Содержание

О ПРОТИВОРЕЧИЯХ НОРМ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА И ПРАВА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В СФЕРЕ ОХРАНЫ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТИ

И.Ю. Мирских

Кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права и процесса
Пермский государственный университет. 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Т.Е. Логинова

Кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права
Пермский государственный университет. 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Ключевые слова: интеллектуальная собственность; нормы международного права; коллизии

Признание особой роли интеллектуальной собственности в научно-техническом развитии общества привело к тому, что 26 июня было объявлено Всемирным днем интеллектуальной собственности. И это не случайно, так как из всех видов собственности интеллектуальная собственность – самая важная: кто владеет знаниями, а еще важнее – методами получения новых знаний, тот и будет в конечном итоге определять структуру общества, распределение собственности, стратегию развития и все остальное [12, с. 45]. Как отмечает Ж.А. Мингалева, интеллектуальные права являются «интернациональными по природе и отражают экономическую реальность мировой экономики» [8, с. 15]. Создание эффективной системы правового регулирования в сфере интеллектуальной собственности имеет первостепенное значение.

Принятие части 4 Гражданского кодекса РФ, которая вступила в силу 1 января 2008г., породило много коллизий. Основная проблема Гражданского кодекса (части четвертой) заключается в том, что многие нормы противоречат нормам международного права (например, посвященным защите изобретений, произведений, идей, ноу-хау, торговых секретов, инноваций) [15, с. 464].

Следует согласиться с Л. Блиновой, которая указывает на неполное соответствие норм ч. 4 ГК РФ нормам международного права, поскольку «ряд положений противоречит Соглашению ТРИПС, договорам ВОИС, директивам ЕС, что говорит о необходимости дальнейшего совершенствования ГК России в целом и его четвертой части в частности» [3, с. 94]. Необходимо «принятие действенных мер правовой защиты интеллектуальных прав в области инновационной деятельности, в том числе решение проблемы соответствия норм российского права по охране и использованию результатов интеллектуальной и инновационной деятельности нормам и принципам международного права, устранения коллизий норм российского права и норм международного права» [8, с. 18].

Сущность коллизии в праве можно определить как «обнаруженное различие между нормами правовых актов при регулировании одних и тех же либо смежных отношений, выраженное в столкновении, противоречии, конфликте» [1, с. 253].

К основным противоречиям норм российского права и норм международного права в сфере охраны прав на результаты интеллектуальной деятельности можно отнести следующие:

– использование различной, несовпадающей терминологии;

– более узкое или, наоборот, широкое толкование соответствующих терминов и категорий в российском законодательстве по сравнению с аналогичными в международном праве;

– непоследовательное отнесение тех или иных объектов к интеллектуальной собственности.

Проблема заключается в различном понимании термина «интеллектуальная собственность» в РФ и за рубежом. Так, в соответствии с нормами ГК РФ интеллектуальной собственностью признаются результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации. Это противоречит традиционному для мировой практики и норм международного права восприятию интеллектуальной собственности как совокупности прав на результаты интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации. Мы разделяем мнение А.П. Сергеева о том, что в «настоящее время круг охраняемых объектов интеллектуальной собственности, а также дополнительных объектов, охрана которых предусматривается частью четвертой ГК, определен случайно, во многом субъективно и без научного обоснования» [13, с. 13]. В соответствии с п. 1 ст. 1225 ГК РФ интеллектуальной собственностью признаются лишь 16 объектов и данный перечень является исчерпывающим. Это также противоречит положениям Конвенции, учреждающей Всемирную организацию интеллектуальной собственности (ВОИС), от 14 июля 1967 г., перечень объектов интеллектуальной собственности в которой исчерпывающим не является (п.2 Конвенции). Возникает закономерный вопрос о том, какие же нормы подлежат применению в указанных случаях, ведь согласно ст. 15 Конституции РФ и ст. 7 ГК РФ нормы международных договоров, ратифицированные РФ, имеют приоритет перед правилами, предусмотренным российским законодательством.

Из определения интеллектуальных прав в ст. 1226 ГК РФ следует, что на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации признаются интеллектуальные права, которые включают исключительное право, являющееся имущественным правом. Из смысла закона вытекает также то, что во всех случаях под интеллектуальной собственностью подразумевается благо нематериальное, которое лишь воплощается в определенных материальных объектах, являющихся его носителями. Следовательно, всякий объект интеллектуальной собственности должен быть благом нематериальным, являться результатом интеллектуальной деятельности, за достигнувшим его лицом или иными правообладателями признается право на его использование. Кроме того, определение интеллектуальной собственности, используемое ВОИС, включает в это понятие право на защиту от недобросовестной конкуренции (на основании которого происходит защита коммерческой тайны).

Еще одним из существенных недостатков, на наш взгляд, действующего законодательства является и то, что законодатель стал рассматривать, причем крайне непоследовательно, коммерческую тайну как некий режим информации [9, с. 170]. Мы же исходим из того, что коммерческая тайна – это по своей сути информация, в отношении которой может быть установлен режим конфиденциальности. И данный подход является общепринятым в различных странах Западной Европы, таких как Великобритания, Франция, Италия и др.

Анализ же современного российского законодательства позволяет сделать вывод, что под ноу-хау теперь понимается то, что до этого в законе «О коммерческой тайне» рассматривалось как информация, составляющая коммерческую тайну, а в ГК РФ – как коммерческая тайна.

Согласно статье 1465 ГК РФ секретом производства (ноу-хау) признаются сведения любого характера (производственные, технические, экономические, организационные и другие), в том числе о результатах интеллектуальной деятельности в научно-технической сфере, а также сведения о способах осуществления профессиональной деятельности, которые имеют действительную или потенциальную коммерческую ценность в силу неизвестности их третьим лицам, к которым у третьих лиц нет свободного доступа на законном основании и в отношении которых обладателем таких сведений введен режим коммерческой тайны. Таким образом, ноу-хау как интеллектуальная собственность, будучи разновидностью информации, не обязательно должно носить творческий характер. По этому поводу В.А. Дозорцев отмечал, что «от решения, составляющего секрет промысла, не требуется, чтобы оно обязательно было результатом творческой деятельности, во всяком случае, на таком уровне, какой требуется для изобретений» [5, с. 103].

Однако, если исходить из смысла ст. 1228 ГК РФ, творческий характер результата интеллектуальной деятельности, в том числе ноу-хау, следует с необходимостью, что не вполне обоснованно. Стоит отметить, что в ст. 1465 ГК РФ, где дается определение ноу-хау, среди признаков ноу-хау не назван его творческий характер. Более того, секретом производства (ноу-хау) признаются сведения любого характера (производственные, технические, экономические, организационные и др.), в том числе о результатах интеллектуальной деятельности в научно-технической сфере, а также сведения о способах осуществления профессиональной деятельности.

Как уже отмечалось выше, в ст. 1465 ГК РФ перечисляются отдельные виды сведений, которые признаются секретами производства (результаты интеллектуальной деятельности в научно-технической сфере, способы осуществления профессиональной деятельности). Однако перечень сведений оставлен в ГК РФ открытым и исчерпывающим не является. По этой причине к ноу-хау могут быть отнесены не только технические секреты, но и практически любая информация, удовлетворяющая соответствующим условиям [2, с. 23].

Подобная позиция законодателя не соответствует пониманию ноу-хау в общемировой практике и, безусловно, может вызвать множество недоразумений и спорных ситуаций. Кроме того, по справедливому замечанию В. Лопатина, в настоящее время о ноу-хау упоминается более чем в 180 международных соглашениях и изменение в определении термина может повлечь проблемы с их толкованием [7, с. 31]. Мы разделяем точку зрения О. Петрусевич [10, с. 93], что при зарождении коммерческой тайны такая информация составляла, бесспорно, именно секреты производства (ноу-хау), однако с развитием экономики действие данного правового института начало распространяться и на другие сферы, а потому едва ли можно признать удачными вводимые законодателем терминологические новеллы.

Стоит также отметить, что в практике арбитражных судов Российской Федерации секреты производства понимаются как сведения технического характера. Так, ФАС Уральского округа в своем постановлении от 13.03.2008 № Ф09-1376/08-С6 указал: «Термин «ноу-хау», как правило, применяется к технической и иной информации, необходимой для производства какого-либо изделия, к техническим решениям, выполненным на уровне изобретения, которые по какой-либо причине не были запатентованы» [11].

Думается, что для устранения противоречий между общемировым пониманием ноу-хау как технических секретов, и значительно более широким его пониманием, предусмотренным ГК РФ, необходимо внести соответствующие изменения в ГК РФ.

Как уже говорилось, при буквальном толковании ст. 1465 ГК РФ и ст. 3 Федерального закона «О коммерческой тайне» можно придти к выводу, что секрет производства – это конфиденциальная информация. В соответствии с законом «О коммерческой тайне» в отношении указанной информации должен быть установлен специальный режим секретности, исключающий свободный доступ к информации или ее свободное использование. В то же время ст. 1466 ГК РФ в отношении тех же сведений устанавливает режим исключительных прав. Мы разделяем мнение О. Городова, что основная ошибка законодателя состоит в том, что секретам производства «придан как режим коммерческой тайны (ст. 3 ФЗ "О коммерческой тайне"), так и режим исключительных прав (ст. 1466 ГК РФ), которые взаимно исключают друг друга» [4, с. 21]. Таким образом, ставится знак равенства между монополией юридической и монополией фактической, что в корне неправильно.

По мнению ряда ученых, «сама природа коммерческой тайны, предполагающая ее секретный характер настолько долго, насколько это возможно, исключает ее публикацию, а затем передачу в общественное достояние по прошествии определенного времени» [6, с. 34].

В свою очередь, государство не предоставляет обладателю коммерческой тайны временную монополию, являющуюся отличительной особенностью исключительного права, не проводит экспертизу и не осуществляет государственную регистрацию.

Для разрешения данной коллизии правовых норм необходимо распространить на коммерческую тайну режим интеллектуальной собственности. Это было бы более корректно, чем провозгласить коммерческую тайну интеллектуальной собственностью.

Согласованность правовых норм, отсутствие между ними противоречий относятся не только к общим условиям эффективности норм права, но одновременно являются важнейшей закономерностью его существования как самостоятельного, целостного социально-политического явления [14, с. 11].

Библиографический список

1. Агашев Д.В. К вопросу о природе коллизий в праве // Правовые проблемы укрепления рос. государственности / под ред. В.М. Лебедева. Томск, 2002. Ч. 12. С. 248–250.

2. Алексеев В. Классификация объектов интеллектуальных прав по основания возникновения исключительного права // Интеллектуальная собственность. Промышленная собственность. 2009. №1. С. 22–27.

3. Блинова Л. Гражданско-правовой режим информации, составляющей коммерческую тайну. Анализ научных подходов к решению проблемы // Интеллектуальная собственность. Промышленная собственность. 2007. №5. . 89–95ю

4. Городов О. О соотношении режимов исключительного права и коммерческой тайны в новом законодательстве об интеллектуальной собственности // Интеллектуальная собственность. Промышленная собственность. 2007. №4.
С. 20–26.

5. Дозорцев В.А. Понятие секрета промысла (ноу-хау) // Вестн. Высшего Арбитражного суда Рос. Федерации. 2001. №7. С. 99–114.

6. Еременко В. Недобросовестная конкуренция в сфере коммерческой тайны (ноу-хау) // Интеллектуальная собственность. 2000. №11. С. 31–36.

7. Лопатин В.Н. Государство и интеллектуальная собственность: переход к инновационной экономике // Интеллектуальная собственность. Актуальные проблемы теории и практики: сб. науч. тр. / под ред. В.Н. Лопатина. М., 2008. Т. 1. 312 c.

8. Мингалева Ж.А. Формирование комплексной системы государственных мер стимулирования инновационной деятельности в России // Науч.-техн. ведомости СПбГПУ. 2010. №3.

9. Мирских И.Ю. Коммерческая тайна и интеллектуальная собственность // Вестн. Перм. ун-та. Юрид. науки. 2008. №6(22). С. 170–178.

10. Петрусевич О. О некоторых изменениях в правовом регулировании коммерческой тайны // Хозяйство и право. 2007. №6. С. 92–96.

11. Постановление ФАС Уральского округа от 13.03.2008 № Ф09-1376/08-С6 по делу № А76-10156/06 [Электронный ресурс]. Документ опубликован не был. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

12. Птушенко А. Правовая защита интеллектуальной собственности // Интеллектуальная собственность. 2002. № 2. С. 44–53

13. Сергеев А.П. Основные проблемы правовой охраны интеллектуальной собственности в РФ на современном этапе / Интеллектуальная собственность. Актуальные проблемы теории и практики: сб. науч. тр. / под ред. В.Н. Лопатина. М., 2008. Т. 1. 312 с.

14. Хмелева Т.И. К вопросу о коллизиях в праве // Актуальные проблемы частноправового регулирования: материалы III Всерос. науч. конф. молодых ученых. Самара, 2003. 36 с.

* Работа выполнена в рамках гранта РГНФ № 10-03-00481а.