УДК 34:001

Материалы «круглого стола» «Юридическая наука и ее значение в современном обществе»

А.И. Сидоренко

Аспирант
Пермский государственный национальный исследовательский университет
614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Аннотация: 15 мая 2013 г. кафедра теории и истории государства и права ПГНИУ провела «круглый стол» с участием преподавателей, аспирантов, а также студентов, являющихся членами теоретико-правового научного кружка, посвященный обсуждению материалов международной научно-практической конференции «Юридическая наука и ее значение в современном обществе», состоявшейся 11 апреля 2013 г. в МГЮА имени О.Е. Кутафина. В ходе заседания обсуждались вопросы: особенности развития современной юридической науки и законодательства, правоприменительной практики и общества в целом; зависимость юридической науки от правовой культуры и правовой политики; способность отечественной юридической науки интегрироваться в глобальную юриспруденцию. Особое внимание было уделено статье В.В. Лазарева «Юридическая наука: современное состояние, вызовы и перспективы (размышления теоретика)».

Открыл заседание «круглого стола» доцент кафедры С.Б. Поляков, принимавший участие в указанной конференции, рассказавший о затронутых на ней темах и обозначивший вопросы для обсуждения. Также выступили преподаватели кафедры теории и истории государства и права: зав. кафедрой теории и истории государства и права В.П. Реутов, профессор А.С. Бондарев, доцент Д.Н. Круглов, аспиранты В.В. Боголюбов и А.И. Сидоренко. В ходе обсуждений активное участие приняли студенты А. Пономаренко, А. Порохнина, Г. Адам, А. Полывяная.

 Ключевые слова: юридическая наука; юридическая практика; вызовы юридической науке; политика; научная работа; правовая догма; правовая культура; глобализация

С.Б. Поляков, доктор юридических наук, доцент: Темой обсуждения конференции, в которой приняли участие видные теоретики государства и права: Н.А. Власенко, В.Б. Исаков, Т.Н. Радько, В.М. Сырых и многие другие, – был доклад профессора В.В. Лазарева, чьи исследования во многом определяют направления работы нашего студенческого научного кружка. Статья «Юридическая наука: современное состояние, вызовы и перспективы (размышления теоретика)»¹, на основе которой был сделан доклад, изучалась участниками «круглого стола» до нашего заседания. На мой взгляд, необходимость ее обсуждения определяется тем, что она побуждает найти ответы на два важных вопроса: 1) об отношении юридической науки и практики, 2) об отношении юридической науки и власти. Так или иначе, над ними задумывается, наверно, каждый ученый. Кроме того, в ней обнаруживаются положения, позволяющие дисциплинировать научные исследования, что важно для начинающих ученых и для тех, кто руководит диссертационными работами.

Факторы, обусловливающие развитие науки, В.В. Лазаревым предложено характеризовать через понятие «вызовы», которые раскрываются как факты действительности. Исходя из ориентации науки на практику содержащееся в статье определение науки – «концептуализированная совокупность верифицируемых знаний о том, что есть и что может быть в мире идей и мире вещей в пространственно-временном и субъектном измерении», я бы дополнил словами «направленная на решение действительных проблем практики».

Предложено деление вызовов юридической науке на внешние и внутренние, что, на мой взгляд, позволяет четче определить, в связи с чем возникла потребность в научной работе.

Внешние вызовы – изменения в природной и социальной среде вызывают к жизни новые ценности, изменение иерархии ценностей. Необходимость нового согласование их правом, государственной деятельностью предопределяет потребность в юридической науке. Внешние вызовы должны быть определены как входящие в сферу правового регулирования. В определении новых соотношений ценностей ведущая роль принадлежит не юристам, если только ими не насаждается идеал, названный наконец-то познанным Правом. Надо спокойно осознавать, что право лишь одно из средств социального регулирования, но не панацея от всех бед, стоит только постигнуть «истинное понимание Права».

Реакция на внешние вызовы юристами выражается главным образом предложениями для правотворческой деятельности, прежде всего в понятиях, уже имеющихся в науке. И только при выявлении отсутствия понятий новых явлений или неадекватности существующих юридических инструментов для урегулирования новых соотношений ценностей и интересов можно констатировать внутренние вызовы юридической науке.

На конференции, отвечая на вопрос: «Что понимается автором под внутренними вызовами юридической науке?», – В.В. Лазарев пояснил, что под ними он понимает нерешенные научные проблемы, порождающие научные дискуссии. Я для себя определил полезное, как представляется, понятие «внутренние вызовы юридической науке» как кризисы понятий в связи с выявленной непригодностью их для решения новых внешних вызовов: отсутствие понятий новых явлений или неадекватности существующих юридических инструментов для урегулирования новых соотношений ценностей и интересов. Например, такое явление как глобализация (внешний вызов) вызвало кризис понятия суверенитет. Но такой кризис в научной работе, во-первых, должен быть обоснован, во-вторых, должно быть решение по выходу из него. Пока нет решения, нет и научной ценности, есть только актуальность темы, т.е. вызов юридической науке.

Если анализировать законодательство, во многом не соответствующее имеющимся выводам науки о юридической технике, и правоприменительные акты, многие из которых вынесены правоприменителями, явно не знающими, что такое элементы правоотношений, стадии правоприменительной деятельности, обоснованность и законность правоприменительного акта, то видно, что подавляющая часть проблем – не в кризисе юридических понятий, а в ненаучности, в обывательском уровне правотворческой и правоприменительной деятельности. Отсюда, главным внутренним вызовом юридической науке в современной России представляется отсутствие решений о юридических механизмах обеспечения научности правотворческой и правоприменительной деятельности. Это уже направляет ко второму вопросу. Но прежде следует заметить, что от поиска таких решений отвлекают внешне очень научные работы, нацеленные на переименование фактов правовой действительности.

Известные понятия, термины юридической науки распространяются на смежные явления. Понятие, ранее обозначавшее одно, критикуется как якобы не соответствующее действительности и начинает использоваться для обозначения другого явления. А прежнее явление остается безымянным или с двойным именем. Это можно определить как «научное рейдерство». Истоки его – в гимнастике ума, незнакомого с практикой, в потребности добыть новизну ради новизны, поскольку такая рубрика должна быть заполнена во введении диссертации.

Всеми признаваемая ценность права – лучшее средство для упорядоченности общественных отношений. Названные проявления гимнастики ума, вечное тасование понятий – против упорядоченности. Это вечный снос только что построенных этажей, а то и самого фундамента. Так дом не построить. Это дискредитация науки. Это основание для оправданий неучами, работающими в правовой сфере: «Я не знаю то, в чем вы сами не разобрались». Отсюда и ненаучность юридической практики. И на таких направлениях могут подружиться и изощренные гимнасты ума, и названные в обсуждаемой статье как представители самой обширной части юридической науки, которых можно назвать неофитами. Чтобы не было такой чехарды, должны быть убедительные фактические основания для того, чтобы отказываться от уже имеющихся в науке и воплотившихся в юридической практике понятий.

Отсюда практические выводы о конкретизации в целом давно известных требований к диссертационным работам об обосновании актуальности, предмете, целях и задачах исследования. В обсуждаемой статье обращено внимание на такую стадию научной работы, превратившуюся в формальность, как утверждение темы диссертации. Действительно, уже на этой стадии нужно четко обозначить действительную проблему, требующую решения: внешние и внутренние вызовы юридической науке. Причем обосновать отсутствие или недостаточность существующих в науке решений.

Предмет исследования юристов – законодательство и правоприменительные акты на соответствие их реальным отношениям. В них должны обнаруживаться положительные или отрицательные закономерности для реальных отношений. Нет большого сплошного, а не выборочного для иллюстрации идейки массива, точно названного исследованного материала – правовых актов, значит, не выявлена закономерность правовой действительности, выводы не обоснованные, а спекулятивные.

Цель – конкретная проблема, требующая решения. «По новому рассмотреть» уже известное в науке понятие – это не научная цель, а повод поиграть в гимнастику ума.

Отсюда критическое отношение к принципиально новым концепциям права и государства, ни одна из которых при всех притязаниях на новую парадигму не дала новые системы права и законодательства, правила правоприменения. Да и не может дать. Невозможно сменить правовую систему страны под рожденную несколькими, а то и одним мыслителем концепцию, которую они или он к тому же не довели до инженерных решений. Поэтому парадигма сама по себе, а правовая система сама по себе. В чем тогда ценность очередной новой парадигмы?

В статье, как и во многих других работах В.В. Лазарева за многие годы, говорится о необходимости подходить к решению насущных проблем практики, не ограничивая себя какой-то одной концепцией, не отвергать те или иные учения из соображений политики, идеологии, научной моды. Такой подход нацелен на решение практических задач. Догматизм – на борьбу с другими научными учениями и на чистоту своего «…изма». Все, что не вписывается в догму, отрицается (этого не может быть!). Кроме ограничения возможностей науки догматизм может использоваться властвующими политиками для борьбы с неугодными им учеными.

У правоведов и власть имущих один объект исследования – общественные отношения. Ученый, если только он сам не стремится к политической власти, нацелен на поиск оптимальных средств решения общественных конфликтов. У обладателя государственной власти та же цель, но с условием сохранения власти. Для правителя их общая цель с ученым подчинена его персональной цели: удержать власть. Этим и предопределена постоянная оппозиция настоящего ученого, для которого эгоистический интерес правителя – не основание отказа от истины, т.е. решения в пользу общества.

У ученых нет власти. А реализовать юридические идеи, если они не бесплодные для жизни трюки гимнастики ума, в законодательстве и правоприменительной практике можно только через власть. Либо, отвергнув этатистские представления о праве, надо дожидаться пришествия Права, которое выше государства и повяжет его. И в том, и в другом случае продукты своей научной работы правоведы сами непосредственно в жизнь воплотить не могут. Это объективная реальность юридической науки, которую не изменить. Этим и предопределено зависимое положение ученых-юристов от политиков, завоевавших власть.

Эта зависимость порождает производство чистой апологетики решений власти, выдаваемой за научные труды, исполнение заказов власти по представлению заранее намеченных результатов «исследований» для фактического обоснования намеченного решения, направленного на удержание власти. В обсуждаемой статье эта часть науки названа «служанкой».

В отношении к власти, осознавая зависимость от нее в реализации выводов юридической науки, можно избрать только две позиции. Первая – не участвовать в юридической практике, занимаясь «чистой наукой», презирая невежественную и продажную действительность. Это все то же ожидание пришествия Права с небес.

Другой путь – борьба с невежеством и своекорыстием власти за каждый закон, за каждое юридическое дело и тем самым повышение научности юридической практики. Да, в этой борьбе власть имеет последнее слово. Но каждый отдельный успех науки влияет на тенденцию правового развития. Недостижимость бессмертия не останавливает медицину и борьбу за каждую жизнь в отдельности. Так же должна жить и юридическая наука.

Власти досаждает прессинг науки, раздражает критика правительственных решений за ненаучность и своекорыстие. Для воспрепятствования этому прессингу давно есть ряд испытанных методов. Один из самых известных: разделяй и властвуй. Для научной среды он может быть успешно использован за счет предрасположенности ее к спорам между собой.

Можно хорошо финансировать не только часть науки, являющейся служанкой. Может быть, большая польза для власти – в финансировании фундаментальных чемпионатов по гимнастике ума, в которой ученые будут сражаться как гладиаторы, рождая идеологию крысы-кинга для власти. Идеология, сестра не только политики, но и догматизма, – лучшее средство для окончательной расправы с теми, кто досаждает практическими решениями, заваренными, конечно же, на неверных «измах».

Роль юридической науки будет возрастать тогда, когда основные свои усилия ученые направят не на споры между собой, не на соревнования по гимнастике ума, а на объединение усилий по решению практических задач, толерантно относясь к мнениям коллег. Не надо уничтожать научных оппонентов. Практически непригодные идеи сами по себе останутся незамеченными. А вот к тому, что уже сделано в науке, воплотилось в юридической практике, надо относиться бережно, не подвергая необоснованным действительностью переименованиям. Надо продолжать дело, а не начинать все время новое, топчась в итоге на месте.

В.П. Реутов, доктор юридических наук, профессор: Статья В.В. Лазарева, несомненно, вызывает большой интерес, ибо затрагивает немало глубинных проблем, имеющих место в современной юриспруденции, большинство ее положений заслуживают поддержки и дальнейшего развития. Мне, в частности, представляются весьма справедливыми и ценными замечания автора, содержащие критику подхода, игнорирующего влияние на развитие права социальных антагонизмов, места и роли классов в общественном производстве и потреблении общественного продукта. Однако предлагаемое автором понятие «дискомфорта», на мой взгляд, вряд ли несет в себе значительную эвристическую ценность. Оно несет в себе оттенок эмоциональной оценки, но в значительной мере лишено конкретного содержания.

Гораздо убедительнее выглядят соображения автора о том, что в числе главных факторов, обусловивших буржуазные революции на Западе или революции 1917 г. в России, а вместе с тем и появление политико-правовых исследований, необходимо назвать состояние экономики и политические интересы. Оценка автором статьи сегодняшнего состояния науки с данных позиций вызывает уважение и отличается честностью и последовательностью. Можно только добавить, что приведенные автором статьи примеры «прислужничества» науки власти не изжиты до сих пор. Не знаю, насколько точны мои наблюдения, но представляется, что острые критические статьи о состоянии правовой сферы, так сказать, «вести с фронта», появляются почти исключительно в изданиях общественных организаций и учебных заведений. Издания, принадлежащие государственным структурам, предпочитают «приглаженные» и «прилизанные» публикации. Это же можно сказать и о диссертационных исследованиях. Работа, в которой содержалась бы достаточно резкая оценка положения дел, вряд ли имела бы шансы быть основанием для присуждения ее автору ученой степени.

Из рассматриваемых В.В. Лазаревым вызовов правовой науке со стороны юридической практики я бы особо отметил попытку анализа роли юридической практики граждан и их объединений. Однако, автор не вполне прав, когда утверждает, что они (граждане) не участвуют в формировании «живой ткани отношений». Юридическая практика граждан и иных субъектов, не обладающих властными полномочиями, косвенно, через судебную и иную правоприменительную практику, все-таки оказывает влияние на развитие права и находится в поле зрения юридической науки.

А.С. Бондарев, кандидат юридических наук, доцент: Одним из существенных социальных внешних вызовов современной российской юридической науке является низкий уровень правовой культуры как рядовых, так и занимающих государственные должности россиян. Низкий уровень правовой культуры россиян существенно снижает качество правотворчества, применения и реализации права в стране.

В своей статье В.В. Лазарев пишет, что «отечественная наука последние полвека уделяла пристальное внимание правовой и антиправовой культуре, но явно недостаточно – влиянию права на позитивное развитие общей культуры в разных ее проявлениях». На мой взгляд, такая оценка, особенно нашей юридической науки, по поводу ее внимания к изучению феноменов правовой и антиправовой культуры, слишком преувеличена. На самом деле, наша юридическая наука до сих пор твердо не определилась даже с понятием «правовая культура». Человек, не обученный языку, посредством которого опредмечены нормы действующего права, не сможет распредметить нормы права, и законы для него останутся неведомыми.

Существует более 250 определений правовой культуры. Чаще всего она рассматривается в отрыве от ее носителей – субъектов права. К примеру, под правовой культурой нам предлагают понимать: а) В.И. Каминская и А.Р. Ратинов – систему овеществленных и идеальных элементов, относящихся к сфере действия права, и их отражение в сознании и поведении людей; б) Н.Н. Вопленко – совокупность правовых ценностей, выработанных человечеством, отражающих прогрессивно-правовое развитие общества; в) Л.А. Морозова – качественное состояние жизни общества; г) В.П. Сальников – совокупность всех позитивных компонентов правовой деятельности в ее реальном функционировании, воплотившая достижения правовой мысли, юридической техники и практики, и т.д.

Приведенные образцы существующих определений правовой культуры не позволяют найти пути целенаправленного воздействия на нее – на ее формирование и развитие. Как, к примеру, можно целенаправленно воздействовать на «совокупность правовых ценностей, выработанных человечеством» или на «систему овеществленных и идеальных элементов, относящихся к сфере действия права»? Отрыв правовой культуры от субъектов права, ее создателей и носителей делает ее неприступной.

Правовая культура, на наш взгляд, есть правовое свойство субъектов права. Она есть степень их правовой развитости, правового совершенства, уровень способностей их качественно творить и эффективно использовать необходимые правовые средства для достижения своих правомерных целей, своих правомерных интересов и потребностей и воплощающих эти свои способности в социально-правовую активность.

Правовая культура имеет, таким образом, сложную структуру – она есть сплав истинных правовых знаний (знаний природы, необходимости, требуемого по жизни содержания как объективного, так и субъективного права и обязанностей), позитивной правовой убежденности в их ценности, социально-правовой активности субъектов права. Указанные элементы ее имеют свою сложную структуру.

Правовая культура есть только «живое» человеческое явление. Она живет только в правовом сознании и правомерном поведении всех субъектов права. «Живая» правовая культура субъектов права может быть опредмечена, т.е. выражена в тех или иных предметах правовой культуры. Опредмечивание и распредмечивание – это две философские категории. Опредмечивание – это переход совершаемого субъектом процесса в объект, превращение действующей способности в форму предмета. Распредмечивание – это обратный переход предметности в живой процесс, в действующую способность: оно есть творческое начало освоения субъектом предметных форм культуры. Идеальное «живет только непрерывно исчезая в опредмечивании и столь же непрерывно возникая вновь из распредмечивания».

Так, посредством «живой» правотворческой культуры – своих правотворческих знаний, умений, глубокой правовой убежденности и целенаправленной правотворческой активности – субъекты правотворчества в своем правосознании создают только мысленный образ (идеальную модель) содержания жизненно необходимой нормы права. Без опредмечивания (объективации) она неотделима от своего создателя, известна только ему. Опредмечивание идеальной модели нормы права – процесс перехода и воплощения правотворческих знаний и способностей субъектов правотворчества в предмет – правовой нормативный акт, благодаря чему он становится общественным по своей природе предметом правовой культуры. Таким образом, следует заметить, что существующая система правовых нормативных актов России есть сложная система опредмеченных правовых культур субъектов правотворчества разного уровня.

14 июля 2011 года в Российской газете были официально опубликованы «Основы государственной политики Российской Федерации в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан», утвержденные Президентом РФ 28 апреля 2011 года. В п. 1 читаем: «Развитие правового государства, формирование гражданского общества и укрепление национального согласия в России требует высокой правовой культуры, без которой не могут быть в полной мере реализованы такие базовые ценности и принципы жизни общества, как верховенство закона, приоритет человека, его неотчуждаемых прав и свобод, обеспечение надежной защищенности публичных интересов». И эти Основы, сказано в их п. 3, «направлены на формирование высокого уровня правовой культуры населения…»

А в наших юридических учебных заведениях студентам-юристам – будущим проводникам правовой культуры населению – правовая культура изучается весьма поверхностно. Она рассматривается односторонне – только в связи с правосознанием. В учебниках этому отводится одна небольшая глава. Студентам не раскрывается роль правовой культуры как позитивной «движущей силы» процессов правотворчества, реализации права, правоприменения, юридической ответственности и т.д. Следовательно, юристы-профессионалы, не получив в учебном заведении серьезных знаний о понятии, содержании и серьезной роли правовой культуры в жизни права, а также о путях ее формирования и развития средствами своей профессиональной юридической деятельности среди населения, не выполняют свой долг. Именно: сознательно, планомерно и целенаправленно средствами своей юридической деятельности формировать правовую культуру своего человеческого окружения.

Вывод напрашивается сам собой. Чтобы выпускники профессиональных юридических учебных заведений могли эффективно выполнять свой долг – нести правовую культуру в массы, их самих необходимо вооружить соответствующими знаниями и умениями. Для этого, на наш взгляд, необходимо в каждом юридическом учебном заведении иметь приличный курс (с лекциями и семинарскими занятиями) «Правовая культура, современные пути ее формирования и развития».

Д.Н. Круглов, кандидат философских наук, доцент: Предложение профессора В.В. Лазарева искать выход из кризиса современного научно-теоретического правосознания посредством рассмотрения вариантов возможных ответов на объективно сформировавшиеся «вызовы» представляется эвристически плодотворным. Еще Арнольд Тойнби доказывал, что именно творческое меньшинство, изменяя стереотипы мышления и поведения как ответ на осознанные ими вызовы, определяет ход истории.

Однако, если обсуждать по отдельности внутренние и внешние вызовы – со стороны экономики и политики, юридической практики, организационных форм существования науки или ее методологического оснащения, то легко пройти мимо фундаментального вызова, воздействие которого выходит далеко за пределы нашей научной отрасли. Таковым мне представляется «внешне-внутренний» вызов, который бросает как ученым, так и практикам современная цивилизация – это вызов глобализации. Профессор С.Б. Поляков почему-то считает, что для теории государства и права это означает лишь пересмотр отдельных понятий правоведения. Хотя здесь надо говорить в первую очередь об опасности увязания в долголетнем кризисе, в котором оказалась советская теория права, и из которого упорно не желает выбираться постсоветская. Нам давно пора осознать, что современная юридическая наука перестала быть российской, немецкой, британской или никарагуанской. В свое время бурно развивались особая «советская» и своеобразная «национал-социалистическая» биология. Результаты хорошо известны. А вот математике и физике в нашей стране повезло, равно как и нашей стране повезло с математикой и физикой: попытки придумать особую, национальную, физику и математику не прошли.

В то же время теория государства и права у нас своя собственная. До сих пор главнейшим признаком хорошей подготовки специалиста по теоретическим проблемам права является хорошая осведомленность по поводу того, что когда-то говорили по тому или иному поводу советские правоведы и цитирующие их же наши современники.

Действительно, специальная догма права может быть создана на основе системы права отдельной страны. В то же время особенности формы и содержания национальной системы в современных условиях проявляются только в рамках одной из основных правовых семей. Переживаемый нами процесс перехода к информационному обществу ставит вопрос не только о конвергенции правовых систем, но и о складывании глобальной правовой системы (и не только и не столько в области международного права).

Выступавший в свое время на нашем факультете Н.М. Марченко заявил, что главнейшей из юридических наук сейчас является сравнительное правоведение. Этот тезис сейчас не выглядит таким уж радикальным, как еще 10 лет назад. За это время проблема «местечковости» российской юридической науки стала еще очевиднее.

В.В. Лазарев сетует: «Многие ли труды наших известных юристов изданы на Западе?» Встречный вопрос: а насколько востребованы в современной России труды хотя бы европейских и американских классиков двадцатого века? На кого будет опираться в своих изысканиях российский теоретик права: на С.С. Алексеева и Н.В. Витрука или на Герберта Харта и Джерома Фрэнка? Даже те немногочисленные переводы, которые вышли за последние четверть века интересуют только специалистов по истории правовой мысли. В России по состоянию на март 2013 года только один (!?) специальный журнал по юридическим наукам оказался в международном индексе научного цитирования, да и тот по криминологическим наукам.

В своем последнем учебнике по истории и методологии юридической науки В.М. Сырых совершенно справедливо ставит вопрос о форсировании социально-правовых исследований. Их развитие в советское время было блокировано крайне неудовлетворительным состоянием дел в области социологической теории «среднего уровня» и методики конкретных наблюдений. За счет активной абсорбции признанных во всем мире способов и средств полевых исследований и вала переводной литературы социологи двинулись вперед. Результат налицо – чуть ли единственные внятные результаты эмпирико-социального изучения юридической практики в современной России получены «чистыми» социологами, а не юристами (в Центре исследований проблем правоприменения при ЕУСПб, возглавляемого воспитанником советских, английских и канадских социологов В. Волковым). Социологическая юриспруденция ни в одном из ее классических видов в России так и не сложилась, теоретическая база юридической социологии еще в зачаточном состоянии, а ведь именно социологическая теория права десятилетиями определяла основные научные тренды в западной юриспруденции, поскольку она содержит органон, способный сориентировать юридическую практику в целом и отдельные ее области.

Право в его аксиологическом аспекте (справедливости, свободы, социального порядка) никогда не выступало в качестве одной из «коренных» ценностей российской цивилизации. Всплеск интереса к юридической науке совпадал, как правило, с периодами, когда правящая бюрократия срочно нуждалась в квалифицированных юридических кадрах и начинала лихорадочно развивать соответствующие образовательные заведения. Так было при Петре Первом (российская система права только начинает складываться), Николае Первом (этот процесс завершается), Александре Втором (реформируется в сторону современной ограниченной монархии). Преподаватели этих заведений имели прямое отношение к зарубежной (в особенности немецкой и английской) юриспруденции. До 1770-х годов в России вообще не было ни одного русского профессора права, обходились немцами, шведами и швейцарцами. В 1840-х годах лучших русских выпускников командировали на учебу в Германию и по возвращении принимали у них профессорский экзамен. «Золотой век» российской юридической науки отличался интенсивной рецепцией новейших западных идей, тесной интеграцией исследований и даже выходом одних и тех же трудов на русском и немецком языке, двуязычие тогда было нормой.

В 1918-м казалось, что юриспруденции пришел конец, поскольку коммунистическая перспектива ликвидирует государство, а вслед за ним и право, но крах европейского коммунистического движения и развитие новой советской государственности потребовали обновления правовой доктрины. И опять пригодились немцы – в конце концов, приспешники Вышинского «застолбили» в качестве аксиом общей теории государства и права серьезно препарированные марксизм-ленинизм и кельзеновский нормативизм (В.М. Сырых хорошо показал, как мало все это походит на правовые теории самих Маркса и Кельзена).

Так выглядели «ответы» на «вызовы» практики, образования и науки в имперской российской истории.

Наша же модернизация в форме вовлеченности в глобальные интеграционные процессы неизбежна, как бы ни завывали по этому поводу клерикалы, «патриоты» и прочие традиционалисты. Кстати, все настоящие славянофилы великолепно знали европейские языки и отталкивались от зарубежных традиций. Так что освоение классических и современных западных идей – это вопрос не столько теории, сколько практический вопрос. Например, описание того, как формируется и реализуется судебный прецедент, данное американцем Р. Дворкиным, очерчивает ту же самую матрицу, что проявляется при исследовании психических и идеологических мотивов, которые движут нашими мировыми и обычными федеральными судьями, при всем видимом доктринальном различии правовых систем. Имеется сильное подозрение, что юридическое мышление вне зависимости от типа правовой культуры и даже исторической эпохи, содержит некие инварианты, так сказать, «общую грамматику», благодаря которой установление связей и взаимовлияние идей юристов, принадлежащих к разным странам и народам, не имеет абсолютно непреодолимых барьеров.

В.В. Боголюбов, аспирант: Профессор В.В. Лазарев указывает, что «исследовательские задачи и цели диктуются не только внешними, но и собственно внутренними относительно самостоятельными потребностями, обусловленными механизмами развития науки».

Представляется, что данное понимание внутренних вызовов науке является не вполне содержательным. Внутренние вызовы определены В.В. Лазаревым исходя из неконкретизированных понятий «самостоятельных потребностей науки» и «механизмов развития науки». Фактически внутренние вызовы науке определяются исходя лишь из сущности самой науки. Возникает ощущение оторванности внутренних вызовов от внешних, науки от реальной жизни.

Полагаю, что к определению внутренних вызовов науке необходимо подойти исходя из сущности науки в проекции к действительности, обусловленной внешними вызовами.

Наука представляет собой наивысшую форму человеческой активности, направленной на получение истины: адекватного знания о действительности.

Как человеческие чувства познают лишь внешнюю сторону действительности, предоставляя человеческому разуму первичный материал для установления внутренней стороны познаваемого (его сущности), так и внешние вызовы юридической науке трансформируются в ее внутренние вызовы, обусловливаемые необходимостью установления реальной «сиюминутной» сущности понятия, либо инструмента, которыми юридическая наука пользуется веками.

Совершенно справедливым и синонимичным представляется определение внутренних вызовов С.Б. Поляковым как кризисов понятий, обусловленных внешними вызовами.

Внешние вызовы формируются ежесекундно, поскольку являются следствием реальной жизни реальных людей. Внутренние вызовы появляются порционно в результате аккумуляции определенной дозы человеческого опыта. В определенный период количество внешних вызовов переходит в качество, влекущее неизбежность внутренних вызовов. Науке надлежит незамедлительно реагировать на реальную историческую необходимость получения адекватных ответов на поставленные самой жизнью вопросы.

Практика является критерием истины, а соответственно, и критерием уровня научного знания. Деятельность суда и «администрации» является критерием юридической истины.

Низкое качество правоприменительной деятельности напрямую свидетельствует о соответствующем низком уровне общей правовой культуры, явившемся следствием отсутствия адекватного знания о юридической действительности.

Отсутствие адекватного знания о юридической действительности свидетельствует о стагнации юридической науки, отсутствии ответов на получаемые из реальной жизни сигналы.

Юридическая практика требует от юридической науки, как наивысшей формы человеческой активности, получения адекватных ответов на внешние вызовы действительности, представленные в науке как вызовы внутренние.

К сожалению, современное российское государство не имеет стержня общей правовой культуры, представляющего собой непрерывное позитивное взаимодействие юридической науки с представителями юридической действительности: государственной властью и обществом.

Указанная проблема может быть разрешена лишь путем оперативного государственного вмешательства: сбалансированной правовой политики, сближающей науку и практику.

А.И. Сидоренко, аспирант: В статье профессора В.В. Лазарева вызывает интерес классификация научных исследований: 1) «служанки» действующего политически господствующего класса; 2) исследования, претендующие на поиск истины; 3) «социальная алхимия», являющаяся не чем иным, как словоблудством. Автор справедливо отмечает, что современные исследования, в большей части, не претендуют на серьезный «изобретательский» уровень, а несут в себе своего рода «рационализаторские предложения». Более того, справедливым представляется замечание, сделанное С.Б. Поляковым по поводу значимости того или иного нового научного положения, не имеющего практического значения.

Таковы работы, в которых предлагается внедрить, исключить или дать новое толкование имеющимся понятиям или категориям. В социальных науках особенно четко проявляется исторический характер таких понятий, как «суверенитет», «справедливость», «свобода», и т.д., употребление которых на сегодняшний день производится в смысле, отличном от изначально им присущего. Однако зачастую предлагаемые нововведения не вписываются в систему имеющихся понятий, чем демонстрируют незавершенный характер произведенного исследования.

Кроме того, важным является замечание В.В. Лазарева о влиянии глобализации на современную науку. Учитывая, что объем научных знаний, а также обмен ими увеличиваются экспоненциально, все чаще приходится отечественной юридической науке воспринимать те или иные положения зарубежной правовой доктрины. Российская юриспруденция пережила этап глобальных заимствований в период становления государства, особенно во время написания Конституции РФ 1993 года. В отечественном законодательстве появились именуемые ранее «буржуазными» положения о правах и свободах человека, как высшей ценности. Сегодня отечественная теория права развивается под влиянием зарубежных школ юриспруденции и практики международных правоприменительных органов, особенно судов. Одной из главных проблем при этом является правильное заимствование тех или иных положений, понятий, логических конструкций и т.д. Так, например, в практике Европейского суда по правам человека неоднократно давалось определение понятия «правовая определенность». Со временем это понятие включало в себя новые компоненты («ясность судебных решений», «ясность срока, в течение которого право вновь может быть оспорено» и т.д.), что соответствовало требованиям изменяющихся общественных отношений и компетенции Европейского суда. Конституционный суд РФ воспринимал данные правовые конструкции в своих постановлениях, на которые в дальнейшем ссылались арбитражные суды и суды общей юрисдикции. Тем не менее в практике высших судов России правовая определенность не всегда толкуется в полном соответствии со смыслом постановлений ЕСПЧ. Случается, аутентичный текст судебного акта и его русский перевод не совпадают полностью, что также затрудняет понимание понятия «правовая определенность», чем порождается проблема адекватного восприятия зарубежного языка юриспруденции. Помочь в подобных ситуациях правоприменителям должна юридическая наука. Необходимо понимать истоки, из которых рождаются те или иные понятия. Изучив работы представителей западной юридической науки, в том числе упомянутых Герберта Харта, Джерома Фрэнка, станет проще использовать заимствованные правовые конструкции.