлялся выход в Интернет.
Действительно, указанные черты позволяют сделать вывод о том, что на практике вычислить ответственного и применить к нему меры ответственности оказывается практически невозможным: привлечение к ответственности может осложниться либо юрисдикцией иностранного государства, либо, в худшем случае, вообще может отсутствовать возможность вычислить или доказать вину конкретного правонарушителя.
Полагаем, способы технической защиты объектов авторских прав, безусловно, должны существовать. Действительно, имеются такие программы, которые позволяют, например, разрушать файл при каждом его несанкционированном копировании. Проблема первого подхода состоит в том, что в случае обхода технического способа защиты произведения, размещенного в Интернете, мы не сможем найти ответственного лица.
Таким образом, технические способы защиты позволят лишь на какое-то время защитить права правообладателя на произведение тем, что ограничивают свободу доступа к нему, но любую программу можно «взломать» при наличии специальных ключей доступа к ней.
Сложность второй точки зрения заключается в том, что объекты авторского права существуют не только в киберпространстве, но и в «материальном» мире, и, на наш взгляд, разделить принципы регулирования авторских правоотношений практически на противоположные друг другу является не верным. Не возможно предусмотреть следующие исключения для регулирования авторских правоотношений в Интернете: только свободное использование произведений, или фактическое отсутствие вознаграждения, или отсутствие ответственности за нарушение авторских прав. Ответственность за нарушение исключительных прав в принципе, согласно изложенным выше основополагающим началам, не возможна, так как их нельзя нарушить, но вопрос с личными правами авторов произведений остается открытым. Кроме того, не ясно, как должен решаться вопрос о соотнесении ЭЦФ и самого произведения, существующего в «материальном» мире.
Основным недостатком второй позиции, построенной на изменении принципов авторского права применительно к сети Интернет, является, на наш взгляд, отношение к Интернету как к определенному абсолютно не контролируемому явлению, в котором возникают абстрактные, не похожие на существующие в материальном мире общественные отношения, нуждающиеся в принципиальном отличном регулировании.
Представляется важным понять, какие же отношения возникают в сети Интернет, имеющие значение для регулирования авторских правоотношений, и какие субъекты в них непосредственно участвуют.
Отношения, возникающие в сети Интернет, можно выразить в виде следующих схем: автор или иной правообладатель авторского права – держатель сайта; держатель сайта, содержащий объект авторского права, – конкретный пользователь. Таким образом, если держатель сайта и правообладатель авторского права «не совпадают», то между правообладателем и пользователем не возникает прямых правоотношений.
Существующие в настоящее время нормы авторского права, безусловно, способны урегулировать отношения, складывающиеся в сети Интернет. Основная проблема заключается в том, что только регламентации правоотношений не достаточно, необходимы и меры защиты прав от нарушений.
В силу не материальности объектов авторского права, их незаконное использование, нарушение личных прав авторов может одновременно легко происходить как в интернет-пространстве, так и в «материальном мире». Отличие заключается в том, что если в материальном мире субъект правонарушения известен, то в сети Интернет из всех данных о субъекте может быть известен только IP-адрес компьютера, с которого было произведено нарушение авторского права.
Как правило, держатели сайтов могут и не знать о том, что их сайт осуществляет доступ к объектам авторского права, полученного с нарушением, их основная функция все-таки сводится к возможности «выкладывать» на их сайт определенную информацию. Таким образом, по общему правилу, в настоящее время держатель сайта не несет ответственности за нарушение авторских прав, если он лишь предоставлял доступ к информации, а не «выкладывал» ее самостоятельно (т.е. неправомерно использовал).
Считаем, необходимо дополнить ч. 4 ГК общей нормой, относящейся к защите не только авторских, но и в целом интеллектуальных прав, об ответственности держателей сайтов за сам факт нарушения на их сайте интеллектуальных прав вне зависимости от вины держателя сайта.
Библиографический список
1. Будник Р. Электронный цифровой файл вместо копирайта // Хозяйство и право. 2009. №7. С. 76–81.
2. Валинов А. Современные проблемы защиты авторских прав и смежных прав в Интернете и локальных сетях // Интеллектуальная собственность: Авторские и смежные права. 2007. №5. С. 20–24.
3. Дарбинян С. Копирайт против торрентов // Там же. 2009. №10. С. 24–35.
4. Нейман Л., Колоколов Н. Правовые основы DRM в России // Интеллектуальная собственность: Авторские и смежные права. 2007. №5. С. 24–35.
5. Паферева О., Соколова Е. Ответственность интернет-провайдера за нарушение авторского права в сети Интернет // Там же. №5. С. 31–39.
Perm State University. 15, Bukirev st., Perm, 614990
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
The Article is dedicated to analysis of the problems of the regulation within the framework of acting legislation author's правоотношений, appearing in network Internet, and possible ways of their decision.
Keywords: author's legal relations; the results to intellectual activity; internet-space; owner of the site
УДК 34.341.1/8
Студентка IV курса
Московская государственная юридическая академия имени О.Е. Кутафина, Оренбургский институт (филиал).
460000, г. Оренбург, ул. Комсомольская, 50
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Статья посвящена проблеме правомерности использования принципа равноправия и самоопределения народов в целях гуманитарной интервенции.
Ключевые слова: гуманитарная интервенция; принцип равноправия и самоопределения
В 90-е годы социологи и конфликтологи, западные и российские, показали, что с появлением ядерного оружия, ликвидацией политической системы колониализма, распадом Советского Союза и социалистического сообщества количество межгосударственных войн сократилось, а гражданских войн и внутригосударственных конфликтов увеличивается. Представляется, что указанная тенденция в мировом развитии продолжится [3, с. 1].
Однако нужно отметить, что уже существует оптимальная правовая основа и урегулирования конфликтов, и защиты человека, не порождающая при этом новых противоречий, обострений, жертв. Это принцип равноправия и самоопределения народов. К сожалению, выдвинутый политиками и разработанный юристами принцип самоопределения ввиду крайней сложности регулируемых им проблем порождает много спорных, а то и ошибочных толкований и действий. Принцип самоопределения подчас не только нарушается, но и сознательно используется для оправдания грубых нарушений прав человека, терроризма, этнических чисток и геноцида, сепаратизма. И речь прежде всего идет о таком явлении, как «гуманитарная интервенция».
Ключевой точкой в развитии этого понятия стала провозглашенная в 1823 г. американская доктрина Монро. Ее можно кратко охарактеризовать тремя тезисами: независимость американского континента, недопустимость колонизации в этом пространстве, недопустимость интервенции неамериканских государств в этом пространстве. С течением времени доктрина Монро превратилась из принципа отказа от интервенции и отказа от иностранных вмешательств в оправдание империалистических интервенций Соединенных Штатов в другие американские государства. Особым периодом в истории этой правовой доктрины является оправдание капиталистического империализма, когда Президент Вудро Вильсон в своем послании Конгрессу 22 января 1917 г. предложил, чтобы все народы мира приняли учение президента Монро в качестве «мировой доктрины», в смысле свободного права на самоопределение всех народов. Здесь налицо желание растворить конкретную, пространственно определенную идею порядка в универсалистских «всемирных» идеях и тем самым превратить здоровое ядро международно-правового принципа с запретом на интервенцию в империалистическую всемирную идеологию, оправдывающую вмешательств под гуманитарными предлогами [2, с. 2].
В настоящее время гуманитарная интервенция, несмотря на всевозможные публичные порицания, получила законное право на существование. Это выразилось в одобрении на 60-й юбилейной сессии Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре 2005 г. концепции «ответственности за защиту», предусматривающей необходимость наличия некоторых формальных предпосылок для осуществления гуманитарной интервенции, суть которой выразила «Файненшл Таймс»: «Мир пришел к определенному консенсусу в отношении того, что некоторые формы угнетения, такие, как геноцид, заслуживают более сильной внешней реакции, чем просто дипломатическое или экономическое давление. Но правильным механизмом для осуществления такой гуманитарной интервенции является ООН, а не один из ее членов, даже самый сильный» [1, с. 46].
Гуманитарная интервенция зачастую использует принцип самоопределения в качестве законного основания для вмешательства во внутренние дела государства. Однако, анализируя суть принципа на самоопределение, можно прийти к выводу о неправомерности применения его в подобных целях.
Принцип самоопределения, во-первых, исходит не из обязательности отделения и образования однонациональных государств, а из желательности сохранения крупных государств и добровольного объединения разных народов и наций в такие государства на началах федерализма, автономии, демократизации политического режима и иных; во-вторых, признает право на самоопределение за всеми без исключения народами, а не только за европейскими, «цивилизованными»; в-третьих, акцентирует внимание на необходимости не только предоставлять народам формальное право на самостоятельное существование, но и обеспечивать им условия, которые помогут осуществить это право; в-четвертых, признает право не только на национальное освобождение, но и на самостоятельное определение направления и форм своего социального развития, своей судьбы; в-пятых, и это главное, — исходит из недопустимости приобретения прав одним народом за счет ущемления или игнорирования прав или интересов других; наконец, в-шестых, в качестве критерия при определении политической формы самоопределения принимаются интересы и права человека [3, с. 2].
Каждый народ имеет право реализовать свое право, как он того желает, как это диктуется уровнем его развития, геополитическими соображениями, но при одном исключительно важном и обязательном условии — не за счет других народов. Самоопределение народа, нации — не самоцель, а лишь средство согласования интересов народов и защиты прав человека, личности.
Библиографический список
1. Котляр В.С. Концепция ответственности за защиту как проект кодекса проведения гуманитарных интервенций // Междунар. публичное и частное право. 2005. №3. С. 44–47.
2. Крейтор фон Н. От доктрины Монро до Нового мирового порядка [Электронный ресурс]. URL: nvonkreitor@ euroseek.com (дата обращения: 13.03.2009).
Moscow State Law Academy. 50, Komsomolskaya st., Orenburg, 460000
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
The article is dedicated to the problem of the legality of use of the the right of nations to self-determination for the humanitarian intervention purposes.
Keywords: The humanitarian intervention; the right of nations to self-determination
УДК 343.132
Студент V курса юридического факультета
Пермский государственный университет. 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Статья посвящена вопросам правового регулирования и проблемам функционирования института отдельного поручения следователя – основной процессуальной формы взаимодействия следователя и органа дознания в уголовном судопроизводстве.
Ключевые слова: отдельное поручение; следователь; орган дознания
Под взаимодействием органов расследования в юридической литературе понимают их согласованную деятельность по выполнению задач стадии предварительного расследования [8, с. 360]. Основной процессуальной формой взаимодействия следователя с органами дознания является поручение следователя (на практике такие поручения именуются «отдельные»).
В соответствии с п. 4 ч. 2 ст. 38 Уголовно-процессуального кодекса РФ [7] следователь уполномочен давать органу дознания в случаях и порядке, установленных УПК РФ, обязательные для исполнения письменные поручения о проведении оперативно-розыскных мероприятий, производстве отдельных следственных действий, исполнении постановлений о задержании, приводе, аресте, производстве иных процессуальных действий. Данная норма предполагает поручение органу дознания по месту производства предварительного следствия. В силу ч. 1 ст. 152 УПК РФ следователь наделен правом при необходимости производства следственных или розыскных действий вне места производства предварительного следствия поручить производство этих действий органу дознания, который обязан выполнить поручение в срок не позднее 10 суток.
Однако регулирование рассматриваемого аспекта взаимодействия следователя и органа дознания представляется недостаточным, в связи с чем на практике исполнение отдельных поручений следователя вызывает различные трудности. Так, срок исполнения отдельных поручений следователя установлен законом только для поручений, исполнение которых предполагается вне места производства предварительного следствия (ст. 152 УПК РФ). Для других случаев этот срок не урегулирован. В правоприменительной практике существует устойчивое мнение, что он составляет 10 суток [4, с. 47].
В науке нет единого мнения по данной проблеме. С одной стороны, предлагается установить общий десятидневный срок исполнения поручения следователя. С другой стороны, предлагается устанавливать срок исполнения поручения в зависимости от характера предполагаемых розыскных и следственных действий и сложившейся следственной ситуации. Представляется, что следует согласиться с таким подходом, так как только следователь, уполномоченный самостоятельно направлять ход расследования, принимать решение о производстве следственных и иных процессуальных действий (п. 3 ч. 2 ст. 38 УПК РФ), может правильно оценить характер, сложность предполагаемых действий и определить разумный необходимый срок для их исполнения. При этом целесообразно наделить следователя правом продления срока исполнения поручения в случае необходимости (возникновения непредвиденных осложнений) по согласованию с органом дознания (данное предложение является общим для приведенных подходов).
Неразрешенным на сегодняшний день остается и вопрос о том, какие процессуальные действия следователь вправе поручать органу дознания.
А.И. Михайлов считает, что следователь может давать органам дознания практически любые поручения по сбору и проверке доказательств, по реализации прав отдельных участников уголовно-процессуальной деятельности, о применении мер процессуального принуждения, о выявлении фактических данных, характеризующих личность обвиняемого [3, с. 18–34].
Однако большинство ученых придерживаются другой позиции. По мнению Н.И. Порубова, следователь не должен поручать органам дознания те следственные действия, которые он может выполнить сам либо которые составляют его непосредственную процессуальную обязанность [5, с. 234]. А.М. Ларин считает, что недопустимо поручать органу дознания выполнение таких следственных действий, которые обусловливают или определяют направление расследования, опережают оценку доказательств [2, с. 126]. А.А. Леви указывает на то, что не следует поручать органу расследования другого района производство множества следственных и розыскных действий, которые не могут быть выполнены в установленный законом десятисуточный срок, а также производство особо важных процессуальных действий, в частности предъявление обвинения, допрос обвиняемого, ознакомление его со всеми материалами дела, назначение экспертизы [6, с. 49].
Представляется, что наиболее правильной является позиция А. Кругликова, который считает, что следователь по делам, находящимся в его производстве, ни при каких обстоятельствах не должен поручать органам дознания предъявлять обвинение обвиняемому и его допрос, знакомить с материалами дела лиц, указанных в ст. 216 и 217 УПК РФ, составлять обвинительное заключение [1, с. 93].
Также нет единого подхода к вопросу о форме поручения следователя. По мнению большинства авторов, отдельное поручение следователя должно даваться в письменной форме, как этого требует закон. Полагаем, данная позиция наиболее приемлема, так как при этом повышается ответственность сотрудников органа дознания, гармонизируются отношения между следователем и органом дознания, а также появляется возможность установить правовое основание производства процессуального действия органом дознания.
Библиографический список
1. Кругликов А. Следственные действия и проблемы их производства органами дознания по поручению следователя // Уголовное право. 2003. №3. С. 91–93.
2. Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. М., 1986. 126 с.
3. Михайлов А.И. Отдельное поручение следователя. М., 1971. 68 с.
4. Нечаев В. Исполнение отдельных поручений следователя // Законность. 2007. №10. 47–48 с.
5. Порубов Н.И. Научная организация труда следователя. Минск, 1970. 234 с.
6. Руководство для следователей / под ред. Н.А. Селиванова, В.А. Снеткова. М., 1997. 732 с.
7. Уголовно-процессуальный кодекс РФ: Федер. закон Рос. Федерации от 22 ноя. 2001 г. №174-ФЗ // Рос. газета. 2001. 22 дек.
8. Уголовный процесс: учебник для вузов / под общ. ред. А.В. Смирнова. СПб., 2004. 360 с.
Perm State University. 15, Bukirev st., Perm, 614990
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
The theses are dedicated to issues of legal regulation and problematic questions of practical realization of institute of investigator’s separate commission as main procedural form of investigator and institute of inquest interaction in criminal proceedings.
Keywords: separate commission; investigator; institute of inquest
УДК 342.922
Студент V курса
Московская государственная юридическая академии имени О.Е. Кутафина, Оренбургский институт (филиал).
460000, г. Оренбург, ул. Комсомольская, 50
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Статья посвящена вопросу о возможности применения в российской практике законодательного регулирования административной этики государственных гражданских служащих.
Ключевые слова: государственная гражданская служба; административная этика
При проведении дальнейших реформ следует учитывать, что государственная служба – не только особый вид организации субъекта управления, но и определенная система взаимоотношений государственных служащих по поводу исполнения ими своих обязанностей. Эти взаимоотношения обусловлены участием государственных служащих в процессе управления, а сами они представляют собой персонифицированное, личностное выражение носителя субъектных качеств, реализующего функции и полномочия (в пределах своей компетенции) государственного органа. По своему характеру они выходят за рамки узкой регламентации нормами служебного права (точнее, той области правовых отношений, которая определяет правовую основу служебной деятельности) и являют собой особого рода социальные отношения по поводу выполнения государственным служащим своих служебных обязанностей. С этой точки зрения в качестве социального фактора эффективности системы государственной службы необходимо рассматривать морально-нравственные характеристики персон государственных служащих и этические нормы организации деятельности государственной службы.
Морально-нравственная составляющая регламентации деятельности государственного служащего находится в особом положении: с одной стороны, она должна быть стержневой основой его личности, на которую «нанизываются» профессиональные качества, с другой стороны, эту составляющую сложнее всего формализовать в виде определенного свода нормативных требований, так как личность госслужащего гораздо шире его профессиональных обязанностей и интересов [4, c. 46].
Среди всех механизмов, способствующих формированию надлежащей нравственности государственной службы, одним из наиболее действенных является нормативно принятый Этический кодекс государственного служащего.
Этический кодекс государственного служащего призван содействовать укреплению авторитета государственной власти, доверия граждан к институтам государства, обеспечить единую нравственно-правовую основу для согласованных и эффективных действий всех государственных структур, противодействовать падению нравственной культуры в обществе [6, c. 53].
Подобный Кодекс принят в Великобритании, США, Франции, Испании и во многих других странах. В России он не принят до сих пор. Возможны разные формы функционирования Этического кодекса в сфере государственной службы, но, по нашему мнению, наиболее предпочтительной формой создания Этического кодекса для государственных гражданских служащих является нормативный правовой акт – федеральный закон.
Этический кодекс должен основываться на нормах поведения государственных гражданских служащих, изложенных в Федеральном законе «О государственной гражданской службе Российской Федерации» и указе Президента Российской Федерации «Об утверждении общих принципов служебного поведения государственных служащих». Кроме того, Этический кодекс должен основываться на общепризнанных принципах и нормах гражданской морали и нравственности российского общества, с учетом традиционных культурных факторов и особенностей исторического развития российского общества.
Поскольку в Этическом кодексе нельзя предусмотреть всех коллизий, возникающих в практической деятельности государственного служащего, правила Кодекса не заменят личного нравственного выбора, позиции и убеждений государственного служащего, его совести и ответственности, но, являясь основой для формирования содержания должной морали и поведения в сфере государственной гражданской службы, Этический кодекс призван помочь государственному гражданскому служащему правильно ориентироваться в сложных нравственных условиях этического конфликта и ситуациях, обусловленных спецификой его работы. Тем более что в системе государственной службы в значительной мере обесценились нормы профессиональной этики и правила служебного поведения [2, c. 87].
Наиболее сложным в Этическом кодексе является вопрос ответственности. Многие из принятых на сегодняшний день этических кодексов носят рекомендательный характер. Это обусловлено тем, что в федеральных законах, регулирующих отношения, связанные с прохождением государственной гражданской службы, не устанавливается каких-либо видов ответственности за нарушение этических норм поведения. Таким образом, в настоящее время не представляется возможным установить обязательный характер норм действующих этических кодексов, так как нельзя установить ответственность за их нарушение без изменения федерального законодательства. Многими авторами признается возможность установления дисциплинарной ответственности за нарушение норм Этического кодекса. Данная точка зрения представляется оправданной, так как таким образом будет установлен действенный механизм защиты этических норм. Но, считаем, действовать только через репрессивные санкции было бы неоправданно, поскольку в таком случае исполнение и соблюдение норм этики будет продиктовано страхом наказания и может вызвать у государственных служащих негативную реакцию. Кроме того, использование мер только карательного характера противоречит самой природе Этического кодекса, обращенного к положительной стороне человеческой личности. Поэтому, предлагаем, наряду с санкциями за нарушение Этического кодекса, применять меры, которые бы стимулировали добровольное исполнение гражданскими служащими этических норм.
Исходя из вышеперечисленного можно дать следующее определение Этического кодекса. Этический кодекс государственного гражданского служащего – это нормативно правовой акт, закрепляющий систему моральных норм, обязательств и требований добросовестного служебного поведения должностных лиц государственных органов, основанную на общепризнанных нравственных принципах и нормах российского общества и государства, и устанавливающий ответственность за их нарушение.
Будучи сложным по своей природе документом, Этический кодекс имеет двоякое значение. С одной стороны, Этический кодекс является официально принятым нормативным правовым документом, обладающим всеми присущими ему качествами. С другой – содержит в себе нормы, направленные на регулирование моральных и этических сторон общественных отношений. Представляется вполне оправданным обращаться к этическим критериям, так как в основе права лежит мораль.
Русские правоведы (В.С. Соловьев, И.А. Ильин и др.) неизменно подчеркивали, что право есть лишь минимум нравственности или юридически оформленная мораль. Право – средство реализации нравственно-гуманистических идеалов общества. Без уроков нравственности, морали, этики право немыслимо [8, c. 180]. Во многих статьях ныне действующей Конституции, Декларации прав и свобод человека, других важнейших актах оценки права и морали сливаются. Это и не удивительно – ведь право, как уже говорилось, основывается на морали. Из тесной взаимосвязи указанных регуляторов вытекает такое же тесное их социальное и функциональное взаимодействие. Они «поддерживают» друг друга в упорядочении общественных отношений, позитивном влиянии на личность, формировании у граждан должной юридической и нравственной культуры, правосознания [8, c. 182]. Более того, многие ученые сходятся во мнении, что естественное право есть прямое выражение морали и нравственности, возведенное в высшую степень. Если проанализировать содержание естественных и неотъемлемых прав человека и гражданина, то можно увидеть, что все они представляют собой моральные нормы.
В процессе осуществления своих функций право и мораль «помогают» друг другу в достижении общих целей исходя из специфики своей природы. Там, где право отказывается давать какие-либо предписания, наступает «момент истины» нравственности; там, где нравственность бывает не способна одним своим внутренним авторитетом сдерживать проявления эгоизма, на помощь ей приходит право со своим внешним принуждением [7, c. 201]. Как видим, они объективно нужны друг другу. Задача заключается в том, чтобы сделать такое взаимодействие возможно более гибким и глубоким. Особенно это важно тогда, когдагде правовые и нравственные критерии тесно переплетены. Законодательное закрепление и защита морально-этических ценностей и требований к государственным гражданским служащим является выражением государственного признания правил поведения, сложившихся в обществе, исторически обусловленных культурными традициями населения. Таким образом, в основе Этического кодекса лежат не только мораль и нравственность, но и естественное право.
В настоящее время государственная служба в Российской Федерации находится в стадии совершенствования, сделаны определенные шаги по укреплению государственной дисциплины, такие как усиление мер по борьбе с коррупцией, выделение в дисциплинарной ответственности государственных гражданских служащих перечня грубых дисциплинарных проступков и т.п. Необходимо сделать еще один серьезный шаг – перейти к правовому регулированию морально-этических требований к государственным гражданским служащим на законодательном уровне и обеспечить их защиту, приравняв их нарушение к грубым дисциплинарным проступкам, а также создав соответствующую этическую инфраструктуру во всех государственных органах.
Библиографический список
1. Административное право России: учебник / под ред. Л.Л. Попова. М., 2008.
688 с.
2. Бойков В.Э. Государственная служба, взгляд изнутри и извне // Социологические исследования. 2003. №9. С. 85–91.
3. Курс лекций по этике: учеб. пособие / под ред. Л.П. Абрамовой. СПб.: Изд-во СЗАГС, 2001.
4. Магомедов К.О. Этический анализ проблем государственной службы // Гос. служба. 2004. №6. С. 15–23.
5. Оболонский А.В. Этический аспект регулирования государственной службы // Обществ. науки и современность. 2004. №5. С. 53–64.
6. Cоколов В.М. Модельный этический кодекс государственного служащего // Гос. служба. 2004. №2. С. 6–17.
7. Теория государства и права: учебник / под ред. Л.А. Морозовой. М., 2009. 480 с.
8. Теория государства и права: учебник / под ред. Н.И. Матузова. М., 2001. 776 с.
Orenburg institute of Moscow State Law Academy. 50, Komsomolskaya st., Orenburg, 460000
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
This article is devoted to the possibility of using legal regulation of state civil servants' administrative ethics in Russian practice.